– А ты не думаешь, Кристофер, – проговорил я захмелевшим голосом, – что нас уничтожат возле портала или сразу после?
Крис икнул – выглядел он при этом и величественно и комично. На лице была легкая гримаса: видно, ему не нравилось, что я назвал его полным именем.
– Самое опасное – это «перед», – ответил он тихо. – «После» – уже не принципиально: в мою нервную систему вмонтирован мощный пеленгатор – даже если меня убьют при выходе, сигнал я послать успею… И ваши передатчики – они подхватят волну… Мне не хотелось втягивать сюда твою Ирину, но она захотела в этом участвовать, когда узнала, за что погиб ее бывший муж… Понимаешь?
– Понимаю, – я скрипнул зубами, – все понимаю.… А что насчет «перед»?
– Перед? – Паттерсон приподнял брови. – А сейчас мы это узнаем… Я думаю, что хуже не будет… А, Странный?!
Он попытался хохотнуть, но вышло какое-то натужное карканье…
– Спасибо, обнадежил, добрый человек, – хмыкнул я. – План у тебя безупречный. Особенно учитывая предательство Лайлы, Дарби и уж не знаю кого там еще… Джованни встрял – зачем? К чему боролся за Древнейших Азиз? Или тот же самый Кожевников? У меня одна мысль сейчас – с вами я пойду по-любому, но разве не за эту крысиную возню и хаос нас презирают Древнейшие люди? Сила человечества в способности договориться, но не в беге наперегонки. А, Кристофер?
– Ты выпил слишком… – сказал он с жесткими нотками в голосе. – Отдыхай уже, я тебе все сказал…
– О’кей, – ухмыльнулся я. – Значит, будет у нас веселый день! А то я начал скучать уже, господин майор…
Меня трясло… Темнота прерывалась стробоскопным мерцанием, только оно было разной частоты… Господи… Когда же это все кончится!!! Я барахтался в кровавом бассейне… Это было как во сне или в бреду… Белая пена пузырилась, напоминая рвоту… Про запах я боюсь даже думать… Бульканье, громкий ритм барабанов… Мерцание белых лиц… Абсолютно белых… с синеватым оттенком кожи… Мертвые, беспомощные и гневные лица…
Куда девалось купе с Ириной и Крисом? Я не помнил… Был какой-то провал… Потом чернота… Потом всплеск… И этот кошмар… Я видел силуэты, склонявшиеся над другими силуэтами, – кто-то протыкал острыми ножами язык… кто-то выл… кто-то откусывал свои пальцы… крича от боли. Боже, хорошо, что мозг отказывается верить в то, что я вижу… Лица… манекены… Пластиковые тела… Смех и смерть… Лица… Голландец, Йорген, Сибилла… Скорцес… Лайла… Кожевников… «Ящер» – Андрей… Комод… Я увидел человека с окровавленным лицом: он занес нож над девушкой… У него были мои черты, а девушка напоминала Ирину… Мозг отключался и не мог этого осознавать – видно, заработали какие-то последние защитные барьеры… Я четко осознал – я умер… Умер давно… Еще на планете Земля – меня сбил автомобиль… Точнее, грузовое транспортное средство… Секунды… буквально секунды хрустели мои кости… Рвались мои сухожилия и лопались мои артерии с венами… Потом… Я словно взлетел над грязным, забрызганным серой пеной черно-белым рефрижератором… Потом… части тел на мостовой… стрела автокрана, торчащая в разодранной дверце кабины… Белая дряблая нога, свисающая на порожек грузовика… Над ней кусок позвоночника… Я думаю о Марсе… Об Аресе… Я невесом… лечу к другой планете… Я придумал себе игру: я – «Охотник» Марса… у меня «важное» задание… Я не умер – я спасаю людей… А вокруг летают светящиеся шары и шепчут что-то, от этого возникает тошнота, но… Блевать нечем… обморок так похож на смерть… Бессилие… Невесомость… Отшельник с насекомыми в бороде… Джей улыбается… Я парил над красной равниной… Господи… Как хорошо, что все кончается… Смерть… Ха-ха… смерть… Какая глупая мысль – смерть так прекрасна: без нее не было бы этого счастья… И этой суеты… Лошади? Почему я вижу их? Я знаю – я обречен… Я вхожу в колоннаду… Меня размазывает по асфальту… Я вижу орбиты планет… Психопат… Я – психопат… То есть человек, подверженный заболеванию мозга, с дисгармоничным складом личности, от которого страдают или сами больные, или общество… Я читаю книги… Мне выдавливают глаза… Сатана? Отец? Где вы?..
