Хотя может этот «силенсиозо ассасин» и был одним из таких, просто очистка небоскреба от паразитов была его побочным заданием и он понимал, что не стоит тратить слов на ленивых аборигенов, возомнивших себя королями возрожденного дикого мира.
Гадать и предполагать глупо – слишком мало фактов. Я опять ощущал себя только что рожденным в стальной жопе мира гоблином. Снова в наличии лишь вопросы, но почти никаких ответов. Но сейчас было все же кое-какое отличие – мои воспоминания стерты не полностью и медленно восстанавливаются.
Будет еще время подумать о молчаливых жнецах.
Хотя что тут думать? Что-то подсказывало, что подобных запретных «очагов» полным-полно по всему миру. Система наверняка регулярно посылается чистильщиков, руководствуясь простым надежным правилом: пусть в унитазе скопится побольше дерьма, прежде чем дергать за ручку смыва.
Усмехнувшись, я потратил три десятка шагов, обходя странное дерево, с шипастыми алыми плодами, серыми узкими листьями и растущими из единого основания многочисленными тонкими стволами с бурой гладкой корой. Дерево я обошел на уважительном расстоянии – все под его кронами усыпано мертвыми насекомыми и мелкими зверьками. Ну нахрен…
Пролез между двумя вздыбленными плитами, не обратив внимания на лежащий череп и пару костей. Услышав зыбкий знакомый звук, ненадолго замер, прислушиваясь. Убедившись, что мне не почудилось, прежде чем двигаться в ту стороны, оценил собственное состояние. Еще не хватало свалиться с очередным приступом в самый неподходящий момент. Организм отрапортовал, что вполне бодр, но голоден. Что ж – это идеальное состояние для короткой драки, но худшее, если предстоит долгое неподвижное наблюдение за подозревающей что-то целью.
Выйдя из-за кучи, что некогда была солидным кирпичным домом, я остановился за спинами сидящих на продавленном капоте лежащей в углублении мертвой машины. Гоблины наслаждались отдыхом. Копья и мачете приставлены к ободу того, что некогда было всепогодным многоколесным вездеходом класса люкс – тут в прошлом на самом деле жили богатые гоблины, могущие позволить себе большие траты. Хитрые ушлепки, прежде чем остановиться на отдых, убедились, что их не видно с небоскреба, усевшись так, чтобы их прикрывало несколько еще не обрушившихся домов. Неподалеку от оружия находились корзины наполненные цельным кирпичом – груз невелик, максимум под сорок килограмм. Но для этих тощих доходяг, да еще и при такой влажной жаре… это серьезное испытание. На это они и жаловались, передавая из рук в руки мутную пластиковую бутылку с водой и дымящийся окурок замусоленной сигары. По прикрытым грязными майками спинами стекали капли пота, а из ртов изливались жалобы.
– Бастардос просят все больше. Десять ходок в день! Кто подумает о моей спине? – качая головой, вздыхал тот, чья голова походила на поросший черным жидким пухом бугристый орех – Кто подумает о моих ногах?
– Им плевать на твои ноги и спину, амиго. Им плевать – закачал башкой и тот, кто мог похвастаться нечесаной желтой гривой собранной в пук на затылке – Им нужен кирпич. Белый кирпич.
– А нам таскать!
– Но таскать не слишком далеко, амиго. Машина рядом.
– Тебе легко говорить, Ампи! Ты к нам пришел когда? Год назад?
– Где-то так.
– А я тут напрягаю жопу уже третий год подряд! И конца работе не видно. А ведь консильери обещал!
– Тише… тише…
Порывшись в кармане шорт, «орех» вытащил на свет блеснувшую золотом зажигалку, несколько раз щелкнул крышкой и вздохнул:
– Давай уж целую раскурим. Доставай сигару, Ампи.
– Педро…
– Давай, Ампи.
– Но Педро… – продолжал мямлить желтоволосый, с радостной улыбкой вытягивая из поясной сумки сигару – Мы ведь берегли ее на особый случай. На праздничный…
– Ампи… я тут подумал – кто знает, когда мы умрем? Вдруг не доживем до того дня, когда Сильви наконец решит раздвинуть ляжки. Она обижена – ведь мы тогда чуток попортили ножами харю пришлой Вулры, превратив ее в уродину. А зачем та тупая сука смеялась над нами? Эх…
– Сильви почти согласилась. Мы почти уговорили эту шлюху, Педро. Еще пара подарков, чуток листьев коки… и она наша на целую ночь! Моя мечта сбудется! – широко улыбнулся желтоволосый, крутя перед собой сигару – И никаких больше игр с ножами под кайфом! И знаешь… у меня есть ощущение…
– Какое, Ампи? – с предельной серьезностью спросил Педро, щелкая зажигалкой и высекая язычок пламени.
