— И ворота есть, и за нами уже наблюдают, — сказал Берзалов, который рассматривал цитадель в бинокль.
— Кто? — всполошился Гуча, который готов был спрятаться за ближайшие камни.
— Пока не знаю. Но какие‑то типы мелькнули и пропали на гребне.
— А ворота где?
— А сейчас увидим.
В тот момент когда дорога, казалось, уперлась в цитадель, она вдруг сделал зигзаг, и в складке стены они увидели узкие, высокие ворота, призывно распахнутые настежь.
— Чую, пропадём, — простонал Гуча, делая свой последний шаг за эту самую стену.
А за воротами находилась гора, пронизанная, как сыр, многочисленными туннелями. Из этих туннелей, как пауки, стали появляться дети. Их было много, тысячи, может быть, даже миллион. Они заполнили все пространство между стеной цитадели и горой и с любопытством зверьков следили за Берзаловым и Гучей. Впереди, словно вожак, выступал Кец. Он держал за поводок Сэра.
— Кец, — позвал Берзалов, — пойдём домой.
— Куда? — удивился Кец.
Было ясно, что только он один умеет разговаривать по — человечески, остальные только слушали. Сэр завилял хвостом и заулыбался. Чувствовалось, что ему нравится находиться среди детей.
— Домой, в экипаж, — грубо сказал Гуча и огляделся на детей, стоявших вокруг плотной толпой.
Были они какие‑то странные: с тонкими руками и ногами и все сплошь худосочные, как экспонаты в музее.
— А я уже дома, — ответил Кец.
— Ты же хотел Москву увидеть? — напомнил Берзалов и почувствовал, как его пробирает мороз.
— Нет той Москвы, — безжалостно ответил Кец. — Вообще ничего нет.
— А что есть? — наивно спросил здоровяк Гуча.
— А вот… — Кец показал рукой на гору, пронизанную многочисленными ходами и от этого похожую на огромный сыр. — Это наш дом.
— Пойдём, — устало позвал Берзалов. — Пока не поздно, пока ты ещё человек.
Дети вдруг загудели, засвистели на все рады, переливчато, и, как показалось Гуче, угрожающе.
— Командир… — сказал он и снял с плеча оружие. — А если они все кинутся?..
— Вашу — у-у Машу — у-у!.. — отрезвил его Берзалов. — Это же дети!
— Неоспоримо, как факт, но мама не поверила бы, — сказал Гуча, не убирая, однако, автомата.
— А Сэр? — привёл последний аргумент Берзалов. — Тебе его не жалко?
— Жалко… — вдруг признался Кец. — Нам кормить его нечем. Сэра я вам отдам.
— А как же вы сами? Что вы будете есть? — спросил Берзалов и сделал шаг, чтобы взять за поводок Сэра.
Отхлынули дети, как волна с крутого берега. Некоторые быстрее ветра скользнули по горе и исчезли в лабиринте ходов, другие с любопытством выглядывали оттуда.
Хитрость Берзалова не удалась. Когда, казалось, Кеца можно было схватить за шиворот формы и просто утащить с собой, он уже сидел в одном из туннелей и с превосходством выглядывал из него.
— Кец! — сказал Берзалов. — Так дело не годится. Комолодун умер. Теперь мы здесь хозяева.
— Не верю, — совсем, как Колюшка Рябцев, — ответил Кец. — Нас здесь любят и нас здесь понимают.
— А разве я не люблю тебя? — спросил Берзалов. — И боец Гуча тоже любит, — оглянулся он на Гучу за поддержкой.
Покрутил мордой Гуча и состроил самую уморительную физиономию, на какую был способен, хотя на ней всё равно было написано, что уступает он исключительно под давление, что он не то чтобы не любит детей, а относится к ним терпимо, ну а Кеца персонально, конечно же, уважает за твердость характера и весёлый нрав. Но при чем здесь любовь — морковь?
— Дядя Рома, — вдруг сказал Кец. — Уходите вы отсюда. Здесь для вас опасно.
И тотчас, словно в подтверждение его слов, под ногами ожила та самая «умная», то бишь «зелёная пыль».
Гуча отскочил назад, тащя за собой на поводке Сэра, и крикнул:
— Командир!
Но Берзалов, казалось, не замечает опасности. Он сделал шаг к Кецу, и «умная пыль» потекла под ногами, как вода. Кец отступил вглубь пещеры.
— Кец… — сказал Берзалов, — вспомни маму… мы найдём её.
— Она умерла.
— Я знаю, что она умерла, но ведь не для тебя?
— Не для меня… — согласился Кец.
— Люди должны жить с людьми, — привёл свой последний аргумент Берзалов.
Он уже был совсем рядом и заглядывал в туннель. «Умная пыль» поднялась до лодыжек.
— Но мы не люди, — ответил Кец. — Мы эти самые…
И тогда Берзалов прыгнул в надежде схватить Кеца. Не было у него другого выхода, как применить силу. Но Кец мелькнул, как заяц, и пропал за поворотом.
— Куда?! — Берзалов бросился следом.
Казалось, он вот — вот схватит Кеца за пятку, но в последний момент он ускользал. Да и Берзалову было неудобно бежать: мешал и автомат и всё то же «шмель — м». Бросить его Берзалов почему‑то не решался. Потом вдруг пространство раскрылось, и Берзалов понял, что он в центре горы. В зеленоватом свете инфракрасной подсветки он наконец различил того, кто был хозяином цитадели.
— Кто ты? — спросил Берзалов, сдергивая с плеча «шмель — м».
Существо, у которого не было ни головы, ни рук, ни ног, занимало все пространство под невидимым куполом. Берзалов почувствовал себя маленьким, несчастным человеком, попавшим в силки. Существо шевельнулось — всеми своими многочисленными лапами, но как‑то через силу, словно в нём кончилась энергия, а затем обдало Берзалова уже знакомым и очень крепким запахом клопа — вонючки. И Берзалов больше не стал искушать судьбу, а вскинул «шмель — м» и нажал на гашетку.
* * *
Больше он ничего не помнил. Впрочем, ему казалось, что к нему уже бегут: Архипов, Колюшка Рябцев и Сундуков с выпученными, как всегда, глазами. Потом почудился вертолётный стрекот, и Берзалов провалился в спасительный сон. И всё равно ему снилась фантасмагорическая чепуха, и он понимал, что это всё неправда, что он так не бывает, что все живы и здоровы. Ну почти все, и вспомнил старшего прапорщика Гаврилова, а потом — Бура, и они тоже были живы и здоровы.
— Где Кец? — спросил он, когда очнулся.
— С Кецом всё нормально, — ответил Архипов. — С ним психологи работают.
— А Гуча?
— Я здесь, товарищ старший лейтенант, — нагнулся Гуча.
— Ну слава богу, — сказал он. — А выпить у нас есть?
— Водки! — крикнул все хором. — Водки товарищу старшему лейтенанту!
Откуда водка? — удивился Берзалов и понял, что лежит он в госпитале и что вокруг всё белое и кафельное.
* * *
Прошёл месяц. Наступило лето. В землянке, под крепостной стеной, которую так и не разобрали, сидело первое отделение в полном составе. Славка Куоркис расставлял кружки, Геннадий Белов откупоривал бутылки, а все остальные вскрывали банки с армейской тушёнкой, рыбой и прочей едой.
