class="p1">— Добрый день, Ваше Сиятельство, — сказал отец, приветствуя князя, не принадлежащего по крови к царским династиям соответственно статусу.
Мы отодвинули два стула друг напротив друга поближе к Обухову и скромно присели на самый краешек, держа осанку. Всё по этикету.
— Да что вы зажались, как деревянные истуканы в тисках у краснодеревщика? — хохотнул князь. — Расслабьтесь, вы не на допрос пришли.
Легко сказать, расслабьтесь. Я конечно попытался изобразить из себя человека, пришедшего домой, но без перегибов, а отец так и сидел, словно швабру проглотил.
— Ты мне вот что скажи, Пётр Емельянович, — начал князь, отодвинув в стороны бухгалтерские отчёты и взяв чистый лист бумаги, словно что-то собирался запивать. — То, что я прочитал, написанное твоей достопочтенной супругой, у меня, если честно, в голове не укладывается. Князь Баженов Егор Маркович принадлежит роду царских кровей, это раз. Во-вторых, он один из самых богатых людей не только в Санкт-Петербурге, но и в Российской империи. Вот зачем ему мутить такую странную схему, имеющую для него сомнительный выхлоп? Он имеет достаточно предприятий, не считая судоверфей и других высокодоходных объектов, чтобы размениваться на такую ерунду. Ну и что он получит, подставив почти половину лекарей Питера с этими несчастными амулетами? Это для него всё равно, что для вас заниматься карманными кражами на крестьянском рынке. Вы же понимаете, если мы сейчас дадим делу оборот и будем в нём активно участвовать, а окажется, что Егор Маркович не имеет к этому ни малейшего отношения, наши головы полетят в мешок, как вилки белокочанной капусты. Да сам император Иван Седьмой нам этого не простит. Вместо Баженова мы поедем на рудники на полярный Урал или в Сибирь.
— Степан Митрофанович, — обратился, прокашлявшись, отец, когда Обухов сделал паузу и уставился на него в ожидании ответа. — Вы знаете меня много лет, я служил верой и правдой лекарскому делу, продолжая и приумножая семейные традиции. Никто и никогда не мог обвинить меня в несправедливости и лжесвидетельстве. Вот и сейчас, перед тем, как составлять текст обращения в органы власти для содействия в этом сложном и запутанном деле, я сначала сам всё несколько раз перепроверил и опросил десятки коллег, которые готовы всё это подтвердить ответить за свои слова перед судом. Зачем Его Высочеству князю Баженову понадобилось заниматься такой ерундой, не имею ни малейшего понятия. Сам с удовольствием послушал бы объяснения происходящему из уст самого князя, но сильно сомневаюсь, что он захочет обсуждать со мной эту тему.
— Угу, значит вот как, — пробубнил нахмурившийся Обухов, убрал в строну лист бумаги и придвинул к себе толстую красную папку, в которой оказалась стопка бумаг с нашей семейной печатью в гербовой части первого документа. По цвету папки и месту, где она располагалась на огромном столе и дураку было бы понятно, какой уровень важности князь приписал этому ходатайству. Похоже разговор будет долгим.
Разбор бумаг с обсуждением каждого пункта и каждой конкретной клиники продолжалось больше часа. Судя по докладам секретаря, под дверью скопилась уже толпа желающих попасть на аудиенцию к Степану Митрофановичу, но наше дело он справедливо счёл гораздо более важным, поэтому другие подождут.
Дошёл вопрос и конкретно до моего случая, Обухов слушал мой рассказ, состоящий из достоверных фактов и частично из догадок на них построенных, с угрюмым выражением лица. Кажется, новые всплывшие подробности того, как я потерял дар и оказался на том самом заседании коллегии лекарей Санкт-Петербурга, больше расстроили и разозлили его, чем успокоили.
— А почему сразу было не рассказать всё это во время заседания? — зло бросил князь, когда я закончил.
— Прошу прощения, Ваше Сиятельство, но, как я упоминал раньше, после травмы у меня была амнезия, с которой я борюсь до сих пор, но восстановить воспоминания полностью, к сожалению, уже невозможно. Так что с того момента жизнь для меня буквально началась сначала. На день заседания не было столь полной картины произошедшего и, соответственно не было уверенности в том, что именно послужило причиной амнезии, так как черепно-мозговая травма тоже имела место.
— Понятно, — сказал он, но угрюмое выражение так и не поменялось. — Эти амулеты хранятся у тебя?
— Серебряный да, у меня дома, — кивнул я, продолжая смотреть ему в глаза. Так у человека будет больше к тебе доверия, чем, когда во время беседы ты разглядываешь картины и лепнину на стенах. — А золотой в тайнике в надёжном месте. Мы сможем его предоставить по первому же требованию.
— Понял, пусть лежит пока, — ответил князь, туча с лица начала потихоньку уходить. — Сам-то ты как? Дар начинает возвращаться? Или совсем пропал?
— Слава Богу, первое, — улыбнулся я. Здорово, что он сам затеял эту тему, а то отец уже раз пять пытался заикнуться, но князь его всё время перебивал — И возвращается довольно быстро, буквально с каждым днём есть прогресс.
— Слышал, что ты вернулся в клинику отца, игнорируя запрет? — спросил он и голосе появились неприятные металлические нотки.
— Ваше Сиятельство, это к сожалению вынужденная мера, — вступился отец стоило лишь мне открыть рот. Ну пусть говорит, он старше, а я подожду. — Это не наша инициатива, мы к этому пришли после покушения на нашу семью и по предписанию полиции мы все должны находиться в одном месте. Даже дочке на некоторое время пришлось бросить учёбу.
— Да-да, и дочь второкурсница участвует в вашей клинике в лечебной деятельности, — недобро хмыкнул Обухов. — Это я тоже знаю.
Отец обмер и практически превратился в соляной столб, судорожно соображая, что же сказать в свою защиту. Никто не думал, что эта информация разойдётся так далеко, что достигнет ушей главного лекаря города.
— Разрешите объяснить, Ваше Сиятельство, — попросил я дать мне слово, сохраняя каменно спокойное выражение лица и старательно выровняв пульс и дыхание. Не забывал и прямо смотреть ему в глаза. — Все лечебные и вспомогательные действия во время нашей работы в манипуляционной проходили под контролем наставника, Панкратова Виктора Сергеевича, так что мы не были брошены и не оставались без присмотра, каждый процесс под неусыпным контролем. Хотел, кстати, сказать, что Виктор Сергеевич отличный наставник и прекрасный человек.
— Это я знаю не хуже, чем вы вместе взятые, — хмыкнул князь, убрав с лица недовольство. теперь он просто улыбался.
Вот же
