Ознакомительная версия.
– Понятно…
Разговор иссяк, но Габлеру не хотелось уходить. Уже завтра нужно было как-то продолжать жить, а как именно – он понятия не имел. И все не решался основательно подумать об этом.
– Ты знаешь, кто такие служители Беллизона? – неожиданно для себя спросил он.
– Беллизона? – переспросила веронка. – Кажется, что-то знакомое… Беллизон…
– Это бог беллизонцев, – пояснил Крис. – С Нова-Марса.
– А, беллизонцы… Слышала о таких. И что?
– Они тоже за выход из Империи. Не хотят ни с кем делить свою планету.
– Значит, кто-то из их верхушки захотел побольше власти, – убежденно сказала Лили. – Я из риголов, и фамилию должна была бы иметь другую: Ригол-Тилс-Веере-Мьон. Все наши фамилии начинаются с названия нашего народа. Но с такой фамилией тебе в жизни места нет. – Она горько усмехнулась уголками губ. – Нет такого народа…
И вновь у Габлера всплыло воспоминание о спорах прадеда Хенрика с его, Криса, отцом за бутылкой вина в дальней комнате. Он отчетливо услышал громкий раздраженный голос прадеда, словно перенесся в детство, в родной дом в Супергольме:
«А ты хоть что-то знаешь о риголах? Система Вертумна, планета Роуз. Роуз! Слышал о такой? Ты знаешь, как эти риголы дрались против колонистов? И что? Их просто стерли с лица планеты! Это что – нормально?…»
И хоть Шацкий и отрицал, что на Роузе было применено «геофизическое оружие», но вряд ли он говорил правду.
Стерли с лица планеты… Значит, не всех стерли… И те, кого не стерли, не желали прощать это Империи. И вошли в состав «Вероны». А лидеры ее, по словам Лили Акимжанов, думали только о власти. Если ей верить… А почему не верить?
– Нет такого народа, – повторила Лили. – А я надеялась, что будет… Очень надеялась… Но им это не нужно. Они заняты совсем другим… А нас используют, как… – Лили мрачно кивнула на скомканную Габлером салфетку. – Я в эти игры больше не играю…
– Так что же это выходит… – задумчиво начал Крис. – Я родился на Форпосте. И мои родители тоже. И их родители… Это их родина, и моя тоже. Другой у меня нет… Но ларки жили там раньше. Значит, что? Планета остается ларкам и прочим автохтонам, а все остальные… Куда все остальные?
– Не знаю… Все это с ходу, за день или даже год, не решается. Но начинать надо. Никуда от этого не деться.
– Получается, что каждый желает обособиться, замкнуться в своем мире и чужих не пускать?
Лили дернула плечом:
– Почему не пускать? Пускать… В гости…
Габлер поднял на нее глаза и медленно спросил:
– А зачем тогда Империя?
– А зачем тогда Империя? – эхом откликнулась риголка Лили Акимжанов. – Я сдаваться не собираюсь, и летать тоже буду. Только в другой стае…
Они сидели и молчали, глядя сквозь прозрачную стену на чудовищную гору Октагона, вздыбившуюся над столицей. Над планетой. Над системой Юпитера. Над всеми тридцатью тремя планетными системами Империи Рома Юнион.
– Ладно, я пойду, – наконец сказал Габлер. – Подумаю о направлении полета. Удачи тебе, Лили.
– Тебе тоже… Кристиан. Дай мне свой номер, на всякий случай… Если ты не против…
– Я против другого, – усмехнулся Габлер и достал из набедренного кармана джинсов унидеск.
Когда дверь перед ним открылась, он оглянулся. Риголка сидела, повернувшись к выходу, и смотрела на него. Он еле заметно кивнул и шагнул в дверной проем.
Вечерело. Людей и уникаров на улицах, кажется, стало еще больше. Сердце Империи продолжало биться без перебоев. Домой идти не хотелось – никто там его не ждал, – и Габлер побрел к Тибру, квартал за кварталом, скользя взглядом по лицам и не находя среди них ни одного, знакомого хоть чуть-чуть. Это были чужие лица. В голове звучал пьяноватый голос Гамлета Мхитаряна:
Я лишний в этом городе чужом,
Я одинок среди толпы гудящей,
Я одинок, как путник в темной чаще,
Я – словно грудь, пробитая ножом…
Брожу по улицам, пока не выйдет срок…
Услышьте, люди, зов души скорбящей!
Я одинок, как путник в темной чаще.
Я – одинок…
В прибрежном парке было тихо и, по сравнению с улицами и площадями, – почти пустынно. Извилистые дорожки, выложенные разноцветными, чуть светящимися плитками, разбегались в разные стороны под деревьями, огибая кусты, взбираясь на мостики над ручьями, окольцовывая фонтаны и вездесущие плиты с мудрыми изречениями древних. Цветы здесь росли прямо на лужайках, по траве бегали какие-то рыжие пушистые зверьки, похожие на белок, но с короткими хвостами, в густой листве копошились птицы, устраиваясь на ночлег. Тут было полным-полно скамеек, и Крис, не дойдя до набережной, устроился на одной из них, под раскидистым древесным великаном, который вздымался из фигурно подстриженного кустарника. Перед ним, по другую сторону дорожки, тоже зеленели кусты, похожие на разбросанные по лугу большие мохнатые шары. А еще дальше возвышался поросший деревьями холм – с его вершины уходила к Тибру невидимая отсюда роллер-трасса для любителей острых ощущений.
Он сидел на скамейке, прислонившись к спинке, – она подстроилась под его спину – и раскинув на ней руки. Даже не верилось, что вокруг – огромный город. Здесь ничто о нем не напоминало, и Октагон был закрыт деревьями. Однако с того места, где сидел Крис, было видно напоминание о другом – в наливающемся сумраком небе висел светящийся круг, подобный спутнику Вери Ромы. Красно-белый герб Империи, испещренный разноцветными звездами, с золотистым шариком Юпитера и зеленым – столичной планеты, сиял над Грэнд Ромой. Эта проекция была видна в темное время суток из любой точки континента. Во всяком случае, Габлер подумал именно так.
Он закрыл глаза, и легкий ветерок, принесший запах хвои, вдруг напомнил ему тот день, когда он, борясь со сном, сидел в чреве флаинга напротив вигиона Андреаса Сколы. Флаинг летел к Пятнистым горам, к храму служителей Беллизона, и он, Крис, думал тогда о том, что хотел бы стать капитаном и прокладывать дороги к новым мирам…
Было бы здорово, если бы он действительно сейчас находился там, в том месте и в том времени, а не здесь и в данный момент. Габлеру совсем по-детски подумалось, что так оно и есть, что он просто заснул на пути к Пятнистым горам и все последующее ему приснилось. Он там, на борту флаинга, вместе с сослуживцами, и сейчас проснется. И начнет кромсать из излучателя обшивку и двигатель «летающей сосиски», чтобы она не добралась не только до храма, но и до предгорья. И пусть он пойдет под трибунал, но никто не пострадает в храме Беллизона, и Копье Судьбы окажется у веронцев, и все будет совсем по-другому…
Ознакомительная версия.
