Как-то просто и искренне он это сказал. А я показался себе глупым капризным мальчиком, который сам не знает зачем живет. Куда я вечно бегу, какая у меня цель? С чего я решил, что мне все должны, чем я лучше тех, кто работает каждый день и живет малыми радостями? Может я наконец там, где мне место?
— Да, — сказал я и почувствовал, как слезы подступили к глазам. — я остаюсь. А примет ли Кэтти меня? С ней как-то нехорошо получилось.
Док отрицательно покачал головой:
— Сэйра с радостью примет тебя, — спокойно ответил он. — Она хороший человек, хоть и не такая красивая как Кэт. А Кэтрин упустила свой шанс, теперь она будет растить сыновей сама.
— Какая еще Сэйра?! — удивился я.
Черт возьми, жизнь с Кэтти мне уже начала касаться совсем неплохим решением…
— Та, которая теперь первая в очереди на мужа. А от Кэтрин ты отказался. Как жаль, ты, как мне кажется, понравился ее детям.
— Слушай, но она спасла мне жизнь, она же меня из воды выловила! Давай скажем всем, что все в силе, и мы с ней будем жить вместе?
Док встал и несколько минут ходил по помещению, сцепив руки сзади.
— Майкл, — наконец серьезно сказал он, — ты должен кое-что понять. Не Кэтти тебя спасла из воды, а Бог спас тебя ее руками. И не ты отказался от нее, а не было на то воли Божьей, чтобы жили вы вместе. Не нам спорить с волей Господа и не смей даже думать о том, чтобы обманывать своих братьев. Тебе с ними жить и за ложь с тебя спросят.
Потом он повернулся и жестко посмотрел на меня:
— Майкл, ты принимаешь Бога в душу свою? Или я опять зря потратил свои силы, чтобы спасти тебя?
Я встал на ноги. Стоять было тяжело, я оперся о стену.
— Док, спасибо, что вылечил. Я твой должник…
— Просто ответь, «да» или «нет»! — жестко оборвал меня Док.
— Да, — ответил я. — И надеюсь, я не разочарую тебя больше.
Док устало сел за стол и закрыл лицо руками.
— Сэйра, — негромко позвал он. — Войди и стань женой Майклу. И да будет ваш союз вечным!
В дверь вошла рослая женщина с суровым лицом и широкими плечами.
— Здравствуй, Майкл. — ровно сказала она. — Отныне ты не брат, а муж мне. Навсегда.
РАЙ И АД
РАЙСКАЯ ЖИЗНЬ
Когда Сэйра мне сказала «навсегда», я посчитал это обычной ритуальной фразой. Но день сменялся другим, неделя проходила за неделей, и ничего не предвещало никаких перемен. Вот тогда это слово стало приводить меня в ужас, а мое решение остаться больше не казалось единственно правильным!
Жизнь братства была строго регламентирована и однообразна. Утро начиналось с короткой молитвы, потом завтрак и построение мужчин на работу. Каждый сам выбирал себе занятие на целый день, трудились сосредоточенно и молча.
Женщины тоже работали, но отдельно: у каждой стояла швейная машинка, и они шили какую-то одежду из очень плотной ткани. Но я никогда не видел, чтобы хоть кто-то такую одежду носил.
Работая вечерами, Сэйра сшила вещи и для меня. Пожалуй, это единственное, за что мне стоило ее поблагодарить. Ходить в одежде бывшего мужа Кэтрин я стеснялся, это был какой-то постоянный немой упрек.
В воскресенье никто не работал, все надевали чистую одежду и собирались на площадке перед зданием на проповедь. А еще, в этот день было принято ходить в гости к соседям и рассказывать о своих грехах из прежней жизни. Так я узнал, что Сэйра заработала на оцифровку, разорив компанию своих родителей: она сливала конкурентам инсайдерскую информацию. Когда все открылось, отец застрелился, а мать умерла. Сэйра сожалеет, что согрешила и поступила нехорошо. Но родителей ей не жалко, ведь они были упрямые и тупые.
Я не уверен, что все истории, которые я услышал, имели хоть какое-то отношение к действительности. Это было единственным развлечением для всех. И чем страшнее и изощреннее был проступок, тем большая аудитория была у рассказчика. Но вот Сэйре я почему-то верил.
