class="p1">
приготовиться
к
стрельбе
«
).
Второй стрелок повернулся немного вправо и сделал короткое движение пулемётом вверх — вниз.
—
Die zweiten Maschinengewehrberechnung das Feuer!
(«
Д
ú
а
цв
á
йтэн
маш
ú
нингвэа
бэрхЭнюн
дас
ф
á
я
«,
«
Второму
пулемётному
расчёту
— «
Огонь
«
).
Раздался оглушающий рокот протяжённой пулемётной очереди, сопровождающейся вспышками стробоскопа, установленного где-то сзади на потолке в углу.
«Тув-тув-тув-тув-тув-тув-тув-тув!!!» — долбила, не переставая, пулемётная очередь. В колонках слышался очень качественный чистый звон разлетающихся по полу гильз. Пулемётная лента двигалась из коробки через руки пулемётчика второго пулемётного расчёта. Внутри ствола вспыхивал яркий оранжевый свет. Откуда-то снизу по полу медленно пополз дым от сухого льда, в воздухе запахло жжёным порохом. На экране было видно уничтожение катера с разлетающимися кусками обшивки, взрывами, попытками встречных огневых атак, люди прыгали в воду и что-то кричали. Пулемётчик не останавливался. Немцы довольно слаженно и последовательно давали друг другу команды. На экране появлялись всё новые и новые катера. Офицер скорректировал первого пулемётчика и дал команду «Огонь!». Первый пулемётчик повторил те же движения, что и второй: повернулся с пулемётом влево — вправо и сделал движение стволом вверх вниз, как бы наводя его на цель. К общему шуму добавился рокот первого пулемёта. Обстановка внутри ДОТа начала принимать нагнетающий характер. Послышалась команда на смену стволов:
— «TauschedenStamm!» («Тош дэн стам!», «Сменить стволы!»).
На экранах было видно, как от стен бункера отлетают куски бетона и рикошет пуль поднимает почву перед амбразурой. Вдалеке было видно, как некоторым бойцам удавалось вплавь добираться до берега, но и здесь их поджидала неминуемая гибель. Огонь также вёлся и из других точек на сопке, но менее интенсивный. Всё вокруг было ярко красного цвета, как при огромном пожаре. Крики, вой сирены, немецкие ругань, два задавливающих своей огневой напористостью пулемёта, всё это вперемешку с гибнущими на экране солдатами и матросами Красной Армии, не утонувшими катерами, которые потеряли управление, сбились между собой и продолжали раскачиваться на штормовых волнах с свободном дрейфе, создавало адскую картину человеческой мясорубки с кусками искорёженного металла, взлетающих клочьев земли, фонтанирующей от пуль поверхности воды. Это был настоящий ад на Земле. Ад, которым командовали люди. Ад, который тяжело было себе представить наяву. Ад, который невозможно было забыть.
— DasFeuereinzustellen! («Дас фáя áйнцштэлен! Прекратить огонь!) — послышалась команда офицера.
Пулемётчики прекратили огонь. Новых катеров на экране больше не появлялось. Слышались какие-то переговоры немцев между собой. Обстановка внутри понемногу нормализовалась. Всё вокруг возвращалось в прежнее состояние, плоские экраны начали медленно уползать вверх. Включился свет. Фрэя стояла впившись руками в тело Джонса, на её глазах были слёзы. Джонс ещё некоторое время стоял в остолбенении. Гюнтер подошёл к ним с довольным и весёлым выражением лица, не выражающим ни капли удивления или соучастия в трагедии, в которую Джонс и Фрэя только что окунулись. Он протянул Джонсу чёрный буклетик, выполненный на очень качественном глянцевом картоне с тонким лазерным тиснением. Буклетик был рекламным, как программка в театрах с описанием месторасположения всех военных памятников Крыма. С обратной стороны на том же каллиграфическом немецком шрифте была надпись «Wirverstehen, dienegativenEmotionenzuschenken!» («Вир фэрштЭн, диа нигатúвэн úмоционэн цу шэнкн!», «Мы умеем дарить негативные эмоции!») и профиль Адольфа Гитлера на фоне развивающегося флага Немецко-фашистской Германии.
— Приводите друзей, обязательно! — сказал Гюнтер, прощаясь с гостями.
— Скажите, а это не опасно? — спросил Джонс в некотором опреснении настроения от увиденного.
— Я бы сказал, что это очень полезно, — ответил Гюнтер, — мы показываем людям правду такой, какой она была. Людям можно многое рассказать, но они не будут чувствовать это так, как если бы пережили на самом деле. Война давно закончилась, сегодня уже не осталось ни одного живого свидетеля тех событий, но мы можем сегодня вернуть любого человека туда для того, чтобы он не просто поверхностно знал, а ощутил на себе, какими жертвами Красная Армия добивалась этой победы.
— Скажите, а вас правда Гюнтер зовут? — спросил Джонс проходя сквозь массивный коридор бункера.
— Нет, не правда, — сухо ответил Гюнтер, — но для гостей я Гюнтер. Спасибо, что посетили наш аттракцион!
Джонс и Фрэя некоторое время шли молча, переваривая увиденное.
— Я в шоке, — внезапно сказала Фрэя.
— Да уж! — произнёс Джон.
Они встретили своих друзей по пути вниз к посёлку. Аксель и Кэтрин поднимались по асфальтной дороге вверх.
— Я не буду спрашивать тебя о впечатлениях, — сказал Аксель Джонсу, поравнявшись с ним, так как уверен, что мы почувствовали одно и тоже.
Джонс промолчал. Потом, сделав некоторую паузу, вдруг спросил у Акселя:
— Думаешь, в этом есть какая-то польза?
— Ты знаешь, мне кажется этот «пыточный кабинет» — хороший образец для того, чтобы понять, через что пришлось пройти нашим предкам, чтобы сегодня мы с вами здесь могли наслаждаться жизнью и отдыхом.
Друзья сошли с дороги на большое зелёное поле, которых здесь было много повсюду. До прибытия вертолёта оставалось десять минут. Джонс стоял в джинсах, рубашке с коротким рукавом, бейсболке и очках, на спине висел спортивный рюкзак. Он смотрел на заднюю часть памятника «Парус» на фоне чистого голубого неба и синего моря, и, осознавал всю прелесть этой свободы и чистой красоты по сравнению с тем, что только что увидел в немецком ДОТе. Он думал о том, что если один человек сознательно идёт на страшную героическую смерть только для того, чтобы другой после него воспользовался результатом, то это есть его единственная награда, которой нельзя разбрасываться ни в коем случае, иначе получится, что этот человек погиб просто так. И если тот, для которого пожертвовали своей жизнью, не ценит результат и отказывается от него, то он принимает позицию тех, кто убивал этих героев и сам превращается в убийцу.
ГЛАВА V. ПОЛЁТ В ДОМОДЕДОВО
КА-62 показался из-за пролеска неподалёку. Он был зеркально чёрного цвета с серебристой эмблемой корпорации по бокам фюзеляжа. Вертолёт завис в воздухе и начал снижаться, прижимая и взъерошивая в разные стороны траву на поле как волосы, которые сушат феном. На посадку ушло не больше двух минут. Вся команда погрузилась в уютный комфортабельный салон премиум-класса. Вертолёт взлетел и, накренившись в левую сторону начал движение назад и влево, задирая нос и уходя в затяжной плавный поворот, чтобы лечь на курс. На борту был сопровождающий, член корпорации, какой-то из ответственных секретарей в Москве.
— Приветствую! — прокричал он сквозь шум винтов и гул турбины, высунувшись наполовину в открытую им дверь
