Казак с особым смаком произнес последние слова, они прозвучали донельзя издевательски, обидно. Он словно плевал в лицо Удаву, причем делал это с неприкрытой ненавистью, провоцируя ответную агрессию.
«Собаки только что порвали его младшего брата, — внезапно понял я. — Парнишка был в первой группе прикрытия. Ему перекусили лучевую артерию, и он истек кровью прямо на глазах у Казака. А тот был рядом, но не смог помочь — не успел наложить жгут, потому что пришлось отстреливаться от взбесившихся барсуков и лис-огневок. К тому времени, когда подоспела на помощь вторая группа прикрытия, брат был мертв, а Казаку пришлось продолжить движение к мосту, даже не похоронив его. Тело брата, вместе с телами остальных погибших, осталось на месте боя — фактически отданное на растерзание атрийским тварям, и Казак просто с ума сходил при мысли об этом».
Я понял все в одно мгновение — так, словно увидел яркую картинку. Больше того, внезапно ощутил стоявшего передо мной человека как бы изнутри. Почувствовал его горе и дикую ненависть к изгоям, которых он считал виновниками происшествия, ничуть не сомневаясь, что собаками управлял кто-нибудь из их клана.
Казаку прямо-таки до зубовного скрежета хотелось разрядить в буддистов весь магазин, но он имел очень четкий приказ: первому огонь не открывать. Напротив, разойтись с изгоями мирно. Казак, конечно, очень любил своего брата, но прямо нарушить приказ командования не посмел. И он пытался спровоцировать противника, чтобы тот начал военные действия, тем самым позволив чистильщикам вдарить в ответ.
Слова Казака произвели тот самый эффект, на который он рассчитывал — изгои схватились за оружие, но яростный окрик Удава остановил едва не начавшуюся стрельбу.
— Отставить! — Удав окинул бешеным взглядом своих бойцов и повернулся к чистильщикам: — Мы не натравливали на вас собак. Наоборот, и сами подверглись нападению. Наши люди точно так же понесли потери, как и ваши!
— Люди? — Казак демонстративно обвел взглядом изгоев. — Что-то я не вижу здесь людей. Уродов вонючих вижу, а вот людей…
Один из изгоев попытался вскинуть автомат и нажать на спуск, но не смог — Японец остановил его на расстоянии с помощью ментального воздействия. Точно так же он блокировал и остальных стоящих на мосту «буддистов», кроме Удава, разумеется.
Казак не понял, что происходит, не ощущал незримого присутствия Японца. Чистильщик видел лишь застывших неподвижно врагов, которые, несмотря на все его старания, не собирались начинать стрелять. Он зло поиграл желваками и сплюнул прямо под ноги Удаву, все еще надеясь, что чаша терпения изгоя переполнится, но просчитался — хладнокровием и выдержкой начштаба Будды мог посостязаться с памятником.
— Забирайте Бедуина и уходите. — Удав толкнул меня к чистильщикам.
Сильно толкнул — так, что я буквально врезался в одного из них. И тут же получил от него прикладом в солнечное сплетение. Пришлось согнуться пополам и некоторое время не дышать. А чистильщик вновь примерился врезать мне прикладом, на этот раз по почкам, но Казак не позволил:
— Заканчивай его лупцевать, Шмель! Нам до вертолета еще топать и топать. А если он из-за твоих художеств сам идти не сможет, ты его потащишь на себе. Понял?
— Да он, гнида, мне на ногу наступил! — завопил чистильщик по прозвищу Шмель, мутный парень, с которым в свое время у меня было множество мелких стычек. — Будут тут еще всякие мутанты вонючие мои новые берцы портить! — Он снова попытался замахнуться на меня.
— Отставить, я сказал! — обозлился Казак. Он понял, что на изгоях выместить свою злость не удастся, и теперь смотрел волком на всех подряд — своих и чужих. — Уходим, парни. А с тобой… — он повернулся к Удаву и посмотрел ему в глаза, — мы еще встретимся. Ты мне лично ответишь… за все…
— Обязательно, — зловеще пообещал тот.
«Вот так и заводят себе в АТРИ врагов, — нашел время пофилософствовать я. — Эти двое только что стали кровниками, причем без всякой разумной причины, ведь не Удав повинен в смерти брата Казака…»
Чистильщики развернулись, собираясь уходить. Шмель толкнул меня вперед:
— Иди, мразь. Чего встал?
И тут приглушенно прозвучал выстрел…
Неизвестный снайпер залепил маслину прямо в голову Шмелю. Чистильщик беззвучно рухнул на шпалы, увлекая меня за собой.
— А-а-а!!! Суки!!! — завопил Казак и открыл огонь по Удаву.
Тот успел ответить. Они расстреляли друг друга почти одновременно, в упор. А дальше началась свистопляска. На мосту изгои и чистильщики открыли огонь. Тут же подключились снайперы и подоспевшие боевики из групп прикрытия. Стреляли все и во всех. Царила полная неразбериха.
К счастью, я в это время лежал между рельсами, а сверху меня щитом прикрывал труп Шмеля. Мертвый парень, сам того не желая, спас мне жизнь. Пара выстрелов, конечно, зацепила меня, но я чувствовал — ранения не опасны для жизни.
Постепенно огонь по мосту прекратился — бой переместился в сторону ангаров и домиков метеорологов. Боевики обоих кланов целиком сосредоточились друг на друге, совершенно позабыв про меня. А может, посчитали мертвым.
Я решил, что пора потихоньку уползать. Веревки по-прежнему крепко впивались в тело, так что двигаться было непросто. И все же я сумел выбраться из-под Шмеля. Как мог осмотрел оба своих пулевых ранения — в плечо и ногу. Убедился, что это скорее царапины: кости целы, артерии не разорваны, кровопотери большой быть не должно. К тому же плечо уже перетянуто «жгутом» — связывающими меня веревками. Кстати, пуля прошла совсем рядом с одной из них. Нет, чтобы перебить ее! Тогда я смог бы развязаться. Ладно, поползем так. Главное, убраться подальше.
Направление я выбрал прямо противоположное постройкам метеорологов, где все еще продолжался яростный бой между изгоями и чистильщиками. Пригибаясь, похромал по шпалам, стараясь не обращать внимания на боль в простреленной ноге. Мне бы только пройти мост, добраться до насыпи, скатиться с нее, а там несложно будет затеряться в тайге.
Я уже почти миновал мост — оставалось пройти небольшой участок между двумя бетонными опорами электропередач, как вдруг из-за одной из них вышел… Японец.
— Далеко собрался, Бедуин?
«Абакан» псионика уставился хищным зрачком мне в грудь — в центр той самой нарисованной на футболке мишени. Я застыл, не в состоянии ни защищаться — со связанными за спиной руками, ни сбежать — с раненой ногой.
— Не зря я рисовал ее, да? — тихо рассмеялся Японец, указывая на мишень. — Оказывается, я еще и провидец… Чего молчишь? Давай, попроси пощады, вдруг отпущу? Или попробуй сбежать. Я тебе фору дам. А то скучно просто так стрелять.