Передо мной задрожали блики – темно-бордовая вода доходила до колена… Вокруг меня сиреневым полумраком мерцал воздух, окруженный куполом ватной чернильной тьмы. Свечение постепенно угасало в вязкой дымке ночи, и куда бы я ни двинулся, я всегда был в конусе этого бледного нимба. На некоторых кромках моего комбеза, торчащих ремешках, застежках и краях ткани слабо светились голубоватые точки.
Я с легким плеском сделал два шага вперед – огоньки зашевелились, будто потревоженные насекомые. Это напомнило мне Огни святого Эльма[77].
Отчего-то при взгляде на воду меня начинало мутить. Осторожно шевеля ногами, я продвигался вперед, утешая себя тем, что выдержал очередную «волну» этого объекта. Я опять не свихнулся, я вновь жив и почти здоров… Правда, очень сильно устал, почти выдохся… Желания все исчезли… Мозг стал работать как-то иначе… Совсем иначе, нежели раньше. Если раньше – я сейчас озирался бы по сторонам, прислушивался к малейшему шороху, изучал бы ногами дно, хлопал бы в ладоши, чтобы по эху определить размер темного пространства зала и свою точку расположения (хотя с чего я взял, что это комната?), прикидывал бы шансы выживания и тактику при возможном боевом столкновении. А теперь я просто созерцал. Не то чтобы потерял чувство опасности или желание жить – просто я стал чувствовать совсем по-другому, словно это место изменило меня, как человека. А может, так оно и есть? Все эти воздействия? Они ведь влияют не только на психику, но и на физику организма… А количество излучений, которое я чувствовал на ментальном уровне Пастуха Глюков, вообще давало понять, что лучшей обители для плазмоидов и не найти.
Может, я и правда сам становлюсь глюком, как сказал Посейдон в одном из моих видений? Я не могу этого объяснить, но я четко знал, что сильно изменился за последний месяц. Я уже не тот пассажир шаттла, летящего на Марс, я уже не «земное недоразумение» и романтик марсианских пустынь. Я совсем не похож даже на того Охотника Странного, который ходил в рейд к земле Ноя. Я даже не тот Дэн, который бегал под «Нефилимами» у Башни. Я изменился так сильно, что даже не тот… Совсем не тот, который полюбил Ирину… И дело не в том, что я стал уставшим и циничным, и не в том, что развеялись мои романтические воззрения, и конечно же, упаси боги Марса, не в том, что я разлюбил Ирину или полюбил Криса и Дарби, смирился с потерями… Нет – дело вовсе не в этом: все, кем я был раньше, осталось во мне. Просто до этого я двигался по жизни линейно, вперед, напролом. День за днем, год за годом… Не знаю, как объяснить – по порядку и последовательно… А сейчас было ощущение, что именно в тот момент, когда был готов тронуться рассудком, я свернул на другие рельсы и, напротив, стал все очень четко и ясно видеть и понимать. Я видел жизнь, события ее прошлого и возможные варианты будущего, всех участников происходящих со мной событий и самого себя в общей массовке. Видел словно с высоты огромной горы… Я перестал быть последовательностью кадров киноленты, точнее, не перестал, а добавил к этой киноленте некоего человека, просматривающего эту киноленту, держа в своих руках, одновременно и принимающего участие в действии, и наблюдающего за ним. Это сложно уложить в слова, но ощущение было четким и однозначным – я изменился, я стал другим, хоть и остался собой.
