– Сейчас вы захлопнете шлемы, – сказал Кай, – задвинете фонарь и попробуете поговорить.
Он по очереди залез в обе секции кокпита и включил связную аппаратуру скафандров – сенсоры находились на левом плече. Потом махнул рукой, давая знак загерметизировать шлемы.
Лицо Больта на несколько секунд перекосилось от удушья, и Кай с испугом подумал, что у него накрылся автомат давления, но потом все нормализовалось: гауптман одобрительно помахал рукой и что-то пробурчал. Протянув руку, он задвинул фонарь и вдруг откинулся на спинку кресла, шаря руками где-то впереди.
Неожиданно коротко прошипела какая-то магистраль, и сырой воздух разорвал мощный рев двигателя. Леди Валерия со сдавленным ругательством отскочила подальше от завертевшегося пропеллера. Больт убрал обороты, покачал рулем, затем подергал элероны и вдруг спустил тормоза. Кай соскользнул с крыла и распластался на земле, чтобы не получить по голове подкосом стабилизатора.
– Что ты делаешь?! – заорал он, когда рядом с его шеей медленно прошло хвостовое колесо.
Но Больт знал, что делал. «Юнкерс» продвинулся на несколько метров и замер как вкопанный. Следом остановился двигатель.
– Вот шутник… – пробурчал Кай, поднимаясь на ноги.
Лок в задней кабине поворочал пулеметом, вывернул его до упора влево и дал короткую очередь, срубившую несколько ветвей с растущих на склоне деревьев.
С хрустом распахнулся пилотский фонарь.
– Все в порядке, – сказал Больт, подняв рукой забрало шлема. – Пахнет хорошо…
– Где – пахнет? – не понял Кай.
– Да тут, в скафандре. Так, а тут перекрывать ничего не надо?
– Не надо, там автоматика. Ну ты и бандит, дружище!.. Я грешным делом решил, что ты спятил и хочешь улететь в долину.
– Еще полетаем. Э! – Больт выбрался на крыло и ударил кулаком по плексу над головой Лока. – Вылезай оттуда! Налетались, хватит!
Лок выбрался из тесного отсека воздушного стрелка, поднял забрало и радостно улыбнулся. Соскользнув по крылу на землю, он отошел на несколько метров в сторону и, продолжая улыбаться, любовно оглядел самолет. Приблизившись, Больт одобрительно хлопнул его по плечу.
– Ничего, прорвемся. Только б не промахнуться.
С неба сорвались первые крупные капли дождя. Кай поежился и взмахнул рукой:
– Закройте фонарь, и идемте в дом. Кажется, сейчас тут начнется потоп.
Уложив скафандры в кофры, он отнес их к себе в комнату, задвинул под кровать и спустился вниз, чтобы прихватить свое пиво и пару кусков какого-нибудь окорока на закуску. Ему вдруг отчетливо представилась порция славных, толстеньких сосисок и гарнир из картофеля фри и капусты. Кай вздохнул. «Закончится война, – подумал он, – приеду в Австрию. В Германию я определенно не поеду, потому что она давно перестала мне нравиться. Рейх пропитался ложью и завистью: Медведь был совершенно прав, говоря, что наци превратили Германию в государство лавочников, которые с восторгом напялили на себя коричневые мундирчики. А после войны там еще долго будет бардак».
Он вошел в комнату и прикрыл окно, из которого на подоконник летели косые потоки влаги. На трюмо его ждал томик Вольтера в немецком переводе, найденный недавно в библиотеке замка, и Кай мечтал спокойно посидеть, прислушиваясь к шуму дождя, попивая пиво и читая великого французского просветителя.
«Нам осталось всего несколько дней, – подумал он, – усаживаясь в глубокое кресло напротив окна. Дня три, может, больше – и все изменится, и мы покинем это горное убежище навсегда. Распадется наша странная и местами нелепая общность, не будет уже ни общих надежд, ни совместных страхов. Будет другая жизнь… и я наконец смогу как следует выспаться».
Кай поудобнее устроился в кресле, поставил рядом с собой бутылку пива и раскрыл Вольтера, обратив попутно внимание на то, что издан он аж в восемьсот девяносто пятом году, но тут незапертая дверь его комнаты бесшумно отворилась.
На пороге стоял Лок с початой бутылкой пива.
– Дай мне сигарету, – попросил он, входя и бесцеремонно усаживаясь на неубранную постель.
– Возьми на трюмо, – вздохнул Кай, понимая, что почитать ему уже не придется.
Лок встал, взял в руки золотой портсигар и с удивлением уставился на орла Люфтваффе на крышке.
– Я где-то видел эту эмблему, – заявил он.
– У меня на мундире. Это эмблема немецких военно-воздушных сил. Этот портсигар я получил за Польшу. – Кай нащупал в кармане зажигалку и протянул ее Локу. – Я воюю с первого дня войны.
Лок вновь забрался на кровать, сбросил с ног свои смешные короткие сапожки, которые, как уже знал Кай, он притащил из своей эпохи, и сел по-турецки. В его темных глазах стояла непонятная печаль, глубокая настолько, что Кай вдруг почувствовал, что ему не по себе.
– У тебя что-то стряслось? – мягко спросил он.
– Нет.
Лок глотнул из бутылки, чуть поморщился и глубоко затянулся, глядя, как бьются о стекло бессильные капли дождя. Кай выбрался из кресла, распахнул прикроватную тумбочку, стоявшую в углу комнаты, достал из нее сигару, оставшуюся из стокгольмской коробки, раскурил ее и чуть-чуть приоткрыл окно. В образовавшуюся щель залетели несколько капелек. Лок поежился и спрятал ноги под одеялом. Кай втянул в себя густую струю ароматного дыма; ему захотелось, чтобы у него начала кружиться голова, потому что хрупкая фигурка в черном трико, засунувшая ноги под теплое, не по лету, одеяло, заставила его подумать о своих детях – тех, которых у него никогда не было.
– Я просто хочу побыть с тобой, – тихо произнес Лок, продолжая смотреть в окно. – Кроме тебя, мне не к кому идти.
– Это из-за того, что Гюнтер?..
– Гюнтер сейчас с Валерией, – жестко усмехнулся Лок, – у нее скрипучая кровать. Но он тут ни при чем, не думай. Никуда он не денется…
Кай покачал головой и опустил глаза. А кого тут винить, подумал он. Лери всегда имела настоящий шарм – такой, что аристократки от зависти зубами скрипели. Что ей обольстить несчастного ученого червя, который никогда не видел красивых, грамотно обнаженных ножек? Еще недавно он не мог без дрожи душевной смотреть на обычную короткую юбку. Готов спорить на что угодно, она покажет ему, что такое настоящая женщина. Вопрос только – зачем?
– Когда мне было пять лет, – вдруг заговорил Лок, – Кирби впервые вывел меня из нижних уровней и показал мне солнце. Это было настолько здорово, что с тех пор я ненавижу пасмурную погоду. Когда начинается дождь, мне все время кажется, что я снова попаду туда, вниз где нет ничего, кроме ламп.
Кай прикусил свою сигару.
– Скоро мы окажемся там, где солнце светит почти круглый год, – сказал он. – И еще там очень теплое море. Ты умеешь плавать?
