— Ну, я жду.
Старик потер покрасневшую переносицу, шмыгнул сопливым носом.
— Вы всегда так встречаете гостей?
— Только тогда, когда они вскрывают дверь в мое жилище?
— Сие местообитание трудно назвать жилищем, скорее берлогой! — Старик хладнокровно хмыкнул, словно и в него направлялся вороненый ствол «кобры».
— Не отклоняйся от темы. — Бесстрашие соседа раздражало. — Ответов от тебя так и не поступило.
— Коли так, то прошу ко мне в гости. — Блеклые глаза блеснули в темноте неожиданно ярко, словно на мгновение исчезла маска немощного старика. — И можете мне не угрожать вашей пушкой — я слишком стар, чтобы бояться смерти. Все равно, вам я помогу совершенно бескорыстно.
— Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, — машинально ответил Марко.
— Тогда считайте, что вы уже в нее угодили, а я просто старая опытная крыса, которая пытается помочь выбраться из нее молодому крысенышу. — Старик премерзко хихикнул.
— О чем ты?
— Прошу.
Скрипнула дверь в соседнюю комнату, и старик скользнул вовнутрь, поманил худым костлявым пальцем Марко.
Внутри было сухо и относительно чисто. Вместо лежака старинная панцирная кровать, визгливо скрипнувшая под весом стариковского тела. Стол у окна и колченогий стул. Массивный шкаф в углу был почему-то закрыт на массивный амбарный замок и для верности обмотан цепью. Марко уважительно присвистнул.
— От воров спасаешься, старый?
— И не только. — Старик выглянул через окно наружу, отодвинув край неизменной мешковины. — Кстати, меня зовут Йонаш.
На пол комнаты упала тонкая полоска света, и тут же исчезла.
— Пока никого нету, но я посоветовал вам поспешить. Фон Шток не из тех, кому стоит доверять. Особенно это касается людей в мундирах-сутанах Черной Стражи без знаков различия. В том числе и тех, кто расплачивается сандоминиканскими талерами.
— О чем ты? Я не понимаю.
— Хе-хе, вы где все это время были? В лесу?
— Ближе к теме, старик, ближе к теме! — Марко уселся на единственный стул, скосился на бумаги, которыми была завалена столешница. Какие-то значки, карты, стрелочки, красные и синие, фамилии и прочая непонятная дребедень.
Йонаш порывисто потянулся к столу и смахнул бумаги на пол, затолкал под стол.
— Секреты?
— В некотором роде.
Опять заскрежетала кровать. Старик сел на нее и откинулся назад. Лицо его пропало в непроглядной тени, только странно блестели глаза.
— Вы очень неосторожно поступаете, в особенности в свете последних событий. С юга и востока донеслась весть, что с Теократией у Клейдена опять война.
Марко напрягся: да уж, это неприятно. И опасно. Но виду не подал.
— В который раз, старик. В который раз.
— Да, Республика с Теократией часто рогами бодаются. — Йонаш опять хихикнул. — Но только не в этот раз. Что-то стремное на юго-восточной границе. Теократы сожгли и вырезали пару пограничных застав, а рейнджеры в ответ разграбили запад Чешской волости. Вроде ничего, обычный пограничный конфликт, но только Отцы Республики стягивают к границе силы: регулярные войска и бронетехнику. А что твориться на той стороне — есть лишь догадки, но видели чернорубашечников и варшавян, а там где ошивается Алая Стража — жди беды. Вроде бы ничего особенного… — Повисла пауза. Сосед словно ожидал реакции Марко. Тот молчал. Невидимая улыбка скользнула по тонким высохшим губам, и старик продолжил: — Ходят слухи, Сан-Мариан напуган. Что-то непонятное творится в Санта-Силенции…
— Быстро слухи разносятся, — буркнул про себя Марко. Старик не подал виду, что услыхал его.
— А в Республике тоже не все гладко. Среди Отцов нет единства. Некий Грубер, затворник и нелюдим, отказался предоставить свои войска.
Моонструмец пристально всмотрелся во тьму, стараясь разглядеть выражение лица Йонаша.
— А мы здесь причем?
— Штормштадт зависим от Клейдена. Иы продаем ему уголь и топливо, поставляем пушечное мясо для рейнджерского братства. Клейденцев не любят, но еще больше ненавидят теократов.
— А ты, Йонаш?
Кажется, Йонаш улыбался.
— А я всего лишь немощный старик, слишком уставший как от любви, так и от ненависти. Но, так или иначе, я только вас предупрежу: фон Шток отправился за рейнджерами, и с минуты на минуту, они будут здесь, чтобы повязать сандоминиканских шпионов.
— Почему ты нам помогаешь? Тебе же тоже достанется.
Внезапно Йонаш перешел на жуткую мешанину из польского и итальянского языков, бытующую в Сан-доминики.
— Повторюсь, я слишком стар, чтобы бояться смерти. Но я до сих пор сохраняю верность пресвятому Конраду, чтобы помогать единоверцам.
Повисло молчание. Марко переваривал услышанное. Затем спросил:
— А если мы предали веру? Если мы обыкновенные дезертиры? Если бы…
— Все делают ошибки. Это неизбежно, гораздо ценнее то, что некоторые люди умеют их исправлять. Надеюсь, вы из таких. Или, по крайней мере, достойны второго шанса.
С улицы донеслись приглушенные крики. Йонаш вновь прошаркал к окну, выглянул.
— А вот и гости.
Марко заглянул поверх плешивой головы. И действительно, внизу в переливчатом уличном тумане двигались вооруженные люди. Они то пропадали в сияющем мареве, то вновь появлялись. На всех у них были широкополые кожаные шляпы, блестевшие от оседающей влаги. Рыжие кожаные плащи подернулись черными потеками угольной грязи, но лица в черных разводах были решительны. Впереди вышагивал сам фон Шток, сразу за ним капитан рейнджеров с алым аксельбантом, свисающим с левого плеча. Мохнатая кисточка поникла и почернела, остервенело лупила по потертой коже плаща. В руках у рейнджера было по револьверу, хищно удлиненных с натертыми до блеска стволами.
Если бы не Йонаш, Марко, Веллера и остальных взяли бы еще во сне, безо всякого сопротивления. Моонструмец повернулся к старику.
— Скажи, Йонаш, ты веришь в судьбу?
— Неожиданный вопрос. — Улыбка у соседа была щербатая и немного жутковатая: редкие желтые зубы походили на звериные клыки. — Пресвятой Конрад учил: не бывает случайностей. Они — это части мозаики, которые складываются в картину человеческой судьбы. Их нельзя изменить, нельзя избежать — они предопределены. Воля Божья, если по-простому. Но не зря Всевышний наградил человека свободой выбора: только он сам решает, как сложатся знаки, посылаемые Им. В бытовую зарисовку, похабную картинку, батальное полотно, или же в обыкновенный натюрморт с венком и крестом. Вот это и есть судьба. Зачем нам дарован разум, если мы не в силах изменить свою судьбу? Думай сам, мой заблудший друг. А теперь я стараюсь вмешаться в вашу судьбу: в конце коридора есть черный ход…
