class="p1">Когда суп сварился, я убрала тетрадь на полку, налила бульона в чашку и понесла в горницу. Маг проснулся и удивленно смотрел на меня сквозь густые и длинные, почти девичьи, ресницы:
– Ты кто?
– Ведьма!
– А Мелузина где?
– Осенью еще умерла, – вздохнула я.
Поставила чашку на подоконник, чтобы суп еще немного остыл, и склонилась над раненым – взбить подушку, подсунуть еще одну, чтобы сидел, прикрыла ему грудь полотенцем и поднесла чашку к губам. Маг сделал глоток и хмыкнул:
– Вижу, что ученица, все четко, и с ложкой подойти даже не пытаешься.
– Не дите, – буркнула я в ответ.
Раненый опять хмыкнул и поморщился – синяки хоть и заживали, но болели сильно.
– Прогноз? – спросил он, устраиваясь поудобнее, когда чашка опустела.
– Дня три, – пожала я плечами, – на клинках был яд, плюс проклятие успело зацепить ауру.
Маг кивнул, его, видимо, такое время излечения устраивало. Однако он продолжал меня рассматривать, а я, совершенно не смущаясь – его.
Да, конечно, меня растили скромной дочкой торговца полотном, но занятия в школе магии быстро отбивают всяческую скромность. Так что я не тушевалась и глаз не отводила, зато пыталась понять по описанию, что это за маг. Чувствуется, что он тут бывал – значит, должен быть в списке Мелузины.
– Забыл представиться, – вдруг вспомнил он о приличиях, – Ги Дейлир
– Ги?
– Гийом, – нехотя признался маг, – но предпочитаю Ги. А вас как зовут?
– Алтея Ренни, – нехотя ответила я, делая пальцами знак, отвращающий беду. Личное имя ведьмы – слишком ценная информация, но прозвищем я пока не обзавелась. Маг понял и нахмурился:
– Неужели только после школы? – произнес он таким тоном, что я обиделась. А что, после школы нельзя умело оказывать помощь? Я, между прочим, на практике в городской больнице для бедных лучшая была! И не только полы мыла да утки выносила! Мне и перевязки доверяли, и присмотр!
– Наставница Мелина сама выбрала меня, – ответила я ровно и ушла. Не обязана я этого мага развлекать. Лежать ему тут еще три дня, вот пусть и лежит. Соскочит раньше – сам себе навредит.
Марыська вела себя тихо, как мышка, чувствуя, что я недовольна, но я сердилась не на нее, поэтому тут же улыбнулась девчонке:
– Давай-ка подумаем, что завтра есть будем, нашему гостю нужен особый хлеб…
Я завела тесто с травами на лечебные сухари. Распотрошила ведьминские запасы, сообразив, что раненый в доме не последний. Марыська крутилась рядом. Девчонка молчала, но я сама ей все объясняла – какая травка или приправка для чего, и какой шепчу наговор, и какие руны рисую на стенках горшка с тестом.
На обычные лепешки она сделала замес сама, я только подсыпала травок для вкуса и пользы. Печь загасили, тесто поставили на шесток, по очереди сбегали в баню – смыть дневной пот чуть теплой водой, и разошлись по спальным местам.
Перед сном я проверила раненого. Молча выпоила ему чашку супа, оставила свежий отвар, подталкивающий регенерацию, и ушла к себе. Он смотрел виновато, но, к счастью, разговаривать не пытался. В своей спаленке я поначалу пялилась в потолок, потом вспомнила, что это деревня, и за помощью могут заявиться на рассвете, шепнула наговор короткого сна и наконец уснула.
Утром меня разбудила возня на кухне. Марыська успела вскочить, умыться, подкинуть в печь немного дров и вымесить тесто. К моей квашне даже не подходила – разумная девочка. Я встала, сгребла чистое белье, гребень, ленту и проскользнула мимо раненого в баню. Не хотелось возиться рядом с ним, тем более что маг уже не спал.
В дом я вернулась умытая, причесанная и в свежей одежде. Поставила греть суп, вымесила квашню, выложила на сковородку и поставила обратно на шесток – подниматься. Марыське велела печь лепешки с остатками творога, сыра и яиц. Вздохнула – как-то быстро мы все съели, надо опять к околице идти и в лавку.
– Так у вас маг на постое, госпожа ведьма! – изумилась девчонка. – Давайте я к старосте сбегаю, он пришлет, чего надо.
Я задумалась, полистала тетрадь Мелузины. Там точно было написано, что некоторым больным готовилась особая еда или дорогие повязки из меда, жира и редких масел – не сама же ведьма это все оплачивала?
– Сбегай, как с лепешками закончишь, – разрешила я, – возьми еще яиц, творога, сыра, если есть, и куренка. Скажи старосте, магу три дня лежать надо. Еще муки возьми и соли – сухарей заживляющих напечь.
Девчонка покивала и ловко взялась за тесто. Я же пошла к раненому. Его нужно было довести до ведра, умыть, перевязать, напоить подогретым супом и заварить свежих трав. Я все делала привычно, как в больнице для бедных, только молча.
Когда Гийом Дейлир вернулся в постель и получил чашку бульона, я не стала сидеть рядом – развернулась и ушла на кухню заваривать травы. Принесла кружку, как есть – не процедив, не смягчив горечь медом, и опять ушла.
Маг дергался, пытаясь что-то сказать, но я на него не смотрела. Пыталась погасить обиду внутри. Да, я действительно молода и неопытна, но ведь он чувствует, что от моего лечения есть толк! Или мне нужно натянуть иллюзию многоопытной старухи, чтобы мне доверяли? Так маг пробьет ее щелчком пальцев и оскорбится недоверием.
Чтобы отвлечься, я хотела взяться за веник, но оказалось, пол уже выметен, лепешки выпечены, и чайник вновь уютно шипит, приглашая к завтраку. Мы с Марыськой перекусили, и девчонка убежала к старосте, а я вышла из дома на огороженный участок.
Первым делом проверила травы, сохнущие под навесом – пошевелила, кое-что переложила, глянула на встающее солнце и взялась за садовые ножницы – нарезала того и сего, отнесла к навесу. Набрала листьев и соцветий. Корни копать было либо рано, либо поздно, так что узкий острый совок остался в доме, а вот ивовой коры я немного нарезала – пусть не так она уже хороша, как весной, но на раненого мага я извела приличный запас, который следовало пополнить.
За делами время промелькнуло незаметно. Вернулась страшно довольная Марыська с целой корзиной припасов. Встретив ее, я вернулась в дом – настало время вынимать выпеченные узкие и длинные булочки из печи. Пока девчонка прибирала продукты, я нарезала выпечку на узкие ломтики, окунула в специальную пасту из масла, пряностей и трав и снова отправила в печь – подсушить.
Маг, лежащий в горнице, возился, охал и вздыхал. Ему было скучно, и наша возня на кухне
