руками, чтобы соединиться с ней. Я больше не слышал, как бьется ее сердце. Я не мог думать. Внизу было темно, но я мог видеть в темноте. И теперь я мог видеть ее.
Глаза Фэллон были закрыты. Губы у нее были синие. Ее тело покачивалось вместе с морем, как будто она была его частью. Моя грудь сжалась, легкие заболели, говоря мне, что у меня не осталось кислорода. Я схватил ее безвольное тело и оттолкнулся от дна океана, устремляясь к поверхности.
Я никогда не перестану бороться, Фэллон. В этом был наш смысл. Наша любовь была живучей вещью, похороненной в глубоких, темных местах. И я бы никогда не остановился.
Теперь мы оба были на берегу. Я едва мог ходить. Я почти ничего не видел. Я не знал, как мне удалось доставить нас на пляж, но каким-то образом мне это удалось.
Фэллон была в моих объятиях, не дыша, когда слезы хлынули из моих глаз. Мои руки дрожали, ее белые волосы запутались в моих пальцах.
— Нет, нет, нет, — я положил ее на песок и пополз по ее телу, пока песок шуршал вокруг меня. Я прижал ухо к ее груди, но ничего не услышал!
— Нет!
Это не должно было случиться вот так. Я откинул голову Фэллон назад, протолкнул воздух в ее легкие, ударил в грудь. Я должен был умереть вместе с тобой. Ты должна была жить со мной. Вернись!
— Фэллон! — воскликнул я, прижимая ладони к ее груди. Мои руки были сцеплены. Моя душа, мое сердце, мои крики были чертовски отчаянными, чтобы она вернулась ко мне.
— ФЭЛЛОН, ВЕРНИСЬ!
Я откинул ее голову назад, зажал ей нос, снова протолкнул воздух ей в горло. Это было так, как если бы я покинул свое тело, наблюдая за собой со стороны, вспоминая этот момент. Как будто мы уже были здесь раньше.
— ФЭЛЛОН! Возьми меня с собой!
Люди пытались оттащить меня, срывая сзади мою мокрую одежду, и чудовищный крик вырвался из моего горла, когда я в последний раз ударил ее кулаком в грудь!
Затем Фэллон вздохнула.
Моя девочка вздохнула! И ее сердцебиение стучало у меня в ушах одновременно с одним-единственным ударом потрясло наши души — эхо. Невидимая, яростная волна ударила меня в грудь, подняла в воздух, и я ударилась спиной о скалу. Он прокатился по Воющей Лощине, как яркий луч перламутрового света.
На краткий миг нам показалось, что наши сердца заработали заново.
На пляже воцарилась тишина, даже разбивающиеся волны не издавали ни звука. Это было так спокойно, так умиротворяюще.
Когда я огляделся, панические глаза города окружили меня, скопление собранных вдохов. Но все, что я хотел видеть, слышать, чувствовать, — это Фэллон. Сработал инстинкт, и я, шаркая ногами по песку, перевернул ее на бок.
— Фэллон, дыши, — сказал я дрожащими губами, проводя ладонью вверх по ее позвоночнику, когда она извергла зловещее море.
Грудь Фэллон вздымалась, и каждый мускул внутри меня сжался от облегчения, когда я взял ее холодное и дрожащее тело в свои объятия. Уткнувшись головой в ее шею, я зажмурил свои горящие глаза, когда мои колени зарылись в песок.
И я держал ее некоторое время, чувствуя, как ее сердцебиение стучит по моим пальцам, ее грудь касается моей, никогда не желая отпускать ее. Она была жива. Я был жив. Мы были здесь, вместе какое-то время, и это было все, что имело значение.
— Джулиан, — прошептала она, отстраняясь и беря мою голову в свои руки. Взгляд Фэллон скользнул по моему лицу, прежде чем ее глаза снова встретились с моими. И то, как она смотрела на меня, было так, как будто она нашла меня, и нам не нужно было снова теряться.
— Джулиан, ты сделал это! — закричала она, схватив меня за затылок и обхватив мою голову ладонями, касаясь моего лица. Новые слезы покатились по ее щекам, и ее улыбка была слабой, но настоящей.
Я покачал головой, мои глаза скользнули между ее глазами, когда до меня дошло.
Моя маска исчезла, и она смотрела на меня, улыбаясь.
Я коснулся своих щек, своего рта. Я провел рукой по лицу.
— Нет, — прошептал я, не в силах поверить в это.
Фэллон кивнула, улыбаясь.
— Этого не может быть…
— Да! — она засмеялась, и новая волна эмоций захлестнула меня, которую я не мог контролировать. Я уткнулся лицом в ее шею, и мое усталое тело сотрясалось, когда я плакал, цепляясь за ее мокрую одежду.
Фэллон держала мое лицо и тянула меня вверх, пока наши губы не соприкоснулись.
Как только мой язык коснулся ее, все мое существо расслабилось, чувствуя, как груз двух столетий и бесчисленных смертей соскальзывает с меня.
— Проклятие снято! — крикнул кто-то позади меня, и весь пляж взорвался ревом, когда мы с Фэллон растворились друг в друге.
— Проклятие, черт возьми, снято!
— Ты сделал это!
— ДЖУЛИАН!
— Что только что произошло?
— Полые язычники свободны!
Город окружал нас, но все, что я видел, была она. Моя девочка.
Фэллон целовала меня в лоб, в щеку, в нос, в губы, в шею, пока не уткнулась лицом мне в грудь, ее плечи затряслись, когда она обнаружила, что тоже плачет. Я обнял ее крепче, не в силах сдержать зарождающуюся улыбку.
Беллами был прав. Нужны были мы оба. Потребовалась наша борьба, чтобы никогда не сдаваться. Для этого потребовалась наша непоколебимая и бескорыстная любовь.
Проклятие было снято, и мы сделали это вместе.
Я не знал, что это означало для нашего ковена в будущем, но в одном я был уверена
мы были вместе, и это было все, чего я когда-либо хотел. У нас была эта жизнь и каждая последующая.
Возможно, это было правдой, в сердцах монстров были холодные места, к которым нельзя было прикоснуться без смертельно опасной любви.
Итак, какое-то время мы держали друг друга на песке, в единстве нашей истории, нашей любви, нашего прошлого, которые сделали этот момент возможным, со всей Воющей Лощиной вокруг нас.
И моя голова откинулась назад, когда теплое солнце впервые коснулось моего лица.
Луна и ночное небо
В 3:03 утра жаркой летней ночью Фэллон Гримальди Морган родилась под полной Грозовой Луной. Снаружи выла свирепая буря, обрушивалась и сотрясала маленький коттедж, а в темном углу комнату заполнил душераздирающий крик из деревянной колыбели. Но эти крики принадлежали не Фэллон, поскольку они исходили от другого. Горячий дождь хлестал из открытых оконных
