Ознакомительная версия.
На самом деле Радмилка страдала, и её бесило всё происходящее вокруг. Ни одного поклонника за последние два месяца. С тех пор как женатик отстал. Несколько дней назад у Владимира она попробовала флиртовать со Здравко. Он подлетел ко мне с совершенно обескровленной физиономией, на которой выделялись россыпи прыщей, и выплюнул:
– Твоя подруга ко мне пристаёт!
Бедненький!
Я успокоила Здравко и подошла к Барышниковой, чтоб пособолезновать. Приставать к Здравко – уже крайняя стадия. Дубинин на его фоне красавец. Она, ясное дело, ответила, мол, пошутила. Но как известно, что у трезвого на уме, то у подвыпившей Радмилки так и прёт. А тут ещё счастливая Лучезара – с улыбкой настолько широкой, что кажется, будто у неё не тридцать два зуба, а все пятьдесят.
Пришёл день зимнего солнцестояния. Всюду праздновали. Довольная своим летучим состоянием, Лучезара заливала коридоры общежития игривым вином. Пару раз по непонятной причине обрызгала раскрасневшихся от бега детей. Их в праздник всегда пускали в здание. Небольшими группками ребятишки мотались с этажа на этаж по обеим лестницам, стучали во все двери, пели славу Коляде и клянчили конфеты. Те, кто поскромнее, удовлетворялись сушками, наглые требовали шоколада или зефира, а если получали отказ, то ещё долго орали под дверью, что хозяева – невозможное жлобьё. Заканчивалась какофония тем, что либо обитатели комнат откупались от попрошаек деньгами, раз уж не запаслись конфетами; либо выходили соседи и заваливали нахалят сладостями, лишь бы закрыли рты. Перед зимними праздниками всегда наблюдалась одна и та же картина. Учащиеся тащили в общежитие мармелад и пряники мешками. А дети теми же мешками уволакивали в обратную сторону карамель и пастилу. Ассортимент варьировался.
Куда им столько сладкого?
Милорад тоже решил запастись добром (он о таких вещах всегда заранее думает) и купил два полных пакета ирисок. Один раздал детям в несколько приёмов, а потом ушёл на кухню варить суп, и Ратмир подарил очередной толпе песнопевцев сразу весь второй пакет. Милорад по возвращении поругался, давя на то, что супом они детей награждать не смогут, а больше ничего не осталось. Можно не открывать дверь, но в коридоре галдёж начнётся. На этаже много таких, кто не открывает. Тут я заглянула на огонёк. Просто поздороваться. Под предлогом, что книгу хочу вернуть, а на самом деле сбежала из 1407. К Лучезаре пришли сразу три клиентки.
Ратмиру надоели Дубининские попытки его чехвостить, и, чтобы отвязаться, он сунул деньги. Поди, мол, купи ещё. Я решила тоже пропеть славящий куплет. Но не пропела, а проорала. Со слухом у меня очень даже не очень. Когда завожу песню, и стены плачут. Ратмир не заплакал. Но быстро сунул мне двадцать кун. Я взяла по привычке – как чаевые. Заслужила. Пою в праздник. Всё как полагается. Ещё и поблагодарила:
– От щедрот ваших, барин, живём.
Позднее на кухне, когда Милорад помешивал суп, а я грустно смотрела на него (ненавижу готовить!), то спросила:
– Что там у Дельца с Красой?
Замочная скважина оказалась заклеена изнутри.
– Не рассказывает.
Умеет же, зараза, когда особенно интересно, держать язык за зубами.
– Как думаешь, кого из Забытых к нам пришлют?
– Кого попроще. Принципиального миротворца. Давно следовало ожидать такого поворота. На Западе борцы за права Забытых уже вытребовали море льгот и свобод.
– Руси западные идеи не подходят. То, что там работает замечательно, здесь превращается в хаос. У нас менталитет другой. Чужая песня на русский не переводится.
– В общем, верно, – произнёс Дубинин. – Если снежных людей пришлют, то мучиться нам только до весны.
О снежных людях Волков написал совсем мало. Живут разрозненно. На самом крайнем севере. Настолько крайнем, что уже почти полюс. Считается, никто их никогда не видел, только следы находят. А ещё есть мнение, что сказка о ледяной княгине возникла не абы как, не от бурной фантазии.
– А если великанов? Для них отдельную общагу выстроят?
– Серость ты необразованная, Вьюжина! Великанов на Руси уничтожили несколько тысяч лет назад. Святогор только не может умереть, пока не передаст свою силу. Может, до сих пор…
– Ну на Западных же островах остались. Инеистые.
– Ты сюда иностранщину не приплетай, – Милорад поднёс ко рту ложку и подул на варево. – Нам бы со своими Забытыми разобраться.
