Дженнингс кивнул:
— Отличный план. Пойдемте.
Зачем именно создавался этот комплекс и кто был архитектором этого здания, было известно только мадам Дассер и ее ближайшим родственникам. Но из него вышел довольно удобный штаб, тем более безопасный, что располагалось здание всего в нескольких милях от императорского дворца, и императорская секретная полиция, обыскав каждую комнату бесчисленное множество раз, объявила его чистым. К тому же зданием владела подставная компания, официально не имеющая никакого отношения к «Дассер Индастриз». Все это вместе означало, что у Клики есть надежное место для собраний.
Сидя в затемненной комнате, Чин—Чу обнаружил, что стал неизвестным номером историй подполья, когда смотрел голофильм о том, что некогда было его усадьбой. Нола сидела рядом, изо всех сил стараясь не плакать. Клика насчитывала уже сотни членов, но в исполнительный комитет входили только пятеро человек. Все они сейчас присутствовали, и все были в привычных просторных халатах.
Этот голофильм снимали через двадцать четыре часа после нападения секретной полиции на виллу Чин—Чу, и смотреть там было почти не на что. Дом вместе со всем его содержимым взорвали. А чтобы Чин—Чу наверняка понял, что ему хотят сказать, обломки сожгли. Две трубы еще стояли, как и рваный кусок кирпичной стены, но все остальное превратилось в груду почерневших дымящихся развалин.
— Мне очень жаль, — сказала мадам Дассер, — но мои имения тоже пострадали.
— И мои, — добавил Ари Госс.
— Мои тоже, — сказала Зорана Зикос.
— И наши, — вставила Сьюзен Ротенберг. Чин—Чу вздохнул.
— Думаю, этого следовало ожидать. Мы должны были выйти из подполья, и как только мы это сделали, они атаковали.
Нола издала придушенный звук.
— Но кое–что эти варвары проглядели… Мадам Дассер повернулась к ней:
— Проглядели? Что? Нола указала на экран.
— Смотрите… Скульптуры Серджи абсолютно нетронуты!
Все увидели, что ржавые металлические пластины, которые торговец сварил вместе, стоят себе, как стояли раньше, и засмеялись.
— Вероятно, тайная полиция решила, что кто–то уже разрушил их, — высказалась Зикос.
Чин—Чу улыбнулся и взял жену за руку.
— Смейтесь, если хотите, но у меня–то хоть есть вторая профессия, а кто из вас может сказать то же самое? Мы же не вечно будем революционерами.
— Серджи прав, — согласилась Ротенберг. — Мы должны надеяться на успех. Что произойдет, когда император будет низложен?
— Нам еще рано об этом беспокоиться, — рассудительно заметил Госс.
— Может быть, — ответила мадам Дассер, — а может быть, и нет. Давайте взглянем на отчет, который составили наши специалисты по информации и маркетингу.
Она нажала кнопку, и голокартинка распалась на тысячи световых осколков. Они закружились, погнались друг за другом и вернулись вместе, сложившись в комплект из восьми сводок, графиков и диаграмм. Будучи деловыми людьми, заговорщики выпрямились и все внимание обратили на экран. Дассер пояснила:
— Вот как выглядит ситуация. Хорошая новость заключается в том, что опрос общественного мнения, проведенный во многих местах и среди представителей разных культур, показывает, что народ согласен с нашим планом сражаться с хадатанами на краю и хочет нового руководства. Когда мы обошли императорскую пропагандистскую машину и дали населению настоящие факты, миллионы людей перешли на нашу сторону. Материал с Веретена был особенно эффективным. Граждане хотят войны и хотят ее немедленно.
— А плохие новости? — осторожно спросила Зикос.
— Плохая новость та, — ответила Дассер, — что люди не доверяют нам. Сумасшедший или нет, император олицетворяет собой стабильность, и народу это нравится, особенно когда они сравнивают его с нами. Вот, взгляните сюда. — С помощью световой указки она высветила некоторые статистические данные. — Так как мы бизнесмены и соответствуем общему определению «богатые», они боятся того, что мы можем сделать после свержения императора.
— Весьма здраво, — тихо проговорил Чин—Чу.
— Но это нечестно! — воскликнула Ротенберг. — Мы рисковали всем! Император закрыл наши компании, разрушил наши дома и приговорил нас к смерти!
— Итак, я буду кусаться, — мрачно сказала Зикос. — Каков ответ?
Мадам Дассер усмехнулась.
— Наши специалисты по связям с общественностью рекомендуют поэтапный подход. Они указывают, что Клика, составленная из безликих мужчин и женщин, мотивы которых сомнительны, выглядит менее привлекательно, чем один человек. Особенно в обществе, где вся власть была так долго сосредоточена в одних руках.
— Значит, мы должны выбрать, так сказать, представителя, — задумчиво произнес Госс.
— Или представительницу, — жестко уточнила Ротенберг.
— Верно, — подтвердила Дассер. — Специалисты по связям рекомендовали выбрать человека, который был бы членом Клики, имел самый обаятельный показатель личности, наименее угрожающее телосложение и самое большое сходство с кумирами разных культур. Такими, как Будда, Махатма Ганди, последняя императрица и Санта Клаус.
Все посмотрели на Чин—Чу. Он протестующе замахал руками.
— Нет!
Но исполнительный комитет проголосовал, и представитель был выбран.
* * *
Солнце лилось сквозь прозрачные стенки пирамиды, грея спину императора. Его фигура отбрасывала тень на гробницу. Император поднял руки. Тень приняла форму креста. Император пошевелил руками, увлеченно наблюдая, как крест движется. Вообще–то он пришел поговорить с матерью, спросить ее совета, но из–за голосов невозможно было думать. Они снова воевали, снова спорили о том, что он должен делать, и никак не могли прийти к единому мнению.
— Да он же сумасшедший.
— Еще бы ему не быть сумасшедшим! Любой бы стал, когда в голове такой кекс с изюмом.
— Прекратите! Мы должны сотрудничать, работать как одна команда, или вся империя погибнет.
— Ну и что?
— А то. Императора могут убить, а если он умрет, умрем и мы.
— Вот и отлично, — мрачно сказал другой голос. — Лучше смерть, чем такая жизнь.
— Ваше величество?
Император не сразу понял, что этот последний голос прозвучал извне. Он уронил руки. Голоса стихли до шепота.
— Да?
— Легион пробился в город. Через час–два они будут здесь.
Лицо говорящего показалось императору знакомым. Он заставил себя сосредоточиться.
— Адмирал Сколари! Что вы здесь делаете? Я же послал вас на Альгерон.
Сколари с трудом сохранила спокойствие. Дело и впрямь плохо… и даже хуже, чем ей докладывали.
— Вы приказали мне вернуться, ваше величество. И судя по тому, что я вижу, это была прекрасная мысль.
