Ознакомительная версия.
Таковы были минусы. Но имелся и плюс: кормить стали лучше. Ненамного, но всё-таки. Тот, кто уже понял, что такое голод, умеет ценить каждый лишний кусок.
И ещё их стали вызывать на допросы. Очень часто. И от этого тоже стало легче. Появилась иллюзия надежды. Слишком уж тягостно было проводить день за днём в полной изоляции — поневоле возникали мысли о вечном заточении. Думалось: забыл о своих пленниках мальчишка-цергард, или сгинул где-то в горнилах войны вместе с изменником — да, именно так они его воспринимали! — Стаднецким, и не вернётся больше. И придётся им, никому больше не нужным, доживать свой век в камере семь-девять. Но нет — ещё кому-то понадобились! И на том спасибо…
Но время шло, ситуация не прояснялась, со стороны цергарда Эйнера стало ощущаться некое… шевеление, так скажем. Угроза, хоть и не явная. Предпринимал он какие-то действия, хоть и казался поглощённым по уши то проверкой своей, то погребальными делами. И Кузар начал беспокоиться. Беспокойство переросло в раздражение. В сердцах подумал: хватит с ними нежничать! Если нажать как следует — сами расскажут, за что сидят.
Наблюдатель Мартин Брооген шёл на очередной допрос спокойно. Он знал, как это будет: узкий кабинет, слепящий свет в глаза, вопросы по легенде. Он не ждал ничего нового. Однако, вышло иначе. Не в допросную его повели, а через двор, в соседнее здание, такое же мрачное и приземистое, как таблетка. Там тоже была своя допросная, но интерьер её не ограничивался столом с лампой, креслом и табуретом. И то, что увидел наблюдатель Брооген кроме перечисленных предметов, ему очень, очень не понравилось. Прав был его коллега Стаднецкий: людей Земли уже давно, наверное, несколько столетий никто не пытал. Но о назначении тех странных предметов, землянин догадался мгновенно.
Он испугался — цергард Кузар заметил это сразу — но попытался скрыть страх под маской равнодушия. Не очень успешно — выдавали подрагивающие губы.
— Понимаешь, где мы находимся? — спросил цергард скучающе. Это тоже была поза. На самом деле он был внимателен как никогда — только что ему доложили, что ведомство Эйнера затребовало всю персональную и приходно-расходную документацию на исправительные лагеря. Якобы, в рамках всё той же проверки… Ох, не верится что-то…
— Да, — очень корректно, без малейшего вызова ответил человек. — Это пыточная камера.
— Понимаешь, что тебя ждёт?
— Да. Это мне ясно. Но я, не понимаю, за что. Я уже рассказал всё что знал, я готов ответить на любые вопросы. Я лояльный гражданин, я не жалел сил, трудившись на благо Отечества. Почему же вы так суровы и несправедливы ко мне? Неужели, мои показания не подтвердились?
Цергард Кузар смотрел на него в упор, посасывая нижнюю губу…
Красивый, видный мужчина, классный специалист-технолог, пожизненная бронь… И показания подтвердились, все до одного… Чёрт возьми, да что в нём нашёл Реганов выродок?!
Иногда с ним случались приступы ярости, сказывалась неустойчивая психика уголовника. Даже для самого себя неожиданно, Кузар вдруг рванулся вперёд, перегнувшись через стол, сцапал заключённого за ворот, дёрнул на себя. И зашипел прямо в лицо, приблизившись так близко, что Бооген ощутил нездоровый кислый запах из его рта:
— Отвечай, болотная падаль! И не смей врать! Не смей врать, слышишь! Кто вы такие?! За что вас всех взяли?! В чём обвиняли?! Ну?!
Если бы не нервы, он никогда бы не задал подобный вопрос. Это значило — расписаться в собственном бессилии. Подследственному обязательно должно казаться, будто следователям всё по него известно, будто они видят его насквозь, а допрос — это пустая юридическая формальность, нужная затем лишь, чтобы подтвердить доказательства вины и уточнить данные на подельников. Это правило цергард Кузар усвоил ещё по ту сторону баррикад, в бытность свою Урпетом Штырём, и никогда прежде не изменял ему. Но видно, и впрямь, правила пишут затем, чтобы их нарушать. Он собственным ушам не сразу поверил от радости, когда услышал ответ!
Окажись на месте наблюдателя Мартина Броогена любой другой землянин — всё вышло бы иначе. Молчал бы, сколько смог, потом, сломавшись под пытками, рассказал правду — и одним Создателям ведомо, как отреагировал бы на неё Кузар. Но Мартин Брооген был психологом — вот в чем суть! Он не хуже цергарда Эйнера понимал, что человеку в шестьдесят лет куда сложнее поверить в пришельцев, чем двадцатилетнему. И ответ его ни в коем случае не противоречил инструкции 163/15.
— Я скажу, скажу! У меня и в мыслях не было врать, господин Верховный цергард! Господин цергард Эйнер решил, что мы — инопланетяне!
— ???!!! — он не верил своим ушам.
Пальцы разжались. Человек упал на своё место, принялся обиженно потирать шею.
— Повтори, что ты сейчас сказал?! — Кузар чувствовал как, против воли, лицо его расплывается в широченной, счастливейшей улыбке.
— Господин Верховный цергард Эйнер задержал нас и заключил под арест потому, что считает пришельцами с другой планеты! — очень чётко и раздельно, чтобы ни малейшего сомнения не осталось, выговорил человек.
— Так почему… — он захлебнулся ликованием, — почему вы это СРАЗУ МНЕ НЕ СКАЗАЛИ?!!
— Но вы же не спрашивали, господин Верховный цергард! — был справедливый ответ.
…И, верно, по иронии судьбы, разговор этот происходил в тот самый день и час, когда цергард Эйнер со своим новоиспеченным соратником Хритом были заняты непосредственной подготовкой операции по «изъятию» пленных пришельцев из лагеря № 2-АР-У и возвращению под свою опеку.
…Такая уж натура была у бывшего регарда Хрита Фогл-ата, что стремление к власти было ему абсолютно чуждо. Потому что хлопотное это дело — ну его к чертям! Его личные амбиции были сведены к минимуму, и всякий раз, когда непосредственное начальство в лице младшего трегарда Цурга представляло его к повышению по выслуге лет, он шёл к «своему» и договаривался, чтобы вместо очередного звания ему выдали пять премиальных пайков. «Что мне проку с нового значка? А так хоть дети порадуются…» (Расчет был прост: разница между годовым довольствием регарда и старшего регарда как раз эти пять пайков и составляла.) В ответ на это, Рег-ат ругал его (любя, конечно же) «старым болваном», но просьбу неизменно удовлетворял. И то сказать, стоит ли гоняться за званиями человеку, чьё истинное положение повыше, чем у иного форгарда? Поди-ка, форгарды, так запросто в кабинет к Верховным не вхожи…
Вот почему внезапному взлёту своему «вечный регард» рад не был. Но и роптать на судьбу не стал, воспринял как должное. Если для пользы Эйнера Рег-ата требуется, чтобы он, Хрит, стал цергардом Федерации — значит, так тому и быть. Ради «своего» — хоть чёртом, хоть самим Создателем! Потому что поклялся в вечной преданности ещё отцу его, а сына любил больше отца. «Дядька Хрит» — так он звал его с самого детства. Дядька… Да, это могло стать правдой. Если бы не приклад пьяного пехотинца, если бы осталась жить на свете любимая его, Ому Игин-ат фро Анге, родная сестра Регана Игин-ата.
Ознакомительная версия.
