новых и не надо, – парировал Фима. – С вашего разрешения, я удаляюсь. Сударь вы мой, Владимир Петрович.
– Хорошо. Только не путайте Москву с Киевом. У нас с государственным антисемитизмом покончено, – внушительно заявил я.
Даже сам поверил.
– Что, и домой отвезут?
– С извинениями. Только уже не по воздуху.
– Оно и лучше, в вертолетах меня сильно укачивает. Из-за этого я даже яхту не покупаю. А где автомобиль?
– Да сразу за воротами.
– Ну, я пошел.
– Ну, берегите себя.
– И вам здоровьечка.
– Погода, знаете ли, слякотная.
– Просто мерзкая, – подтвердил Фима.
Уходить он явно не торопился. Тут я хлопнул себя по лбу.
– Алиса Георгиевна! Выдайте, пожалуйста, наши извинения.
АиЗ протянула незапечатанный конверт. Фима не удержался, пересчитал.
– Так, времена меняются. Пустячок, но душу греет.
– Приносим извинения от лица президента.
Фима еще раз взглянул на банкноты.
– Симпатичное лицо.
– Там изображен не наш президент, – холодно сообщила АиЗ.
– Так я и говорю, – ухмыльнулся Фима.
– Фимка, – прогудел Дима. – Что, совсем нюх потерял? Не старый еще ведь.
– Да старый я, старый. И насквозь больной. Прямо таким и народился. Шесть тысяч четыреста.
Вероятно, он очень уважал Шуру Балаганова. Я и бровью не повел.
– Годится.
– Владимир Петрович, сдается, вы не поняли. Я про евро говорю.
– Евро так евро. Чего непонятного?
– Так в неделю же, господин советник.
Тут я решил уважить Остапа Ибрагимыча.
– А пусть будет десять. Для ровного счета. Только идите, идите поскорее! Компьютеры уже дымятся. Вас дожидаючи.
– Кормежка за счет заведения? – несколько оторопело спросил гражданин Левитин.
– Сударь, наносите оскорбление Алисе Георгиевне. Полный пансион. Только чур, без моего ведома отсюда ни ногой. И зубы на замок.
– Ага. Замок, полный пансион. И сколько нам хлебать баланду?
– Месяца четыре. Ну, может быть, четыре с половиной.
– А не больше? – заподозрил Фима.
– Это уж вряд ли, – с большой убежденностью заверил я, глядя на хмурые облака за окном.
– Законы нарушать придется?
– Это еще зачем? Если будет мешать какой-то закон, то мы его изменим. По-моему, так лучше.
– Вот это приятно, – сказал Фима. – Мне многие законы мешают.
– Глядишь, и ам-амнистию заработаем, – сказал Дима.
– Все возможно, – обнадежил я. – Россия – страна внезапная. Уж если полюбит, то держись.
Дима взглянул на меня почти трезвым взором.
– А конец у вашей сказки будет счастливый, Владимир Петрович?
Я поднял глаза к итальянскому подвесному потолку с копиями фресок Микельанджело Буанаротти. Фрески изображали Страшный Суд.
– Вот этого, братцы, не знаю. Не от меня зависит. И даже не от президента. Только от него, – я кивнул на фрески.
– З-звучит песс-симис… – заметил Дима. – Как-то так звучит.
– От хорошей жизни еврея на небеса не позовут. Что, Владимир Петрович, здорово припекло?
– Будь здоров.
– Всеобщий конец наступает?
– Всего лишь общий, – бодро заверил я.
– Вот этого не надо, – сказал Дима. – Не надо общего конца, Владимир Петрович. Давно установлено, что каждому достаточно своего. Максимум – одного на двоих. Пардон, Алиса Георгиевна.
– Видимо, вы еще не успели привыкнуть к перемене общества, – снисходительно сказала АиЗ. – Неожиданно получилось.
Дима поморщился.
– Вряд ли смогу перевоспитаться, ваше величество.
– Почему? Вы же сумели бросить наркотики.
Дима закашлялся.
– Кажется, я могу идти? – спросил Терентьев.
– Ступайте, голубчик, ступайте, – милостиво позволил Фима, роясь в звездно-полосатой авоське. – Уморились, небось, нас задерживаючи… Царь Соломон, да где же мои очки? Неужели опять в холодильнике?