Айзека, который помог, когда я подхватил лихорадку, приглашали в гости все. Его преступлениям не было числа, и рассказывал он их замечательно: с драматическими паузами, риторическими вопросами и обязательными слезами в финале!
А вот мне поделиться было нечем. Я не заблуждаюсь на счет своих добродетелей: образцом поведения меня точно не считает никто. Но вот сейчас мне в чем каяться? Что моя бывшая меня кинула, а весь мир дружно встал на ее сторону? Что потерял свои деньги и в тюрьму попал из-за недоработки программеров, которые писали антивирус? После разговора с Доком я честно пытался принять Бога. И потому всех простил. Но каяться-то мне в чем?! Впрочем, этого и не требовалось: здесь каждый старался рассказать что-то сам, а остальных рассматривал как аудиторию. А для меня это было что-то вроде воскресного шоу.
Мы работали в паре с Айзеком: выламывали блоки из тюрьмы и относили их на руках к строящемуся зданию. Когда их набиралось достаточное количество, замешивали раствор и выкладывали стену.
— Айзек, — спросил я, — а как тебя звали раньше?
Он хмуро посмотрел на меня:
— Это было неправильное имя, Майкл. У нас здесь только те имена, которые напоминают нам о Боге.
Я не стал спорить и решил поменять тему:
— А тебе не кажется странным, что мы с тобой выкладываем этот угол уже несколько недель. И никакого прогресса!
— А куда торопиться? — белозубо улыбнулся он. — Места хватает. А нам нужно трудиться, дабы искупить грехи, которые не дают нам вкусить сладости райской жизни.
— А что будет в райской жизни?
— Там будет благодать, — серьезно сказал Айзек. — Никто толком не знает в чем ее прелесть. Но не работать нельзя, это знают все!
— А почему нельзя, Айзек?
Он пожал плечами:
— Тебе ли не знать.
— Ты про лихорадку?
Айзек мрачно кивнул. Потом посмотрел на меня и тихо сказал:
— Только ни о чем не спрашивай Доктора. Не любит он этого. У Кэт был муж, он постоянно с ним спорил и чего-то требовал. А потом пропал. Вот и думай!
А чего тут думать, и так все понятно. Я давно подозревал, что лихорадка — какой-то фокус Дока. Без нее тут бы все давно разбежались. И я бы не раскис как ребенок от всего этого бреда про благодать и искупление грехов!
— Айзек, а ты не пробовал посмотреть, что там, дальше по коридору?
Он отрицательно покачал головой:
— Там тюрьма, Майкл. А мы выбрали свободу. И туда нам нельзя.
— Вот ты заладил: «тюрьма, тюрьма»! — обозлился я. — Был я в этой тюрьме, там точно не хуже.
Айзек ничего не ответил, только нахмурился и обиженно засопел. Я решил сменить тактику:
— А тебе самому не любопытно? Может, мы найдем то, что пригодится всему братству? А не понравится, вернемся?
Он вновь покачал головой:
— Не ходи туда, Майкл. Оттуда не возвращаются.
— Я-то вернусь, Айзек. А вот ты чего так уперся? Боишься, понравится?
Когда мы в очередной раз подошли к зданию тюрьмы, я не стал выламывать блоки, а пошел по коридору мимо бесконечных камер. Была надежда, что Айзек пойдет за мной, но оглядываться не стал. И зря! Я почувствовал сильный удар по затылоку — и тут же потерял сознание от боли.
Когда я открыл глаза, уже темнело. Но я был не в тюремном коридоре, а на площадке между двумя зданиями. Сильно болел затылок, куда Айзек приложился кирпичом. Но самое страшное — я лежал на земле, привязанный к какой-то доске.
Вокруг меня стояло несколько мужчин, они негромко о чем-то говорили. Потом разом замолчали и расступились. Появился Док. Только он был не в белом халате, как всегда, а в черной свободной одежде, которая колыхалась на ветру. Он стоял молча, глядя себе под ноги.
Возможно, это была просто иллюзия или мне показалось, но Док был намного выше и больше, чем обычно.
Мне почему-то стало страшно, его появление выглядело очень зловеще. И то, что он молчал, почему-то пугало больше всего!
Общее напряжение росло, я весь покрылся потом от гнетущего ожидания.
— Почему ты не остановил своего брата, Айзек? — наконец незнакомым низким голосом негромко спросил Док, по-прежнему глядя вниз.
