интенсивный огонь, выпущено около ста снарядов, плотность огня высокая, огонь ведут три орудия, их дислокация, ориентировочно: десять километров, юг — ровно. Мною уничтожен дрон противника. Потери: двое легко раненых, потери оборудования — выясняю, — и теперь он решил написать главное: — Ожидаю атаки. И подпись: Начальник оборонительного узла «десять шестьдесят один». Позывной «Тридцать первый».
Он только закончил диктовать, а связист уже протягивает ему планшет: подписывай. Саблин, стянув перчатку, быстро набирает свой персональный командирский код. И сообщение тут же уходит, а он уже снова просит связиста:
— «Девятку» вызывай.
— Есть, — отвечает казак Милевич. И пока он копается в настройках, у всех казаков в наушниках слышится сиплый и злой голос:
— Казак Сапожников, четвёртый узел… Атака! «Крабы»! Повторяю, четвёртый — «крабы».
Молодой казак Милевич, по сути ещё не бывавший в серьёзных делах, до этого выполнял все команды Саблина быстро и с толком, а тут вдруг завис, замер. Урядник, конечно, его лица не видит, но знает, что на экране связиста, там, под забралом, — грубые формы шлема командира, ночь, насыщенный после разрывов пылью воздух, от которого быстро загрязняются камеры, а в голове у этого парня звенят произнесённые в эфир его однополчанином последние слова: «четвёртый узел атакован». Саблин несильно толкает его в локоть:
— Ну, заснул, что ли?
— А, нет, — сразу встрепенулся радист. — Просто «атака», я думал…
— Не думай, это не для тебя, для тебя — выйти на связь с «девяткой». Понял? Давай!
— Есть связь с «девяткой», — через несколько секунд сообщает радист. — Что писать?
— Пиши. «Я веду бой под плотным огнём, есть раненые, кажется, разбили РЭБ, пошли 'крабы». Поддержи огнём. Подпись: «Тридцать первый».
Радист протягивает ему планшет, и сообщение уходит. И чтобы не ждать, он приказывает дальше:
— Выходи на волну степняков, — позывной подсотенного Ефрема, подразделения которого должны были прикрывать Акиму правый фланг, был номер «семь». — Давай седьмого.
— Сообщение от соседей, с «девятки», — произносит радист.
Теперь здесь, у третьего узла, становятся слышны выстрелы. Пока винтовочный стрёкот, значит, «крабы» ещё не подошли на выстрел дробовика. Но урядник на это внимания не обращает.
— Что там с «девятки» пришло? Читай.
— «Вижу, слышу, — зачитывает радист, — поддержу огнём, готовлю группу для помощи. Сообщи, если понадобится. В случае необходимости переходи на открытый канал. Жду. Шестнадцатый».
«Ну вот, от такого сообщения стало полегче».
А радист снова говорит:
— Сообщение от «седьмого».
— Давай.
— «Про вас знаю, веду бой с превосходящими силами, обходитесь пока без меня. 'Седьмой». Китайцы степняков промять пытаются? — догадывается радист.
Хорошо, что он не говорит о том, что, промяв степных, НОАКовцы по барханам могут выйти во фланг и тыл их десятому узлу. Там, справа, самые плотные минные поля, но часть мин засыпана песком. А ещё самый крайний узел его обороны, шестой, не отвечает, не выходит на связь. Аким очень хочет знать, что там у Клюева, что со старым казаком, но торопить Самохина не желает. В общем, на данный момент степняки связаны боем, Клюев не отвечает, что с правым флангом — непонятно, и нужно ждать рапорта от Самохина.
— Держись в десяти шагах позади меня, — приказывает Аким молодому радисту, — подготовь открытый канал.
И тут до него доносится неприятный, почти звенящий хлопок.
Таннн…
И свист, а или жужжание осколков. Некоторые большие осколки летят с неприятным, басовитым, рвущим воздух звуком:
Выжжж…
А сам хлопок резкий, очень звонкий. Наушники берегут его уши, автоматически уменьшают звук, но всё равно выходит звонко. Мина сто двадцать миллиметров. Конечно, это не 210-миллиметровый «чемодан», блиндаж, к примеру, минами не разобрать, но их будут сыпать без перерыва. И они тоже опасны. Эти штуки сделаны из самого плохого железа, хрупкого и ломкого, и шрапнель в них увесистая. Если мина бьёт рядом, осколки ломают броню, а человек даже в доспехе запросто получает контузию. И вот ими будут теперь засыпать его позиции как песком. Без конца. Мины дешёвые. И сразу прилетает вторая мина, с небольшим перелётом.
— Радист, уходим, — командует урядник, — быстрее…
Он задирает камеры вверх, шарит в ночной темноте, но не находит дрон. Пыль стоит над позицией. А ещё темно. А эта хрень почти не оставляет теплового следа, тем более она может висеть в паре километров прямо над самой головой. Там её и без пыли ночью не увидать.
А это значит… А значит, РЭБ станция её не глушит.
— Радист, — командует Саблин, не останавливаясь. — Вызывай «сотню». Сотнику пиши.
— Готово!
— Пиши от себя, — уряднику некогда подтверждать сообщение своей подписью, — пиши, что китайцы подтащили миномёты. Бьют по позиции. Мин не жалеют.
— Есть!
— Отправляй и догоняй, — Саблин идёт на четвёртый узел.
[1] Связь прямой видимости.
Глава 5–6
А винтовочный огонь усилился. Теперь треск шёл по всей линии вокруг четвёртого узла. Четверо казаков энергично расстреливали патроны в темноту и пыль, умудряясь находить там небольшие и подвижные цели. Урядник взобрался на ступеньку, выглянул за бруствер в пыльную муть. Посмотрел, как написано было в его картах, в «организованное боевое предполье»… Стал вглядываться, искать камерами в пыли передвижные механизмы, несущие в его сторону запас взрывчатки… Стал прикидывать, далеко ли они прошли и скоро ли забегут в первые полосы минных полей. И…
Пум…
Донеслось до микрофонов на шлеме Саблина. Вдалеке полыхнул и тут же угас в ночи кроткий и быстрый всполох, осветив на мгновение облако пыли. «МПП-44». Самая простая из всех мин, работающая на контакт и вибрацию. Значит, первый робот, несмотря на плотный винтовочный огонь, добежал до первой линии мин. Саблин стал настраивать камеры и наконец начал различать за пылью быстрые механизмы, что ползли к его позициям. Метрах в двухсот от него, ловко
