К отставному капитану Приходько, с которым теперь были связаны все надежды на поимку Окулиста, опергруппа отправилась в полном составе, за исключением разве что Вани Коршуна, занятого свободным поиском.
Встреча должна была состояться во время обеденного перерыва, то есть на все дела отводился час времени.
Приходько был приветлив, моложав, сохранил военную выправку, и даже такой знаток человеческих душ, как Кондаков, не мог разглядеть в нём никакой червоточинки.
Он прекрасно помнил и времена своей службы в дисциплинарном батальоне, и рядового переменного состава Степанова, к которому до сих пор сохранял тёплые чувства.
— Он был очень похож на моего младшего брата, погибшего по собственной глупости в шестнадцать лет, — рассказывал Приходько. — Такой же вспыльчивый, ершистый, неустроенный. Бывало, гляжу на него, и комок к горлу подступает. Вот я и выделял его среди других, хотя делать это строжайше запрещалось... А почему Степановым интересуется милиция?
— Разве вы сами не догадываетесь? — Кондаков задал встречный вопрос.
— Признаться, нет... Наверное, опять что-то натворил?
— Скорее наворочал... Как волк в овечьем стаде. — В голосе Кондакова появились металлические нотки. — О подвигах вашего Степанова расскажет наша сотрудница Людмила Савельевна.
— Кроме всего прочего обладающая несомненным эпическим даром, — добавил Цимбаларь, пока остававшийся как бы в тени.
Кратко, без эмоций, строго придерживаясь фактов, Людочка рассказала о нынешней деятельности Степанова, больше известного под кличкой Окулист, и в подтверждение своих слов предъявила фотографии его жертв.
— У меня просто нет слов. — Выдержки Приходько хватило лишь на то, чтобы просмотреть первые три-четыре снимка. — Никудышными мы оказались педагогами. Не разобрались в человеке... А он из мелкого пакостника превратился в кровожадное чудовище.
— Не надо казнить себя, — сказал Кондаков. — Горбатого, как говорится, могила исправит. Не верю я во все эти бредни о перековке. Человек не волк. Его не обезвредишь, вырвав клыки и когти. Зло, однажды поселившееся в человеческой душе, неискоренимо. Рано или поздно оно себя покажет.
Людочка прокомментировала эти слова так:
— Пётр Фомич высказывает свою личную точку зрения, не во всём совпадающую с положениями современной криминальной психиатрии.
— Почему вы обратились именно ко мне? — спросил Приходько.
— Мы надеемся, что вы поможете нам выйти на след Степанова, — сообщил Кондаков. — Только не говорите, что с армейских времён вы с ним ни разу не встречались.
— Встречался, почему же... Какой мне смысл вас обманывать. Однажды, чисто случайно, мы буквально столкнулись с ним на Павелецкой площади. Меня ещё удивило, что под его курткой был бронежилет. Я в своё время понюхал пороху и в таких делах разбираюсь. Степанов сказал, что работает в частном охранном предприятии и сейчас идёт домой после дежурства.
— Когда это было?
— Да месяца три назад. В самом начале осени.
— Изменился ли он с тех пор, как вы виделись в последний раз? — спросила Людочка.
— Конечно, — кивнул Приходько. — Из мальчика превратился в мужа. Заматерел. Я сразу обратил внимание на внешнее спокойствие Степанова. Раньше его глаза бегали, как у шелудивого щенка. А теперь от бурных и неуправляемых эмоций не осталось даже следа.
— Ничего удивительного, — заметил Цимбаларь. — В Новосибирской школе киллеров с ним работали весьма опытные психологи.
— О чём вы со Степановым говорили? — поинтересовался Кондаков.
— Сейчас разве вспомнишь... — Приходько задумался. — Недобрым словом помянули прошлое. Он благодарил меня за человеческое отношение к себе. Обещал, что не останется в долгу... Когда я вскользь упомянул о своих стеснённых жилищных условиях, он предложил денежную помощь.
— Вы согласились?
— Конечно же нет.
— Он настаивал на своём предложении?
— В общем-то, да. Советовал хорошенько подумать.
— Источник своих доходов Степанов не называл?
— Сказал, что в последнее время очень хорошо зарабатывает.
— Тут он вас не обманул... Как вы должны были связаться со Степановым в случае положительного решения?
— Система была довольно сложная, — усмехнулся Приходько. — Он посоветовал мне дать частное объявление в газету «Из уст в уста». Вот только его текст я подзабыл. Надо дома поискать... А через денёк-другой после выхода газеты Степанов обещал сам позвонить мне. Свою визитку я ему оставил.
— Он чем-нибудь объяснял эти сложности?
— Да что-то говорил... Якобы по контракту с работодателями ему запрещается сообщать кому-либо свой телефонный номер.
— Вам это не показалось странным?
— Уж чего-чего, а странностей у Степанова всегда хватало.
— Нужно немедленно отыскать текст объявления. — Людочкины пальчики, каждый ноготь на которых был отдельным произведением маникюрного искусства, коснулась ладони Приходько. — Оно должно появиться в газете не позже среды. Возможно, это спасёт не одну человеческую жизнь... Конечно, вы вправе отказаться. Но тогда эти мертвецы будут еженощно сниться вам. — Она веером развернула на столе жуткие снимки. — А. после каждого нового преступления мы будем присылать вам очередную партию фотографий. Трупы женщин, трупы мужчин, трупы детей. Если вы не законченный эгоист, муки совести превратят вашу жизнь в ад.
— Если других способов найти Степанова нет, я, конечно, помогу вам. — Чувствовалось, что слова Людочки, как говорится, задели Приходько за живое. — Хотя у меня совершенно нет опыта оперативной работы.
— Он есть у нас, — веско произнесла Людочка. — От вас потребуется только максимальная естественность. И, ради бога, не пробуйте играть какую-нибудь роль. Люди, подобные Степанову, обладают звериным чутьём на опасность... Скажите, у вас есть семья?
— Была когда-то. Мы с женой в разводе.
— Следовательно, наша защита ей не понадобится?
— Не думаю. Она. живёт за пределами России.
— Тогда не будем зря терять время. — Людочка встала, давая понять, что предварительные разговоры окончены. — Поехали искать текст объявления.
— Но у меня могут возникнуть проблемы на службе...
— Сегодня вы получите на руки повестку из мобилизационного отдела военкомата, — сказал Кондаков. — Сроком на две недели.
— Вижу, что у вас всё заранее схвачено, — с уважением и даже с некоторой завистью произнёс Приходько.
— Кроме Степанова, — буркнул Цимбаларь.
Отставной капитан ютился в коммуналке, и его крохотную комнатку, доставшуюся в наследство от покойного отца, почти целиком занимали кровать, шифоньер и письменный стол. Однако везде царила идеальная чистота, и каждая вещь, будь то кофейная чашка или веник, имела своё строго определённое место. Этот безупречный порядок как бы служил немым укором другому холостяку, Кондакову, обожавшему разводить в квартире пыль, паутину и тараканов.
