на столе посуда подпрыгнула и жалобно зазвенела.
За спиной послышалось тихое рычание. И я обернулся. Псы уже собрались в нескольких шагах от нас. И поведение кустодия им явно не нравилось. Собаки скалили зубы, а шерсть на их загривках поднялась.
– Нельзя! - рявкнул Никон. - Гулять!
Псы послушно разошлись. А конюший обратился к Зимину:
– Вы нормально обьясните, мастер кустодий. Без нервов. Если день неважный выдался, я попрошу отвара успокаивающего подать.
Я удивленно смотрел на Двушкина. Мужчина был абсолютно спокоен. И казалось, даже не понимал, что происходит.
Зимин вздохнул. А Шуйский продолжил за него:
– Мастер Двушкин. Мы смогли допросить всех погибших при помощи некроманта.
– Это я уж понял, - ответил хозяин дома. - Чай не дурак. С духами только некроманты да шаманы говорить горазды.
– И все девушки сказали, что их убили вы, - продолжил жандарм. - Поэтому зачем ломать здесь комедию и злить моего друга.
Рот Двушкина аж приоткрылся от удивления. Несколько секунд, он смотрел на нас. А затем усмехнулся, словно не веря сказанному:
– Это шутка такая, Дмитрий Васильевич? - уточнил он, и в голосе Двушкина слышалось нескрываемое удивление. - Я здесь при чем?
Я ждал, что конюший хотя бы попытается оправдаться, мол “оговаривают меня эти бабы”. Но хозяин дома молча и с непониманием смотрел на жандарма, ожидая ответа.
Шуйский открыл папку, вынул стопку протоколов и положил их на стол:
– Вот показания всех мертвых девушек, - начал он, перебирая листы. - Все они указывают на вас, как на убийцу. Для суда этого вполне хватит.
И в этот раз конюший смог меня удивить. Он не испугался, не разозлился. Не стал насмехаться, что мы ничего не докажем. Только растерянно забормотал:
– Да не я это. Искупителем клянусь. Я не мог так с ними. Они хорошие были. Могу перед допросом мастера душеправа ответить. Или поклясться чем угодно.
На глазах Двушкина вдруг выступили слезы. И в этот момент, я засомневался в показаниях призраков. Но Зимин покачал головой и отчеканил:
– Увы, мастер Двушкин, но клятвы не являются доказательством невиновности. Мы вынуждены задержать вас на двое суток.
– А как же конюшня? - глупо уточнил Никон. - Как же лошади?
И в этот момент, Арина Родионовна, которая до того молча наблюдала за допросом, вдруг встала с кресла и взяла Девушкина за руку:
– Успокойтесь, мастер, - мягко произнесла она, глядя в глаза дома. - Все будет хорошо. Следствие разберется во всем. И если вы невиновны…
Никон вдруг замер. А потом закивал:
– Вы правы. Правы. Это ошибка, и она разрешится во время следствия…
Девушка пораженно взглянула на бородача, а затем отпустила его руку. И села, придвинув кресло к моему. Склонилась ко мне и прошептала:
– Кажется, мы ошиблись, Павел Филиппович. Никон и правда в шоке. И уверен, что его обвинение - ошибка. Он верит, что никого не убивал.
Я удивленно взглянул на Нечаеву. Но девушка была поражена не меньше моего. Она кивнула, подтверждая сказанное.
– Мастера, можно вас на пару слов? - обратился я к сидящим за столом, и добавил. - Наедине.
Жандарм и кустодий переглянулись, но вопросов задавать не стали. Мы встали из-за стола и отошли на несколько шагов, оставив бормочущего что-то себе под нос Двушкина одного в беседке.
– Что-то случилось, Павел Филиппович? - уточнил кустодий, когда мы отошли на достаточное расстояние.
Я помолчал, подбирая слова. А затем осторожно произнёс:
– Сдаётся мне, он невиновен.
Шуйский недоверчиво усмехнулся, Зимин же кивнул, соглашаясь со мной
– Какой-то он больно потерянный для душегуба. У меня на эту породу чуйка. А здесь не сходится что-то. Вроде и выглядит Никон подозрительно. Однако…
– Да все они не виноваты, - возразил Шуйский. - Многие даже нагло врут на допросе прямо в лицо дознавателю. Как знакомец Павла Филипповича, Гордей Петров.
– Вы путаете профессиональных разбойников и серийных душегубов, Дмитрий Васильевич, - покачал головой кустодий. - Серийники обычно жаждут признания. Что рано или поздно их найдут. А здесь же просто растерянный барин. Будто он впервые слышит про все эти убийства.
– Я знаю один способ, как это можно проверить, - произнёс вдруг жандарм. - Идемте.
Он направился к столу, мы последовали за ним.
– Увы, мастер Двушкин, но все указывает на вас, - произнес Шуйский, как только сел на стул. - Все призраки утверждают, что вы зарезали их в какой-то одинокой хижине на болотах. Из ревности, видимо.
Конюший поднял взгляд на жандарма. И вид у мужчины был донельзя растерянным:
– В какой хижине? - уточнил он.
– Одинокой.- Где?- На болотах, - терпеливо повторил Дмитрий.
– Да отродясь там никакой хижины не было, - сообщил Никон и добавил, - Несколько заброшенных деревень только. Но к ним хода нет.
Шуйский кивнул:
– Хода нет по суше. А на лодке есть. На ней и переправляли в хижину в деревне. А там уж и резали.
Двушкин вздохнул и обхватил лицо здоровенными ладонями. Мне подумалось, что ему и нож был бы не нужен. Такими ручищами мужчина мог бы свернуть шею любой жертве.
- И не надо тут устраивать спектакли, - назидательно заявил Шуйский. - Против вас выступили призраки загубленных девиц. Они не стали бы лгать некроманту. И у господин Чехова есть четыре живых свидетеля, которым поверит сам император. А уж начальник охранки и вовсе.
На этой фразе Дмитрий Васильевич гордо поднял подбородок. Думаю, князь еще не знал про свое грядущее повышение. И то, что начальником охранки станет он сам.
– Вызовите лекаря-душеправа, - слабым голосом взмолился Никон. - Тот подтвердит, что я никого не убивал.
– Зарезали, - упрямо повторил жандарм, внимательно глядя на Двушкина. - Причем… топорно. Очень неаккуратно. Прямо как неумеха. И еще, все призраки говорят, что никак вы не научитесь…
Конюший замотал головой:
– Да я никого не трогал.
– Неумелый убийца, - продолжил Шуйский, словно не слушая мужчину. - Который режет как ребенок. Девушки посмеивались, когда рассказывали, как вы глупо размахивали ножичком. Как бегали за ними по комнате в той избе.
- Искупителем клянусь, что никого не губил…
- Резали, - упрямо повторил князь. – Ножом резали.
- Нет, господин. Я не делал этого…
-
