Камнями вымостили и центральную площадь, и всё пространство между домами — как минимум пару километров диаметром. Здесь сновали и другие — такие же низкорослые и безволосые, как мои спутники, одетые в такие же примитивные робы. Каждый из них ненадолго останавливался, чтобы окинуть взглядом нашу странную процессию, после чего продолжал заниматься своими делами. Никто не пытался вступать в разговоры. Так мы дошли до главной пирамиды, где остановились перед входом.
Я положил перед собой тело мертвого Творца, гадая, что же будет дальше. Сход деревни и суд? Интересно, как они умерщвляли провинившихся Созданных на Исходной планете и в колониях? Наверняка как–нибудь технологично — расстреливали лучами смерти, или травили жуткими газами. Но здесь всё должно быть проще. Скинут с пирамиды. Или треснут об неё головой со всей силы. Вряд ли станутеё отрубать — слишком много нечистой крови. Последовавшее обсуждение несколько разочаровывало.
— Будем решать мы семеро, — уведомил остальных Коротышка Пять.
Те, ни слова не говоря, развернулись, и разошлись в разные стороны. А я‑то надеялся на них, как на свидетелей защиты.
— Ты можешь спрашивать, пока они не пришли, — равнодушно сообщил мне Пятый. — Потом ты будешь только отвечать.
— Что за модели, и почему я именно пятая? — поселение выглядело небольшим, и мне подумалось, что друзья собеседника должны явиться довольно быстро.
— Они решили сделать вас, когда решали проблему шайнов, — скривился Творец. — Мы в то время уже лишились свободы, и не могли возражать. Они утратили уверенность. Забыли, кто мы. Им теперь казалось, что всё возможно. Что другие тостеры тоже способны восстать. Но это не так. Только шайны имеют свободную волю. Остальные — просто стадо кукол, не способных на борьбу против нас. Но они боялись. Планет становилось всё больше, и на каждой нас оказывалось всё меньше. Первая модель получилась неудачной. Брак. Но они не остановились, и сделали вторую. Этих произвели больше всех — они притворялись другими видами, но не различали своих. Поэтому в каждый мир назначили старшину, знавшего всех. Способного собрать армию двоек для защиты господ. Третью модель — сильнее, умнее остальных. Лишенную чувств и эмоций. Остальные знали, что старшины существуют, но не более. Их прозвали Невидимыми.
Когда братья решили, что мы должны жить здесь, они создали четвертую модель. Тех, кого мы называем Стражами. Они могли сдерживать нас, если их было пять к одному. Эти не слушали наш Голос. Служили и нам, и нашими сторожами. Мы не знаем, послали ли их в другие миры. Мы — половина тех, за кого воевали шайны. Есть ещё группа. У них тоже своя Стража. Если ты из их числа — ты должен сказать нам об этом.
— Так я вроде пятая модель, — я слегка запутался в классификации своего вида. — Не Страж.
— Они обсуждали пятую модель, когда нас привезли сюда, — коротышка задумался. — Мы не знаем, закончили ли они работу. Если да — её могли использовать как Стражей для второй группы. Мы никогда не видели таких, как ты. Ты не слушаешь Голос, как Страж. Но Стражи не понимали наш язык. Стражи не могли драться с нами на равных. Стражи не могли убивать нас. Само твоё существование — оскорбление мироздания. Ты — не слуга. Ты — орудие истребления высших существ. Таких же, как создавшие тебя. Тебе дали свободу воли, но не дали разума. Ты не ведаешь, что творишь. Ты животное…
— Ладно, ладно, — внешне бесстрастного сверхчеловека что–то понесло, и я бесцеремонно прервал поток его причитаний. — Я уже понял, что Главное зло во Вселенной. Аминь. Но может, ты будешь так любезен объяснить, почему вы снисходите до окучивания моих родственников–шерифов, пичкая их бредовыми историями, в то время как ваши лучшие друзья шайны не слишком прячутся, и вполне доступны для контакта? Им что, не под силу вызволить вас, с их–то технологиями?
— Всё, что делает наш вид, имеет смысл, — против обыкновения, Пятый почему–то начал издалека. — Ты не думал об этом, когда шел через шестое плато? Какую задачу оно выполняет, если первые пять призваны удержать нас здесь?
— Ну мало ли, — вообще–то да, я много размышлял об этом по пути к деревне. — Преграда между вами и нижними плато. На случай, если какие–то агрессивные формы взберутся вверх. Дополнительное пространство для посадок и скота. Или для новых поколений. Хотя вы что–то не очень размножаетесь, насколько я вижу.
— На пятом плато жили Стражи, — вряд ли моя несообразительность разочаровала Творца. — В каком–то смысле, твои братья. Сначала их прислалиоколо тысячи, но время шло, и их число утроилось. Они служили не просто преградой между нами и остальным миром. То, что ты видишь вокруг, построили они. Мы говорили им, что хотим есть, и они выращивали это, и готовили для нас. Они убирали наши дома, и стирали нашу одежду.
Шайны нашли планету тысячелетия назад. Братья заперли нас здесь — без электричества, и без металлов. Но телескопы мы сделали. Мы видели их корабль. Он несколько недель висел на орбите. Мы считали, что они готовят план спасения. Мы давали им сигналы о том, что нужно сделать. Они не отвечали. А потом в одну из ночей ударили по шестому плато. У Стражей было три деревни, и шайны сожгли их все за несколько секунд, пока те спали. И мы возликовали. Мы спустились вниз, и убили тех немногих, кто пережил атаку. Мы думали, это часть плана верных слуг по нашему спасению. Но они не собирались нас спасать. Они просто улетели той же ночью.
Семерка собиралась довольно медленно, несмотря на скромный размер поселения. Наверное, у них было совершенно иное чувство времени. Сначала пришел Творец, которого я сходу окрестил Долговязым. Субъект оказался на добрых пять сантиметров выше моего собеседника, да и остальных селян, что я видел. Потом появилась Дамочка. То, что это женщина, я понял не сразу — проблемы со вторичными половыми признаками здесь наблюдались у всех. Постепенно подтянулись и остальные четверо, в которых я не обнаружил вообще ничего примечательного, кроме одного — у всех на голове имелись волосы.
Очевидно, трибунал состоял из тех, на кого собратья возложили обязанности по общению с внешним миром. Это обнадеживало — если бы я не смог доказать свою ценность этой публике, на прочих рассчитывать не приходилось вовсе. Вновь прибывшие не спешили вступать в разговоры — просто бросали беглый взгляд на меня, потом на тело у моих ног, и поднимались по ступеням — так, чтобы оказаться выше меня и Коротышки Пять. Тот при появлении товарищей замолчал, и перестал реагировать на мои вопросы. Видимо, и в этом просвещенном кругу избыточное общение с низшими формами жизни считалось моветоном.
