— А ты действительно помолодел, Артём Грива, — сказал он.
— Ваше Величество, я не знаю, как так получилось. Если бы знал…
— Есть такое слово — чудо, — сказал Государь.
— Ну не то чтобы чудо. Есть одна фирма в Гонконге…
— Знаю, — перебил меня Государь. — Мне предлагали.
— И — вы?!..
— Я отказался. Мне довольно того, что Богом отпущено.
— Меня-то не спрашивали, Ваше Величество, — смущенно проговорил я. — К сожалению, я не имею права об этом рассказывать. Я поклялся…
— Можешь. Мне — можешь, — Государь улыбнулся.
Эту улыбку я помнил с детства. Именно так он улыбался на гало-портрете в моей детской. В углу — маленький иконостас, на стене напротив окна — Государь. Правда, на том портрете волосы Государя еще не были седыми.
— Мне — можешь, — сказал Государь. И добавил торжественно: — Именем Господа нашего освобождаю тебя от всех клятв, кроме дворянской присяги!
Я склонил голову. Государь — глава нашей Православной церкви. Выше него — только Господь. Его именем Государь всея Руси Александр Четвертый мог это сделать.
— Теперь честь твоя не потерпит урона, если ты захочешь поделиться со мной тем, что знаешь, — уже обычным голосом продолжал Государь. — Если захочешь, — повторил он. — Я тебя не неволю, Артём.
Я чувствовал, что Государь говорит искренне. И еще я знал: Государь предоставил мне выбор, потому что был уверен во мне. В том, что я, принимая решение, буду руководствоваться не собственной выгодой, а интересами моей страны. Так же, впрочем, как любой русский дворянин. Это был высочайший уровень доверия. Я могу промолчать. И никто меня не упрекнет. Никто не скажет: ты должен! Скорее всего, никто, кроме нас двоих, об этом даже не узнает.
Но я-то буду знать. И Государь. За мной останется долг, который мне, скорее всего, никогда не удастся вернуть.
И все-таки я колебался… Слишком много было в моей истории такого, во что очень трудно поверить. Поверит ли мне мой Государь?
Я встал и поклонился. И сказал честно:
— Благодарю, Ваше Величество! Я готов рассказать все, но не знаю, поверите ли вы мне…
— Я постараюсь, — со всей серьезностью произнес Государь.
Я говорил несколько часов. С самого начала. С того дня, когда заглянул в выжженное в бронированной двери отверстие и увидел существо, возникшее ниоткуда.
Это был долгий рассказ. Я рассказывал подробно, особо останавливаясь на том, что считал более важным. Собственные выводы старался свести к минимуму. Только факты. Государь прерывал меня крайне редко. Один раз — распорядившись, чтобы нам принесли поесть, второй — когда я рассказал о нашем разговоре с дядей Колей, случившемся в позапрошлом июле. Когда тайный советник сказал мне: «Государя здесь представляю я». Рассказывая об этом эпизоде, я попросил Государя снисходительно отнестись к словам начальника Управления по связям и не использовать сказанное мной во вред его карьере.
— Не беспокойся, Артём, — ответил Государь. — Я уже освободил его от обязанностей руководителя Управления. Он прекрасно справлялся со своей работой в спокойные времена. Сейчас это ему не под силу. Кроме того, я объединил все структуры, которые занимаются «ифритом» и взаимодействуют с Международным координационным Центром по исследованию «ифрита», в единую систему и попросил твоего деда ее возглавить. Он согласился.
Теперь мне стало понятно, почему дед теперь обитает здесь, во дворце, а не в своем уютном доме. И почему меня встречал дядя Коля. Дед снова взял его к себе.
Впрочем, это было не важно.
Я продолжил свой рассказ. Когда я дошел до моего путешествия в прошлое, Государь прервал меня в третий раз.
— Ты уверен, что это было на самом деле? — спросил он.
Я кивнул.
— Продолжай, — разрешил Государь, и я продолжил.
Кое о чем я умолчал. О том, что, по-моему, касалось только меня и Даши.
И о том, кто помог мне бежать с базы «Аладдина». Не то чтобы я не доверял Госудрю… Но я слишком хорошо знал технические возможности моих бывших коллег. И помнил, как мой аладдиновский браслет-коммуникатор игнорировал самые продвинутые русские «глушилки». Вот почему я умолчал об Ирландце и Хокусае. Я сказал, что бежал сам. Повинуясь некоему мистическому импульсу. Зато причину появления «открытого коридора» скрывать не стал. И разговор специального координатора Лю и доктора Сяня передал полностью. Заодно упомянув о своем чудесном умении понимать чужие языки.
Китайские происки Императора не удивили. Надо полагать, его удивило бы их отсутствие. А вот то, что я стал универсальным полиглотом, его заинтересовало. Он даже устроил мне маленькую проверку. Вызвал одного из своих лейб-гвардейцев, хакаса по происхождению, и попросил меня поговорить с ним на его языке. Как и раньше, мой дар заработал не сразу. Сначала я выслушал довольно длинный монолог по-хакасски, а потом — старинную воинскую песню, примерно на середине которой и «включился» мой переводчик.
Государь ушел, когда за окнами уже светало. «До завтра, Артём», — сказал он на прощание. «До завтра, Ваше Величество», — ответил я.
Но завтрашняя встреча не состоялась. В мире произошли события, которые оказались важнее нашей встречи.
Об этом я узнал позже. А тогда принял сообщение о том, что Государь занят и не может дать мне аудиенцию, совершенно спокойно. И решил использовать это время, чтобы дать себе маленькую передышку. Выспаться, побыть в кругу семьи…
Глава двадцать первая
Вечер в кругу семьи
Они сидели втроем в дедовых палатах и мирно беседовали. Вернее, беседовали дед с внуком, а Даша тихонько сидела на диванчике, поджав ноги. Она так и не привыкла к современной мебели.
— Чудесно поет твоя жена, — сказал дед. — Надо ее записать и пустить по гало. Это будет фурор. Поверь мне. Я в этом разбираюсь.
— Ты во всем разбираешься, дед, — с легким раздражением произнес Артём. — Мне не нравится эта идея.
Даша смотрела на них с удовольствием. Они оба были настоящие, дед и внук. Такие разные внешне — и такие похожие внутри. И оба светились.
Даша переменила позу, потянулась, вытянула ногу, растопырила пальчики…
Дед и внук посмотрели на нее одинаковыми взглядами. В этих взглядах было мужское желание и восхищение… У деда — больше желания. У внука — восхищения. Но от его взгляда у Даши сладко заныло внизу живота.
— Что такое — гало? — спросила Даша.
Дед успел первым. Он всегда успевал первым, если это касалось разговора.
