Отмар, отдаю тебе свой клинок и провозглашаю нашу дружбу, — изрек он с предельной серьезностью.
Приняв оружие, я кивнул, а затем передал его обратно тем же манером. И проговорил, тщательно подлаживаясь под него:
— Я, Джим, возвращаю тебе твой клинок и провозглашаю нашу дружбу.
Среди людей, стоявших у него за спиной, послышался одобрительный ропот.
— Теперь мы пойдем к Памятующему.
— Это не так-то просто, — заявила моя жена, выходя вперед. — И зовут меня Анжелина. — Прозвучало это небрежно, но с ледяными нотками. Отмар, отнюдь не дурак, сразу же уловил, что к чему.
— Прошу прощения, друг Анжелина. Что же тебя тревожит?
— Наше стадо. Вряд ли его будет легко сдвинуть с места.
— Это и не потребуется — для того-то и пришли эти люди. Они пастухи, ухаживающие за нашим скотом. Они позаботятся о ваших животных, будут стеречь и оберегать их.
— Тогда мы готовы идти, — ответила Анжелина.
Отмар, схватывавший все на лету, кивнул в знак согласия. Мы еще не видели женщин и ничего не знали об их социальном статусе в этом обществе. Зато местные теперь знали о социальном статусе наших.
Свинобразы продолжали чавкать, ничуть не взволновавшись из-за нашего ухода. Кроме Розочки, хрюкнувшей вопросительно разок и тут же продолжившей свою трапезу.
Пока мы беседовали, подходили все новые и новые улыбающиеся люди, с любопытством разглядывавшие инопланетных пришельцев. Некоторые оказались женщинами в кожаных юбках и с плетеными корзинами на спинах.
— Угадай-ка, кто делает тяжелую работу, — сказала Анжелина.
Вопрос был сугубо риторическим.
— Здесь пища, — сообщил Отмар. — Прежде чем выступать, мы поедим.
Нанося упреждающий удар, я торопливо проговорил, пока Анжелина не успела раскрыть рот:
— Отличная мысль, не так ли, любовь моя?
Ответом мне послужил лишь леденящий взгляд.
Могло быть и хуже.
Свежий воздух и физическая нагрузка нагуляли нам зверский аппетит. Нам снова подали кусочки вяленого мяса — несомненно, говяжьего. Свежий сыр, хрустящие хлебцы — да вдобавок снятое молоко в глиняных кувшинах. Не знаю, как питаются зеленцы, но у розовых с продуктами полный порядок. Я быстро насытился и ощутил блаженный покой.
— Пора выступать, — заявил Отмар, поглядев на солнце. — Надо дойти до стана до сумерек. Памятующий уже не молод, но его ученики принесли его туда для встречи с вами.
— Ученики? — переспросила Анжелина, когда мы двинулись по тропе. — И чему же он их учит?
— Помнить. — Разумеется. — А еще есть искусство, именуемое чтением, о каковом ты наверняка слыхала. Он учит этому… — Тут он осекся и обернулся к Анжелине. — Конечно же, ты слыхала о чтении, прости мою грубость. И… наверно, ты тоже умеешь читать, о многомудрая госпожа?
— Конечно, — отрезала она. И улыбнулась. — Там, откуда мы прибыли, все умеют.
Отмар потупился:
— Вы должны простить мое невежество. Поймите, жизнь здесь нелегка, ведь греннеры [8] неустанно преследуют нас.
— Не волнуйся. Мы уж позаботимся, чтобы на вашей планете скоро произошли крупные перемены.
Ее твердая решимость заставила его охнуть.
— Все переменится, Отмар, — заверил его я. — Обещаю, что переменится.
Переводя взгляд с Анжелины на меня, он не находил слов. И я вполне мог его понять. Если мы не соврали, то мир, известный ему, очень скоро будет вывернут наизнанку.
В молчании мы снова двинулись по лесной тропинке к их стоянке и, как все мы надеялись, лучезарному будущему.
Прибыли мы на закате. Чуточку усталые, но не так чтобы очень. Надо отдать Уймабашлии должное, мы были в отличной форме. Планета удовольствий, в число которых входит катание на лыжах зимой и серфинг летом, об этом позаботилась.
Здесь деревья были повыше, обеспечивая укрытие от посторонних взоров. Под ними раскинулись шатры из шкур, сливавшиеся с лесом. Отмар подвел нас к самому большому, но у входа задержался.
— Я буду ждать вас снаружи. Да обретете вы мудрость и поделитесь ею по возвращении.
Мне сказать было нечего, но Анжелина подобных неудобств не чувствовала. Подавшись вперед, она взяла Отмара за обе руки.
— Спасибо, — только и сказала она. А потом повернулась и вошла в сумрачный шатер.
В мерцающем свете огня в открытом очаге мы увидели пожилого человека, дожидавшегося нас, сидя на каком-то возвышении. Позади него стояла группка молодых людей. Когда мы приблизились, один из них — чернобородый, в рясе с капюшоном — выступил вперед и поднял руку.
— Остановитесь здесь, — произнес он холодным, требовательным тоном. — Я Школяр Прима. Ныне вы находитесь пред ликом Памятующего. Вы будете…
— Непременно — и намерены с ним поговорить, — холодно отрезала Анжелина, потеряв терпение. — Отойди.
Краска бросилась ему в лицо. Но прежде, чем он успел запротестовать, я показал ему кулак — чего Анжелина не видела — и знаком велел отойти. Он оказался достаточно умен, чтобы закрыть рот и убраться с дороги. Памятующий начал было вставать, но тут же тяжело осел обратно. Анжелина улыбнулась ему:
— Это мой муж, Джим ди Гриз. Меня зовут Анжелина. Нам сказали, что ты единственный, кто может в точности рассказать, что происходит на этой планете.
— Воистину так, милостивая госпожа. Добро пожаловать на бедствующую планету Спасения и к ее несчастным обитателям. Да начнется сей печальный рассказ.
Он поднял трясущуюся руку, и ученики начали хорошо отрепетированное действо. Один из младших вынес низенький столик и поставил его перед стариком. Школяр Прима разыграл целое представление, положив на него громадную книгу в кожаном переплете, после чего отступил в сторону.
— В начале была Книга, — возгласил Памятующий. — Сие истинная копия, сделанная древними писцами. Вот как она начинается. — Он указал на фолиант, и Прима, склонившись, распахнул его. — Это бортовой журнал звездолета дальнего плавания под названием «Дух свободного предпринимательства». Он прибыл с планеты Дас Капитал [9] с нашими предками на борту, звавшимися Партией Тори. Они бежали от притеснений на родной планете. Странствие было долгим и тяжким, сопровождавшимся ужаснейшими трудностями. Их поразило бедствие под названием Утечкарадиации. Мы не знаем, что означает сие слово. Но знаем, что многие заболели и многие из них умерли. Затем они достигли этой планеты, каковую нарекли Спасением, где покинули корабль, навлекший на них бедствия. Хотя многие умерли, и многие новорожденные умерли тоже, отцы отцов наших отцов выжили, и мы благословляем их память.
Он кивнул, и страница была перевернута. Затем поднял глаза на посетителей.
— Теперь я должен употребить другое слово, значение коего никому не ведомо. Поколения ученых мужей спорили о нем, но суть так и осталась неясной. Мы знаем, что это было проклятье. Проклятье, сделавшее сей мир таким, каким вы зрите его ныне.
— И это слово?.. — осведомилась