– Мне так хорошо… так классно… думаю, я буду жить долго – ответил Ампи, наклоняясь к огню зажигалки.
Вытянув руку, я схватил его за пук волос, оттянул голову назад и перерезал ему глотку. Выхватив сигару, наклонился в замершему огоньку зажигалки, пыхнул пару раз и, зажав дымящуюся сигару в зубах, с интересом спросил у охреневшего Педро:
– А у тебя какое ощущение?
– Мерде-е-е…. - проблеял тот, глядя как хрипящий друг падает харей на капот и замирает в скрюченной позе, посреди растекающейся лужи крови.
– Мне нужны ответы.
– Дерьмо…
– Мне нужны ответы – повторил я, ударом ножа отсекая мужику ухо и тут же зажимая ему пасть.
– М-м-м-м-м!
– Ты очнулся?
Увидев бешеное мигание, я дымно улыбнулся и убрал руку:
– Машина где?
– Т-там…
– Как далеко?
– Шагов триста…
– Откуда брали кирпич?
– Там. Двести шагов. Старая крепкая вилла облицованная белым красивым кирпичом…
– Сколько там еще носильщиков?
– Сегодня никого. Только я и… – Педро глянул на затихшее тело, судорожно сглотнул и заискивающе улыбнулся – Что ты хочешь, амиго? У меня есть пару безделушек… не здесь… там… но я принесу. Только не убивай.
– Сколько у машины гоблинов?
– Кого?
– Сколько еще ушлепков у машины?
– Трое. Трое, амиго. Если надо – я успокою их. Отвлеку!
– Трое бойцов?
– Двое. И водитель. Но водитель вооружен обрезом.
– А бойцы?
– Автомат у одного. Второй с помповым дробовиком. Патронов мало – они на вес золота, амиго, на вес золота! Консильери прибьет любого, кто просто так потратит выстрел…
– Броня?
– А?
– Бойцы чем защищены? Бронежилеты? Кирасы? Шлемы? Размазанное по жопам высохшее дерьмо?
– У всех бронежилеты и шлемы, амиго. Но…
– Но?
– Жарко…
– И?
– Они все сняли. Жарко, амиго. Душно.
– Жара – это повод снять защитный шлем и бронежилет? – удивленно моргнул я – Охренеть…
– Сидаджи мертв. Мы тут одни. Не считая больших кошек и черных медведей. Пантеры приходят редко и… они умные… они приходят сюда чтобы полакомиться дикими свиньями, живущими на улицах. Амиго… послушай… прояви душевную щедрость…
– Ага – кивнул я и полоснул его по горлу.
Вскочив, Педро крутнулся в странном булькающем танце, споткнулся о труп и рухнул с капота на землю. Оглядев корзины и копья, я ничего не тронул. Принюхался к содержимому в бутылке и, убедившись, что это вода, выпил остатки, после чего двинулся в указанном направлении.
Как странно – чем больше я убиваю, тем лучше себя чувствую.
Машина и охраняющие ее дебилы обнаружились быстро – благодаря ленивым громким голосам и противному позвякиванию доносящемуся оттуда же, искать долго не пришлось. Выглянув из очередного автоматически найденного укрытия, я задумчиво оглядел то, что померший амиго называл «машиной». Для начала мое внимание привлекло то, что издавало пронзительный вибрирующий звон. Увидеть увидел, а вот понять удалось не сразу.
Деревянный ящик открытый с двух сторон. Установлен на широченном капоте машины, частично перекрывая обзор тому, кто сядет на переднее место рядом с водителем. Внутри повернутого открытой стороной к ветру ящика странная хреновина, похожая на жестяной вентилятор, ловящий загнутыми лопастями легкий ветерок и ими же звякающий о медный нижний обод висящей над ним хрустальной люстры с уймой висюлек. При каждом едва заметном легком ударе люстра содрогалась и противно звенела – причем звенела скорее не своими висюльками, а странными металлическими рогатками приваренными к верхнему ободу. Камертоны? Резонаторы? Не знаю, я не настолько продвинут в этой музыкальной теме. Но рогатки обмотаны проводами, а от люстры под капот уходит провод, а среди висюлек отчетливо различаются несколько достаточно больших ламп. Звук противный даже для меня – обычного гоблина. А что слышат собаки, к примеру? Или кошки? Вряд ли они захотят приближаться к источнику мерзкого звука. Провод уходил и к вентилятору. Потрясающая хрень, в общем. Что-что, а подобную штуковину вмонтированную в машину я никак не мог ожидать увидеть.