– Страсти накаляются. – Людочка закрыла ноутбук. – Думаю, что здесь вы как-нибудь и без меня обойдётесь. А я сгоняю на денёк в Москву. Разузнаю судьбу шестопаловских бумаг, а заодно проверю на практике одну свою идею… Удобнее всего на бумаге пишется тогда, когда листы сложены в стопку. Писать на крышке стола или на какой-то другой твёрдой поверхности не с руки. Так?
– Допустим, – буркнул Цимбаларь, ещё не догадываясь, куда она клонит.
– Если мои предположения верны, то на каждом уцелевшем листке отпечатается текст предыдущего листка, недоступный безоружному взгляду. Таким образом, мы сумеем увеличить объём анализируемых материалов чуть ли не вдвое. Не исключено, что найдутся даже утерянные фрагменты координат.
– Вдвое! Эк ты хватила! – усомнился Кондаков. – Не забывай, что листки пропадали не строго через один, а как придётся, вперемешку. Справив нужду, старушки хватали первое, что подворачивалось им под руку. Это только мужчины любят читать в сортире познавательную литературу. Наш Ваня тому пример… Ещё хорошо, если ты вернёшь из небытия хотя бы десятую часть шестопаловских записок. Твоё счастье, что он пользовался шариковой ручкой, которая оставляет на бумаге достаточно глубокие следы.
– Тут вы меня, Пётр Фомич, поддели совершенно справедливо… – Людочка, в отличие от Цимбаларя, всегда признавала свои ошибки. – Учту на будущее… Без меня не скучайте, постараюсь вернуться пораньше. А вы в моё отсутствие продолжайте искать Филиппа. Проверяйте не только физических лиц, но и субъекты хозяйствования. Я недавно выяснила, что в Петербурге и его окрестностях имеются сразу три фирмы, названия которых способны привлечь наш интерес. Это «Автокосметика Филиппа-Хольта», «Филипповские булочные» и российский филиал компании «Филипс Глуилампенфабрикен».
– Проверим, не беспокойся, – заверил её Кондаков. – Только ты в Москве не нарвись на Горемыкина. Простой головомойкой не отделаешься. Придётся ещё и трусы снимать.
– Пётр Фомич, вы же знаете, как я вас уважаю… – Людочкины слова сопровождались обычной для неё ангельской улыбкой. – И потому мне особенно горько убеждаться в вашем прогрессирующем маразме…
На нынешнем этапе расследования Людочка, двое суток подряд не расстававшаяся со своим ноутбуком, как бы выполняла функции воздушной или даже космической разведки, издали фиксируя все более-менее заметные следы, оставленные покойным Шестопаловым в бесчисленных закоулках мирового информационного пространства.
Естественно, что за это время она не прикоснулась ни к одной книге, которую в поисках неведомых истин листал Шестопалов, ни к одной карте, где он, возможно, оставил какие-то свои пометки, ни к одному архивному документу, чья сомнительная ценность компенсировалась ностальгической тягой человечества к осколкам минувшего.
Вся эта чёрная и, прямо скажем, неблагодарная работа ложилась на плечи Цимбаларя и Кондакова, в опергруппе выполнявших обязанности сразу и танка, и бульдозера, и ассенизаторской бочки. Именно они должны были вступать в непосредственный контакт с намеченными целями и на месте определять их истинную цену, беспристрастно отделяя зёрна от плевел. И это при том, что окончательный успех был отнюдь не гарантирован.
Первым делом следовало проверить архивы, где в этом году успел побывать Шестопалов. По жребию Цимбаларю выпали картографический, научно-технический и судебный. Кондакову – всё остальное.
Попив напоследок пивка, которое, как известно, является наипервейшим средством от архивной пыли и сырости, друзья разошлись в разные стороны. Путь Цимбаларя лежал на улицу Зодчего Росси, а Кондакова – на Советскую.
В картографическом архиве у Цимбаларя потребовали специальный допуск, подписанный и заверенный теми же самыми людьми, которые уволили с работы проводницу Удалую, задержали ларёчника Мишу, приписали себе ликвидацию Гладиатора и время от времени привечали в своих кабинетах двуличного Кондакова.
Пришлось Цимбаларю совать измождённой архивной даме стодолларовую бумажку, возможно, ещё хранившую на себе следы крови и слёз, пролитых жертвами бандитского пахана Клима.
Мучительно краснея и что-то несвязно бормоча, она приняла это царское подношение, заключавшее в себе сразу и новые колготки, и лекарства для старушки-матери, и лакомство для детей, и приличные сигареты для мужа, и ещё многое другое, однако сразу побежала пить валерьянку – универсальное бабье лекарство.
Карты, разложенные перед Цимбаларем (а он предварительно убедился, что это те самые, которыми в апреле интересовался Шестопалов), размерами превышали знаменитые шемаханские ковры, и на них можно было разглядеть не то что каждый дом, но даже каждое деревце перед его фасадом.
Цимбаларь честно убил несколько часов, пытаясь проследить на картах роковые параллели, но не нашёл никаких следов, указывающих на место грядущего взрыва: ни карандашных точек, ни булавочных проколов. Это в равной мере относилось и к обеим столицам, которым ещё предстояло хлебнуть горя, и к близлежащим областям, надо надеяться, уже испившим свою чашу до дна.
В архиве научно-технической документации царили куда более либеральные нравы, и общегражданского паспорта вполне хватило для того, чтобы получить десять годовых подшивок журнала «Научное обозрение». Бегло просмотрев несколько статей, посвящённых не столько научным проблемам, сколько оголтелой пропаганде марксизма, который виделся авторам панацеей от всех социальных, экономических и политических проблем, Цимбаларь заскучал.
Обратившись к самому последнему журнальному номеру, увидевшему свет в июле тысяча девятьсот третьего года, он стал изучать его выходные данные: тираж, формат, объём, адрес редакции, название типографии, не преминув поинтересоваться и фамилией редактора.
Фамилия, надо сказать, была самая простая, но по-своему любопытная – Филиппов. Конечно, скорее всего это было совпадение, Филипповых на Руси ненамного меньше, чем Ивановых. Тем не менее Цимбаларь принудил себя прочитать несколько редакторских статей: о философии, о литературе и о новейших достижениях химии. Поистине этот Филиппов был настоящим энциклопедистом, этаким Ломоносовым местного масштаба. Записав все более или менее существенные сведения в блокнот, Цимбаларь двинулся дальше, но сейчас на его душе уже не кошки скребли, а тихонько чирикала какая-то пташка, едва-едва вылупившаяся из мрака безнадёжности.
В судебном архиве, после многочисленных реорганизаций вобравшем в себя фонды Департамента полиции и Охранного отделения, Цимбаларя неожиданно выручило служебное удостоверение. Посетители здесь делились строго на две категории: сотрудников правоохранительных органов и прочих граждан. Излишне говорить, что к цивильным особам и отношение было соответствующее – обслуживали их во вторую очередь, а отвечали с третьего раза.
