Я невольно потёрла запястья, вспомнив милую беседу с правдоцветом.
– То есть специальность «Цветолюкса» – та же, что и у «Эксклюзив-нюха»?
Эмилия хмыкнула:
– В мечтах господина Жмутса. Все, кто обладает хоть толикой чувствительности, сразу поймут, что его лавка – лишь бледное подобие. Ассортимент у него гораздо меньше, да и сами цветы… в них нет… – тут Эмилия задумалась и уверенно докончила: – души. Да, именно так. – Она обеспокоенно глянула наверх и понизила голос: – Но в одном он прав – за последние недели несколько клиентов из числа постоянных вернули букеты, не оправдавшие заявленных свойств. Всё это не иначе как следствие неудачного романа мадам. Инциденты списали на счёт ошибок, которые могут случиться с каждым, но, если так пойдёт и дальше, мы можем начать терять клиентов. И боюсь, ничто не предвещает улучшения ситуации.
Потом Эмилия показала мне, как оборачивать и украшать букеты. Конечно, так здорово, как у неё, пока не получалось, но я ведь начинающая принцесса-цветочница! Надо сказать, напарница проявляла завидное терпение. Вскоре спустился Магнус.
– Просто разминаюсь, – пояснил он, перехватив мой взгляд. – К тому же наверху страшно душно.
Но я-то видела, что он просто изнывает от скуки. Эмилия тоже обернулась и лукаво мне подмигнула:
– Магнус, ты не мог бы помочь? Никак не разберусь с этой ленточкой.
Её руки, такие ловкие секунду назад, вдруг сделались страшно неуклюжими.
– С какой? – мгновенно оживился паук. – Ты про эту? Да это же раз плюнуть: просто продень вот здесь, понизу.
– Куда, сюда? – пальцы с поразительной неловкостью промахивались мимо цели.
– Да нет же, дай покажу.
Вскоре Магнус уже полностью взял на себя перевязывание букетов. Похоже, у пауков к этому природный дар. Правда, порой он перебарщивал, и приходилось подолгу выпутывать цветы из лент.
Эмилия понаблюдала какое-то время за нашей работой, а потом сказала:
– Ну вот, Ливи, кажется, ты уже вполне разобралась. А сейчас, извини, мне пора.
– Это то самое дело, из-за которого ты теперь не можешь работать в лавке по вечерам?
Мне показалось, что напарница смутилась, но, наверное, только показалось.
– Да, я хожу на… курсы.
– И их название – большой секрет?
– Нет, что ты! Это, – небольшая заминка, – курсы личностного роста. Или, если хочешь, курсы по саморазвитию.
– Звучит интригующе.
– На самом деле ничего особенного, – поспешно ответила она и добавила: – Прости, мне действительно пора, но я ещё попозже загляну. Постараюсь успеть до закрытия. И вот, – она порылась под прилавком и протянула мне толстенную книгу, – это справочник цветов. С основными я тебя ознакомила, но всё же лучше полистай на досуге.
Я, кряхтя, водрузила том на прилавок. Такими фолиантами обычно прижимают что-то, что хотят склеить. Намертво.
– Ах да, последнее, когда будешь отдавать покупателю цветы…
Тут я вспомнила урок профессора Гудинафа.
– Я сделаю это вот так!
Рука, будто бы отдельно от меня, с неимоверным изяществом протянула ей букет. Теперь, когда Гарт не мешал, получилось почти идеально. Эмилия оторопела:
– Ну, надо же! Это просто потрясающе! Только книксен делать необязательно.
* * *
В тот день заглянули несколько клиентов. Конечно, на практике всё оказалось несколько сложнее, чем во время тренировки. Обслуживая первого покупателя, Магнус так разволновался, что вконец запутал ленточки. К счастью, мужчина оказался из терпеливых и дожидался с любезной улыбкой, памятуя о том, что я новенькая. А после моего фирменного движения запястьем и вовсе ушёл в приподнятом настроении. Я тщательно записывала все покупки в толстую амбарную тетрадь. Немного пролистав назад, обнаружила, что имя Индрика там встречается на каждой странице, а иногда и по нескольку раз. Похоже, лавку он посещал чаще, чем академию.
