и вовсе — снежинка.
Я отложила планшет с неприятным скребущим чувством. Мне стало тревожно от того, что Зловский видел меня в таком непотребном виде, да еще и выставил это, как повод для шутки. Анализ собственных переживаний заставил нахмуриться еще больше — ведь получается, что мне не все равно, что он обо мне думает? Что же это, пара поцелуев, немного почти невинных ласк — и вот я уже переживаю, не разонравлюсь ли ему?
Хотя, кого я обманываю. Ласки были совсем не невинными и мне безумно нравилось то, как этот мужчина вел себя со мной. По крайней мере пытался вести в противовес тому, что было раньше. Оставалось в его поведении много странного и пугающего, да и сам он совсем не подарок — это очевидно. Но все то даже шло ему… говорят, что подлецу все к лицу, но Егор ко всему прочему, был еще и очень красив. А я теперь, после этого фото, чувствовала себя какой-то замарашкой.
Нет, гнать от себя надо такие мысли, Алена! И вообще, нужно знать себе цену. Ни в коем случае не забывать о том, что это он за мной бегает, а не я за ним. Вот уж, меняться этими ролями я ни в коем случае не была согласна — уже настрадалась на всю свою жизнь, влюбившись на первом курсе в «любимца всех девчонок». Мой девиз с тех пор — ни слезинки по мудаку!
Круасан с клубничным демом и стакан апельсинового сока окончательно подняли мое просевшее настроение. Лучше бы, конечно, с кофе, но тогда, наверно, не стоило так мило пускать слюни в подушку.
Я задумчиво обвела взглядом предоставленную мне комнату. Нехило, надо сказать, живет этот Зловский, обставлено все было со вкусом — натурально обложка из журнала «Интерьер», хоть сейчас фотографа тащи. Мое внимание привлек яркий кусочек бумаги знакомого цвета, наклеенный на дверь в противоположной стене.
С моим зрением не стоило даже пытаться разглядеть что написано на стикере с расстояния, пришлось подойти ближе.
«Кира и Нат передают привет:)» — было выведено на неоново-зеленом листке знакомым почерком.
За дверью было абсолютно ничего не видно, но стоило переступить через порог, в небольшом помещении без окон включилось освещение — это был гардероб…
— Вот сукин же ты сын, Зловский! — выдохнула я с возмущением.
Часть вешалок и открытых полок была занята одеждой с еще не срезанными ярлычками. На полу стоял ряд не распакованных пакетов, словно только-только оставленных какой-нибудь чокнутой шопоголичкой с безлимитной черной картой. Шанель, Барберри, Армани — это только те лейблы, логотипы которых я знала.
От внезапного наплыва эмоций закружилась голова. Сашка бы на моем месте завизжала от радости и немедленно кинулась бы мерить все и сразу, а меня едва ли не замутило… Все мысли из моей головы вытеснил злой, дрожащий от волнения и горечи голос Ильи Охотникова:
«Он так делает, живет с ними в своем загородном доме, усыпляет их бдительность, а потом избавляется, как от старых игрушек, ломая и обезображивая…»
Что же это, как не попытка купить меня? Бросить пыль в глаза, усыпить бдительность. А потом…
В этом большом, роскошном гардеробе стало так противно и душно, что захотелось срочно выйти вон. Я решила пойти в душ, чтобы смыть с себя все это — страшный сон, мысли о Зловском и самой себе.
Под теплыми струями в ванной комнате, отделанной мрамором с розовыми прожилками и замутненным стеклом, стало лучше. Хотя еще лучше мне бы было дома, в своей крохотной ванне сто пятьдесят на семьдесят с интересной книжкой в руке. Подальше от этого дома и мужчины с сомнительной репутацией.
А что, если Илья прав и я в смертельной опасности? Удастся ли мне выбраться отсюда, до того, как надоем Зловскому и он решит со мной покончить? Смогу ли я вообще отсюда сбежать?
Но, даже если предположения бывшего следователя на самом деле лишь плод его отравленного горем разума, то с чего я взяла, что отправиться к Егору в гости на выходные — хорошая идея? Ну, как же… как получилось, что он так быстро вскружил мне голову, смял мою волю и стал успешно дергать за ниточки?! Ох, опять столько вопросов… и далеко не на все из них хочется знать ответы.
Что я знала наверняка, так это то, что руки этого мужчины, его голос и взгляд находили какой-то отклик во мне, из-за которого пропадало всякое желание сопротивляться. Я словно предавала себя всякий раз оказываясь рядом с ним. И еще эти поцелуи, похожие на прыжок в бесконечность, на глоток чистой эйфории… с одного из таких все и началось.
Вот что, нужно всеми силами держаться от Зловского подальше и просто посмотреть, как будут развиваться события. Нужно не дать ему сделать это с собой снова — прикоснуться, подавить волю и заставить верить каждому своему слову. Ну, а если станет совсем страшно, всегда можно позвонить Илье Охотникову.
Вот только, надеюсь, его предложение о помощи — не пустой звук.
Выйдя из ванной погруженной в тяжелые мысли, я едва инфаркт не получила от неожиданности.
— Боже! — выкрикнула я, не зная за что вперед хвататься — за сползающее с влажного тела полотенце или сжавшееся от испуга сердце. — Ты же сказал, что вернешься только к обеду!
— Зачем же сразу меня обожествлять. Пока можно просто — Егор, — сказал Зловский, сидя на краю кровати и счастливо улыбаясь во все тридцать два зуба. Посмотрел на часы на запястье, сдвинув пальцем край синего пиджака, — И так-то уже обед. Впрочем, я знал, что ты проваляешься в постели до моего возвращения.
— Ну, да. О чем это я, — зло фыркнув, я взяла с кресла свою одежду, сложенную аккуратной стопкой. — Как я могла забыть, что ты все про меня знаешь.
По тому, как сгустилась атмосфера в комнате, можно было даже не оборачиваясь определить источник негативного возмущения.
— Опять ты рычишь на меня. Что теперь я сделал не так? — сказал он спокойно, но это все равно прозвучало с угрозой.
Если честно, я не представляла, что сказать ему в ответ. Мне просто хотелось, чтобы он перестал так на меня смотреть… чтобы отпустил домой и больше никогда ко мне не приближался. Хотя, кого я обманываю, на самом деле, находясь так близко к Егору Зловскому, мне хотелось совсем другого. Даже сейчас, когда я была зла на него.
— Откуда ты узнал про лошадей? Знаешь, это ведь не
