–«Мы все здесь прокляты. Все». – Пульсировала в голове Сергея одна и та же мысль.
Двое других членов команды – Ковальский и Першин, угрюмо разглядывали пологий берег реки, стараясь при этом, не встречаться друг с другом сумрачными взглядами. Першин давно считал Ковальского наглым и самонадеянным выскочкой, которому нет места в глубинной разведке. Ковальский же себя таковым не считал, относя выпады в свой адрес на счет зависти своему тактическому гению. Он просто придерживался старой солдатской мудрости – кто нажимает на курок вторым, умирает первым. Если не ты то тебя. Часто из-за этого случались неприятные казусы, когда вместо стрельбы все можно было закончить миром. Першина же он считал обычным приспособленцем, втирающегося в доверие благодаря своему холуйскому желанию всегда и во всем угождать вышестоящему начальству. Ковальского выводили из себя его правильные слова, рассчитанные на лопоухого слушателя, не разбирающегося в ситуации. Все эти заумные наставления и учения сводились к надоевшим до чертиков выдержкам из устава спецвойск, чьи строки он знал практически наизусть и не упускал случая напомнить о них. Капитан прекрасно знавший об этих разногласиях тем не менее рискнул взять их с собой. При всех своих недостатках Ковальский и Першин отлично дополняли друг друга и были незаменимы в опасных рейдах. Глядя на них, Максим очень надеялся на их благоразумие и выдержку.
Через три томительных часа плавания по враждебным водам, мимо барражирующих вдоль берега военных баркасов, в постоянном ожидании атаки, члены группы измученные ожиданием и невеселыми мыслями причалили к илистому берегу, заросшей густой осокой. Укрыв патрульную лодку в глубине зарослей папоротника, Максим повел группу вглубь непролазных джунглей. До самых гор Рокантона, протянулась единственная уцелевшая после бомбардировок узкоколейка, по которой можно двигаться на поезде даже быстрее, чем по реке. Наблюдая за приближающимся составом в мощный бинокль, Максим в досаде закусил губу, когда бесформенная масса в первых лучах солнца обрела силуэт бронированного монстра утыканного, словно дикобраз иглами зенитных орудий и коротких обрубков пушек. Глухо стуча колесами на стыках рельсов, бронепоезд медленно катил в нужную им сторону, придерживаясь скорости, не больше, сорока километров в час. Это было вызвано жизненной необходимостью – часто разрывы рельс были малозаметны. Да и большой скорости от бронепоезда никто не требовал. Передвижные орудийные платформы защищали в основном выделенный ему сектор неба над Хайку, где в любой момент могли объявиться вражеские самолеты. Команда бронепоезда внимательно всматривалась в низкие тучи в бинокли, и лишь один человек смотрел на рельсы. Когда он заметил установленный на них предмет, тут же экстренно активировал тормозные колодки. Не прошло и минуты, как состав стал заметно замедляться, пока вовсе не остановился в двадцати метра от установленной бойцами Мак Милана соломенной фигуры. Метра два высотой, она изображала человека с вилами и широкополой соломенной шляпой.
Максим взял на прицел голову толстого как бочонок офицера, появившегося на огороженной поручнями смотровой площадке. Тот отправил двух человек проверить чучело на путях, а всем расчетам приказал быть готовым к отражению атаки. Когда ему принесли соломенную голову, офицер грязно выругался. Он, наверное, решил, что это кто-то из детей так пошутил, благо недалеко от этого места находилось на берегу реки небольшое поселение рыбаков.
– Боров мой. Остальных берите на себя. – Приказал по рации Максим.
Установленные вдоль железнодорожного полотна небольшие минизаряды, присыпанные гравием, великолепно сработали в роли шрапнельных мин. Облако взрыва еще не опало, а разведчики уже обстреливали состав массированным перекрестным огнем. Бесшумные очереди мгновенно срезали наповал тех вьетминцев, кто стоял или сидел, свесив ноги на открытых площадках рядом с зенитными орудиями. Голова вьетминского офицера лопнула, словно перезрелая тыква, разлетевшись на куски. Оставшиеся в живых солдаты стали стрелять во все стороны без разбора, пытаясь по ходу укрыться внутри бронированной секции бронепоезда. Только это им не сильно помогло. Пробив сто миллиметровую стальную перегородку, внутрь влетела подкалиберная кумулятивная ракета и уничтожила всех вихрем раскаленных осколков. Замкнутое стальное пространство сыграло с вьетминцами злую шутку.
Максим ловко запрыгнул на подножку вагона и одним метким выстрелом в лоб добил тяжелораненого машиниста, ползущего к радиостанции. Быстро проверив состав на наличие выживших, и не обнаружив таковых, каждый из бойцов занял место у зенитного орудия, и приготовился продолжить оставшийся путь уже по железной дороге. Управлять этой допотопной рухлядью оказалось делом неблагодарным и далеко не таким простым как думалось вначале. Вместо привычного топливного двигателя стоял допотопный дровяной генератор, вырабатывавший электричество достаточной мощности, чтобы толкать состав чуть быстрее смертельно больной черепахи страдающей всеми известными и неизвестными болезнями.
– Проклятая рухлядь! – ругался Максим, пиная разбрасывающий искры гудящий генератор.
Закидывая в прожорливую огнедышащую пасть одно полено за другим, взмокшие от напряжения Мардыхай и Роланд уже не раз прокляли свою инициативу, вызвавшись кидать дрова. До самого полудня они как проклятые кормили ненасытную пасть генератора, пока сжалившийся над ними капитан Мак Милан не сменил их на Ковальского и Першина.
– Подозрительно все это, сэр. – Отлипая от фляжки с водой, неожиданно сказал Мардыхай.
Максим, глядя перед собой в бинокль, тут же спросил не оборачиваясь:
– Что именно тебе кажется подозрительным?
– За всю дорогу мы не встретили ни единого патруля. Ни единой живой души, а ведь мы в центре оживленной провинции и проехали как минимум мимо пяти крупных населенных пунктов и каких-то военных складов. Все словно вымерло.
– Хочешь сказать, они знают о нашем приближении, и мы направляемся прямо в ловушку?
– Нам не попались даже животные! Черт, у меня предчувствие будто мы спешим на собственные похороны. Не к добру все эти странности.
– Он просто устал вот и плетет всякую чушь. – Отмахнулся Роланд, а потом запел в пол голоса свою любимую песенку из детского мультфильма: – Три маленьких индейца попали в оборот, и никаких законов и никаких забот. Лишь три души заблудших, чьи судьбы не из лучших. А дальше шмяк, шмяк, шмяк, и все остались с носом. Выжил лишь один индеец…
Максим ничего не ответил, лишь подивился, что его собственные подозрения разделяют остальные. Рисовые поля по обеим сторонам железной дороги и вправду удивляла подозрительной пустотой, демонстрируя полную безжизненность. Даже вездесущие птицы и насекомые, населяющие тамошние джунгли куда-то все делись. Бронепоезд в гордом одиночестве катил по вымершей плоской равнине разбавленной невысокими травяными холмами. Деревьев здесь не было, одни колючие кусты и трава высотой по пояс. Топкая и болотистая местность уступила место каменистой. Вскоре прямо по курсу замаячила цепь мрачных скал, над которыми клубились черные тучи, разрываемые яркими молниями.