Новый сеанс тишины был просто пропитан пораженным изумлением. Стас застыл, не донеся прикуренную-таки сигарету до рта и не отводил перепуганного взгляда от оратора. Вика в ужасе вжалась в диван. Алиса, оцепенев, смотрела на Стаса. Женька медленно и тихо сполз со своего кресла на ковер. Парочка Саш сидела, не шевелясь. Виктор машинально крутил колок гитары, даже не замечая, что струна сейчас лопнет. Азамат что-то неслышно шептал – причем, скорее всего, что-то глубоко нецензурное. Антон наматывал на палец прядь своих длиннющих волос, а когда добрался до уровня лица, уставился на этот самый палец так, будто впервые его видел. Инга же просто смотрела в пространство невидящим взором.
Теньк!
Лопнувшая струна произвела эффект небольшой бомбы. Все вздрогнули, Стас обжегся сигаретой, Антон едва не вырвал несчастную прядь, а Азамат навернулся с подоконника.
– Извините, – прошептал бедный Виктор, тряся рукой, на которой набухала алая полоса – след удара струны.
– А я знаю, почему Вика поверила Стасу в кабинете, – неожиданно произнесла Инга. Взоры всех присутствующих немедленно обратились на нее. – Он же эмпат.
Сил на какое-либо активное проявление эмоций не осталось уже ни у кого, и Ветровский просто поднял на девушку взгляд.
– Поясни, о чем ты. И почему я сам этого не знаю.
Инга отбросила с лица упавшую темно-каштановую прядь волос.
– Вы помните, после чего я к вам пришла? Кто не помнит: после второго благотворительного вечера. Там был инцидент, когда один из пришедших парней громко заявил, что все это ложь и способ выманить у них денег. Стас повернулся, и спокойно на него посмотрел. Именно спокойно, как-то почти безразлично. Я сидела рядом с этим придурком, и его взгляд сперва скользнул по мне. С кем-нибудь из вас когда-нибудь случалось такое, что вы внезапно начинали испытывать какое-либо сильное чувство, к которому не было никаких предпосылок? Ощущение безоблачного счастья после выматывающего рабочего дня, когда на самом деле хочется только лечь и отключиться до утра, а дома еще куча дел, или наоборот – всепоглощающее отчаяние, когда все так хорошо и безоблачно, или ничем немотивированный беспричинный страх? Я сильно сомневаюсь относительно телепатии, но вот эмпатия – это реально существующая вещь, уж студенты психфака должны об этом знать. Правда, в психологии эмпатия описывается как способность принимать чужие эмоции…
– Инга! – в один голос воскликнули Алик, Женька и Азамат. Девушка слегка смутилась.
– Извините, увлеклась. Тогда, на концерте, мне было просто интересно и довольно приятно – музыка, стихи, все прочее, мне это все очень понравилось. А когда я на секунду почувствовала взгляд Стаса, на меня неожиданно нахлынула волна слишком противоречивых эмоций. Мои собственные перемешались с горечью, некоторым презрением, жалостью и краткой, злой обидой. Я еще тогда подумала про эмпатию, но как-то не стала развивать эту тему.
– Но если даже и так, то в тот вечер ты поймала эмоции Стаса, направленные на того парня, так? – уточнил Саша, дождался кивка и продолжил. – Сегодня же в кабинете Вика почувствовала, что Стас говорит правду. Как это могло быть эманацией?
Инга улыбнулась.
– Ну вот, слово "эманация" знаешь, а азов вранья – нет. Что нужно сделать, чтобы по-настоящему убедительно солгать?
– На время самому поверить в то, что ты говоришь, – безэмоционально ответила Вика и разрыдалась.
Еще ни разу в жизни Стас не испытывал такого облегчения.
"Святой судьбе не прекословь,
Воет толпа, чувствует кровь!"
Не сходится. Упорно, упрямо, категорически не сходится. Где-то в исходных данных, принятых за аксиому, большая ошибка. Принципиальная ошибка. Из-за нее логичная картина происходящего никак не может сойтись.
Он отбросил стилус, вскочил, прошелся по комнате. Это было не просто важно – жизненно необходимо. Он должен докопаться до истины! Иначе дальнейший шаг, должный определить его путь на долгое время, возможно – на всю жизнь, не мог быть сделан. Нельзя ошибиться, нельзя…
Ошибка в исходных данных. Все остальное уже десять раз проверил он и три различных программы-анализатора, одну из которых он написал сам. А если ошибка в исходных данных, то вычислить ее будет достаточно просто – надо только поочередно каждую аксиому называть гипотезой.
Вернувшись за стол, он начал быстро набирать новый код для программы. И через полчаса комп безразлично выдал наиболее вероятный результат. Практически единственно возможный результат, потому что рядом с восьмьюдесятью пятью процентами шестнадцать процентов второй по вероятности кандидатуры на ошибку смотрелись как-то… несерьезно.
Несколько минут он тупо смотрел на голоэкран, где равнодушная программа высвечивала результат анализа. Потом резкой командой выключил комп, погасил в комнате свет, на ощупь зажег ароматические палочки, помогающие расслабиться и войти в медитативный транс, лег на пол, раскинув руки и ноги, и стал смотреть в потолок, привычно выравнивая и замедляя дыхание и сердцебиение.
Мозг работал четко, как никогда. Десятки вариантов изобретались в одно мгновение, а в следующее уже проверялись и отбрасывались. Когда-то он не верил, что сможет с такой легкостью просчитывать в уме столь сложные и многоуровневые схемы с таким количеством данных, но уже давно убедился, что возможности человеческого мозга значительно превосходят даже самые смелые предположения ученых.
Гипотеза за гипотезой, вариант за вариантом, теория за теорией… все облетали, как осенние листья в ураган. Куда там компьютерному анализатору, тупой программе с заложенными действиями! Человеческий мозг гораздо совершеннее, быстрее и, что самое главное, – во сто крат гибче любой программы. И вполне способен решить задачу, на которую глупая программа выдала такой невероятный, невозможный ответ.
Когда он открыл глаза, за окном уже светало. Ароматические палочки догорели, оставив на полу светло-серые полоски пепла. А он чувствовал стекающие по вискам слезы и, казалось, его душа тоже вмиг покрылась слоем пепла – но не тонкого, лишенного запаха, а жирного и черного, какой остается от сгоревшего человека. Или от испепеленной веры в того, кто был дороже себя, кто наставлял и подсказывал, кто столь многое показал и рассказал…
Спекшиеся губы неохотно разомкнулись, с них сорвался тихий, обреченный стон:
– Учитель!
Холодный душ на время привел его в чувство. Он стоял на ледяном кафеле, чувствуя, как вода стекает по спине, как мокрые пряди липнут к щекам и лбу, и понимал, что глазам тоже уже холодно. Горячих капель больше не было. Вернулись самоконтроль, уверенность, спокойствие. А их искусственное происхождение – это нестрашно, это не надолго. Всего на пару часов. Больше не понадобится.