– А если прорицателей? – я хотела договорить. Сказать, что прорицателей (а точнее прорицательниц, потому что мужчин у них нет) люди недолюбливают особенно сильно. Они ведь всё заранее про любого знают. Вот любопытные дела! Значит, к гадалкам Чародейкам люди ходить привыкли, а…
…но Милорад меня перебил. С этим своим умным видом:
– Прорицателей собираются отнести к Другому сословию. Или уже отнесли. У них только верхняя половина человеческая, тело – птичье. В отличие от псиглавцев, чью принадлежность к Забытым никто под сомнение не ставит, эти по-человечески никогда не передвигаются и себя не ведут. Что, в общем-то, понятно. Лихо Одноглазое, кстати, тоже теперь в Другом сословии. Учёные признали, что оно – не человек.
Мы ещё немного поболтали, потом Милорад закончил с супом и позвал меня в лавку за конфетами. Когда я вернулась домой, то обнаружила, что Лучезариным вином пропах весь четырнадцатый этаж. Что у неё за манера открывать бутылку так, чтобы пена хлестала? Чтобы поливать шипучкой себя и других и пол? Позёрство.
А у себя над кроватью она повесила светопортрет Славомира. Отыскала его в Кружеве и распечатала в цвете.
Засыпая, я думала: «Держись, Гуляев, для тебя наступают сложные деньки!» А ночью мне снились псиглавцы. Они скакали по белой равнине мимо испуганных снежных людей, прячущихся за сугробами. Чёрные как смоль лошади дышали тяжело, и иней оседал на их мордах. Псиглавцы пророчествовали. Обещали, что не только у Славомира, но и у меня вскоре возникнут разного рода беды. Они тянули ко мне руки, закованные в металлические перчатки. Я в вещие сны не верю. С некоторых пор я вообще ни во что не верю. Потому про сон утром сразу постаралась забыть. Какие ещё беды? К нам подселили Лучезару. Чего уж хуже-то?
Весь следующий месяц мы с Радмилкой только и слышали: Славомир то, Славомир сё! Центр вселенной довольно быстро локализовался примерно в середине Гуляева-меньшого. В области сердца, желудка или, может, витой бляхи на его ремне. Пришло время ученических испытаний. Нормальные люди носились по Академии с шальными глазами и думали только об оценках. Одна Лучезара оставалась сосредоточенной на своей влюблённости вся, без остатка. Странно: чем меньше она вспоминала об учебниках, тем проще сдавала испытания. Выяснилось, что все преподаватели очень впечатлены Чародейкой и её контрольными. Оценки ей ставили за смелость и открытую улыбку. Когда я узнала о третьей отличной отметине в зачётке Лучезары (а ведь Верещагина совсем не готовилась), то предложила испробовать свою удачу в игорном доме.
– Захаживала я туда когда-то. Скучно всё время выигрывать.
– Ты выигрываешь в игромах? – у Радмилки даже голос пропал, она захрипела и закашлялась. Ей самой никогда не везло. Ни в играх, ни в лотереях. Как и мне.
– Угу, – Лучезара разглядывала свои ногти. – Выигрывала. Три или четыре раза. С тех пор я у них в чёрных списках.
– И много выиграла? – с лёгкой долей зависти полюбопытствовала я. Всегда мечтала что-нибудь выиграть. Наверное, все в большей или меньшей степени об этом грезят. А лёгкие деньги, падающие с потолка, – вообще предел иллюзий всех лентяев. Даже тех, кто с пеной у рта пропагандирует честный и упорный труд в условиях, приближенных к каторжным.
– Не помню. Они у меня быстро ушли.
Понятно. Мы с Радмилкой полагаем, что Лучезара росла в очень обеспеченной семье. Она слишком легко к деньгам относится. Собственно, на Острове мы бедного жилья и не видели. Во всяком случае, в той его части, какую нам на экскурсии показывали. Один из самых богатых районов Великограда считается.
Я углубилась в учебник. Мне за красивые глаза никто оценки не ставит. Боковым зрением уловила, что Лучезара выдрала из библиотечного (sic!) журнала очередной портрет Гуляева. Вернее, всей его семьи. Очевидно, там имелась статейка про известных на Руси людей. И прилепила его на стену к паре десятков других. Стена имени Славомира в нашей комнате разрасталась, едва ли не ежедневно пополняясь новым арт-объектом. До чего же Верещагина ненормальная! Просто маньячка!
Ещё я увидела, как Радмилка закатила глаза и застрелилась из пальца. Не смогла сдержать смешок. Лучезара не обратила внимания, хотя обычно она трепетно относится к реакции на свои поступки. Потому мы с девчонками стараемся говорить о Чародейке как можно меньше. Особенно в её присутствии.
Вскоре Лучезара ушла, сказав, что не хочет нам мешать. Ведьма начала понимать, что в общежитии есть не только её интересы, лишь прожив там несколько месяцев. Научилась иногда задумываться о других. Так как тихо сидеть в сторонке у неё никогда не получалось, то стала уходить навещать клиенток или своих первокурсниц.
Ознакомительная версия.