– Давно ты в тю-тюрьму не собирался, – добрым голосом сказал Дима.
Фима немедленно побагровел.
– Эта шутка надоела мне лет пятнадцать назад!
– У вас минус три слева и минус два с половиной справа? – спросила АиЗ.
Все уставились на нее. Фима покрутил головой, будто ему расстегнутый воротничок жал. Да и мне жутковато стало.
* * *
На втором этаже оба уткнулись в экраны. В курс дела вошли быстро.
– Ой, мама родная…
– И папа тоже.
– Да-а. Испуганный крантец корячится. В конце короткого туннеля. Владимир Петрович! Что ж вы так…
– Как?
– У-упругим дрыном, да по бритой тонзуре… Прямо как на дико-дискотеке в Сыктывкаре, честное слово.
Я усмехнулся.
– Ну, теперь-то вы на меня не в обиде?
– Да я как-то сразу почуял, что на вас обижаться – грех. А теперь вот вижу, что по-почитать вас надо, игемон.
– Разве можно обижаться на спасателя человечества? – рассеянно согласился Фима. – Второго после Христа.
Он снял очки и протер глаза.
– Димк, давай-ка, увеличь зверушку максимально. И пропусти сквозь фильтры.
– Эй, эй, – сказал я. – Полюбовались – и будет. Рассчитывайте последствия. Именно для этого вас наняли.
– А какой у нас доступ?
– К любому банку информации, находящемуся во власти президента России.
Гангстеры двух непростых народов ухмыльнулись одинаково.
– Годится. На первый случай. Вы уж не обижайтесь, Владимир Петрович.
– Обижаться на вас бесполезно. От меня что-нибудь нужно?
– Нужно знать некоторые исходные папа-параметры, отче вы наш. Вот, к примеру, какова скорость астероида?
– Относительно Земли – около тридцати четырех километров в секунду.
– Диаметр?
– Никто не знает. До трех километров. Возьмите в среднем… ну, полтора, что ли.
– Лучше три, – здравомысленно поправил Фима. – Запас никогда не повредит.
– Три так три. Вам теперь виднее.
– А масса?
– Вообще неизвестна. Пусть будет… мм, среднеастероидная.
– Надо бы знать точнее, – кислым тоном сказал Фима.
– Попытаюсь, но результат получим нескоро.
– Попытайтесь, голубчик Владимир Петрович. Попытайтесь, красно солнышко…
– Не поминай всуе! – с внезапной яростью оборвал Дима.
– Что не поминать?
– Ярило.
– Почему?
– Мне кажется, не стоит.
Фима озадаченно пожал плечами. Потом он мне поведал, что у Димки бывают страшные озарения. После исцеления от наркозависимости.
* * *
Туманян откликнулся через сорок секунд. Меня это порадовало, темп закручивался нужный.
– Ваграм Суренович! Можете организовать пролет спутника близ астероида? Тогда по искривлению траектории…
– Вас понял. Уже думаем над этим проектом.
– Сколько времени потребуется?
– Через несколько минут доложу.
– Спасибо. Ждем. Дима, Фима! По расчетам военных, падение случится в районе Исландии. Вводите гидрологическую, метеорологическую, сейсмическую и всякую прочую информацию. Короче, хоть черта вводите. Или число «пи». Но выдайте мне прогноз. Гоу, гоу! Фас, мои дорогие.
– Ишь, погоняла, – проворчал Дима.
– Хычник, – согласился Фима. – Сейчас я полезу в библиотеку Конгресса американского. А ты ныряй в Российскую академию наук. По пути можешь наведаться в ФСБ. Только не шали, никаких взломов, мы теперь мужи государевы.
– Э! Для ФСБ мы как были, так и останемся спай-мальчиками. Не забудь про британцев с их энциклопудиями. Хочу, чтоб они были на твоей совести.
– Ну, давай, рабо-работай, рабо-раб египетский.
– Из Египта мы давно эмигрировали. Ныне я свободный раб алчности.
Тут они, наконец, замолчали, безумно уставившись в мониторы. Это значило, что дело двинулось, и лучше не мешать. Я
