нечисть сразу обрела форму, облик и цвет.
Лешачонок зашипел, стал извиваться и вырываться. Я вжал его в стену. Хорошо, что прохожих тут было немного, иначе подросток в сетке вызвал бы кучу вопросов.
– Игорь, ты, что ли?!
Я узнал его не сразу. Щуплый, маленький, с растрепанными черными волосами и узким лицом. Он яростно хмурился, сверкал желтыми глазами и пытался цапнуть меня за руку, пока я держал его за костлявое плечо. Даже огромная толстовка не могла скрыть его худобы.
Поняв, что это я, он перестал дергаться и исподлобья уставился на меня:
– Валера?
– А кто стал бы за тобой гнаться? В сумку полезешь?
Он потер нос и мотнул головой:
– Не. Тесно у тебя там. И дышать нечем.
Я вздохнул и замялся, прежде чем снять с него сетку.
– Не сбежишь? Пошли, угощу тебя крылышками.
Игорь оживился:
– Куриными?
– Ну не своими же.
Он быстро закивал с самым сияющим видом, и я смотал сетку – невесомую, созданную специально для охоты на нечисть. Свернул так, чтобы было легко расправить в следующий раз, и убрал в маленький кармашек сумки.
С Игорем мы познакомились в первый год моей службы ловцом. Он был из числа тех мелких лешачат, которые хозяйничали в московских скверах. Одним из самых шустрых – и самых человечных. Не всякий лешачонок захочет прикидываться пацаном. А Игорь хотел. И имя себе человеческое выбрал, и одевался как обычный подросток: широкие джинсы, толстовка с капюшоном, в которой можно было напихать еще двоих таких Игорьков.
Каждый месяц лешачат перераспределяли в разные скверы, меняли местами, чтобы они не засиживались и наводили порядки у мелкой нечисти. А мы, ловцы, должны были следить, чтобы лешачата не поддавались соблазнам большого города и не совались в места скопления людей. Баланс есть баланс.
Приложение помогало отследить мелкую лесную душонку или лешачонка, покинувших парк. Непослушную нечисть следовало поместить в сумку: мы доставляли ее в центр контроля за жизнедеятельностью и распространением нечеловеческих существ. Дальше на провинившегося лешачонка составлялся административный протокол, хотя мы с другими ловцами давно говорили, что можем сами доставлять их обратно в места службы, а потом просто жаловаться верховным лешим, которым они подчинялись. Но бюрократия пока побеждала.
Тяжело вздохнув, я повел Игоря в кафе быстрого питания, незаметно придерживая его за капюшон, чтобы не дал деру. Наверняка у него хватит мозгов не становиться невидимым на глазах прохожих в центре Москвы и не напарываться на вторую административку за день, иначе хозяин-лесовой точно его взгреет и отстранит от службы на пару месяцев. А для такого мелкого лешачонка это означало позор и прозябание где-то во дворе спального района, на старом обстриженном тополе. Все равно что человеку провести месяц в комнате метр на метр.
– Ты на апрель в Ильинском, что ли? – спросил я, припоминая ближайший сквер к Китай-городу.
Игорь шмыгнул сопливым носом:
– Не-а. В Зарядье. – И выпятил тощую грудь колесом. Я закатил глаза.
– Боже, тебя в такое солидное место поставили, а ты убежал грызть куриные кости. Сидел бы да цену себе набивал. Там, глядишь, и получил бы местечко где-нибудь в Нагатинской пойме.
– Да жрать я захотел! – Игорь вывернул шею, чтобы зыркнуть на меня глазами, желтющими, как фары. – Тут повар у меня знакомый. Я ему сигареты из ларька ворую, а он мне куриные ножки дает. И соус наливает. Кисло-сладкий. А в Зарядье деревья молодые, скучно с ними. Поговорить не о чем. Одни глупости у них на уме.
Мне хотелось еще сильнее закатить глаза. Сам-то! Мелкий, совсем неопытный, только несколько лет как заступил на службу, а выпендривается.
– Ну так как раз тебе по возрасту. Показывай деревьям видео со смешными котятами. Будете вместе смеяться. Березки тебе листьями пошуршат.
– Какой ты, Валера, все-таки остроумный! – огрызнулся Игорь.
Мы перешли улицу и засели в фастфуде. Я, как и обещал, купил куриных крыльев и поставил перед Игорем.
Не все лешачата привыкали к человеческой пище, но многие серьезно на нее «подсаживались». Игорь, очевидно, был одним из них: однажды попробовал жареную курицу и пропал. Леший отчитал его за то, что не справился с любопытством, но теперь уже ничего не поделаешь. Не придумали еще клиник, где лечили бы ушлых лешачат от зависимости от еды.
– Так чего ты испугался-то? – спросил я, глядя, как он ловко разгрызает куриные хрящи острыми зубами и утробно урчит от удовольствия. Игорь на секунду стрельнул по мне испуганными совиными глазами. – Штрафа? Так сам знал, что нарываешься. Тебя недавно на службу взяли, а ты систематически нарушаешь.
Он мотнул лохматой головой и откинул замасленными пальцами черные пряди со лба. Кожа у него, как у всех лешачат, с зеленым оттенком, но не настолько, чтобы привлечь внимание того, кто мельком посмотрит. Заметишь, только если знаешь и будешь специально приглядываться.
– Не. Не штрафа. – Лешачок заискивающе улыбнулся, но из-за острых зубов гримаска получилась жутковатой. – Ты ж не станешь на протокол меня тащить? Зачем тебе мотаться?
– Поступил вызов, значит, нужен протокол. Сам знаешь. И не мути, давай рассказывай. От кого ты так понесся? Пятки твои были невидимыми, но, я уверен, сверкали.
Игорь повел плечами, нахохлился и в несколько укусов разгрыз следующее крыло, захрустев костями.
– Повадились на нас охотиться, сволочи, – признался он. – Нескольких уже убили. Так же врываются, находят как-то и… – Он выставил два пальца, указательный и средний, и поднес к виску, имитируя выстрел.
– Да кому вы нужны? – не поверил я. – Всю жизнь так и сосуществуем. Вы охраняете парки, а мы вас ловим, чтоб вы в новостные каналы не попали.
– А вот понадобились. – Игорь сказал это тихо и с горечью, и я сразу понял, что он все-таки не врет. – Наши говорят, колдуны. Мы им нужны для их темных делишек. Раньше хватало мелочи – домовых, вон, почти всех переловили. Теперь и про нас разузнали. Будто бы нашей энергией кормят что-то большое. Некоторые говорят, будто водяного выращивают. А тот наберется сил и будет потом править московской нечистью. И будто бы нам при его правлении станет лучше жить. Только кому жить-то, если всех ему скормят?
Я задумался. Про домовых, например, все было чистой правдой. Мы тоже подрабатывали их продажей: первыми входили в опустевшие квартиры, ловили домового или кикимору в сумку и перепродавали богатым чудакам, которые хотели поселить «элитную зверушку» в свой свежепостроенный загородный дом или в квартиру в новостройке. Чтоб не ждать, пока сам заведется. Сейчас-то у домов души почти нет, надо долго ждать, пока домовой вырастет. Как плесень в сыром углу. Только весьма милая и полезная плесень. А так