Вскоре появился и он сам и очень удивился, увидев меня.
– Ливи? А где… – Оглядевшись по сторонам и убедившись, что продавщица тут только одна, он шагнул к прилавку. – Не знал, что ты здесь работаешь. Ах да, лютики, совсем забыл!
– Первый рабочий день, – бодро кивнула я. – Тебе какой букет?
– Пришёл забрать готовые. Погляди, там должно быть записано.
Я сверилась с журналом, и действительно на его имя значились пятнадцать букетов цветобабочек. С виду они и впрямь похожи на рой пестрых бабочек, случайно опустившихся на длинные хрупкие стебли. Сходства добавляло трепетание лепестков. Увы, живут они тоже всего один день.
Передавая ему всю охапку, я не удержалась:
– Целых пятнадцать штук, да она просто счастливица!
Индрик и не подумал смутиться:
– Нет-нет, это всё разным. Ну, ещё увидимся. Ах да, это тебе. – И он протянул мне один букет, преподнеся его не менее элегантным жестом, чем профессор Гудинаф.
После его ухода, я полистала справочник цветов. Никогда бы не подумала, что разновидностей может быть столько! К концу первого раздела (из пятисот пяти) все свойства и характеристики перемешались в голове, и я отложила изучение до следующего досуга.
И всё это время, занимаясь делами лавки, я непрерывно обдумывала дальнейшую стратегию по поиску суженого, отметая один вариант за другим.
Озриэль заглянул, когда стемнело. Он уже почти не чихал, но нос оставался красным и распухшим. Через полчаса я подсчитала выручку, закрыла лавку и приняла приглашение прогуляться.
На улице уже зажгли фонари, и дневная суета уступила место вечерней степенности. В свете газовых рожков витрины отсвечивали бледно-зеленым, выкрашивая в этот оттенок прогуливающиеся парочки.
– Больше не сталкивался с Марсием?
– Неа, думаю, ему было не до меня – надышался сильнее.
– Прости, ты, наверное, пропустил все занятия… – Я хлопнула себя по лбу: – И поэтику тоже!
– Поэтики сегодня не было, – вздохнул Озриэль. – В кои-то веки нашлась уважительная причина, чтобы пропустить, а её отменили!
– Почему?
– Ливи, когда отменяют занятие, тем более впервые за шестьдесят лет, никто не спрашивает «почему». Все просто ловят момент.
– А что насчёт истории волшебного народа, удалось уладить недоразумение?
Озриэль кинул на меня быстрый взгляд:
– Не совсем, но от наказания меня освободили. Благодаря тебе, кстати.
– Мне?
– Ага, профессор посчитала «вспышку безостановочного чиха» достаточной карой свыше. Произошедшее списали на чью-то неудачную шутку с заклятием, обещали разобраться. Но, уверен, Марсий сделает всё, чтобы история не выплыла на свет. Он в ней явно не сверкает доспехами.
– Это уж точно! А по поводу дебоша ты…
– Давай заглянем в «Наглую куропатку», не возражаешь? Кто-то обещал мне чашку шоколада.
– Давай, но сперва заскочим в ломбард.
Какая удача, что в лавке мадам Гортензии поденная оплата за цветочасы! Я выкупила гребешок, и мы двинулись к центральной площади.
По пути вернулись к обсуждению моей проблемы и вскоре увлеклись: строили планы, выдвигали версии, обдумывали самые разные ходы. Предложения становились одно другого невообразимей. Через некоторое время я поймала себя на том, что намеренно предлагаю несуразные варианты, потому что мне нравится смешить Озриэля. Да и от его задумок уже кололо в боку. Чего стоила только идея наложить на одежду принцев щекочущее заклинание и подождать, пока те начнут от неё избавляться прямо на лекции – и все темные метки сразу как на ладони. Сообразив, что наше поведение нелепо и мы никак не приближаемся к решению задачи, я одернула себя. Однако последнее соображение ифрита натолкнуло меня на мысль:
– Озриэль, а где-нибудь в академии хранятся данные о принцах? Я имею в виду описание особых примет. Вы при поступлении заполняли какие-нибудь анкеты?
– Мы много опросников заполняли, но где они сейчас – понятия не имею. Наверняка нужны были администрации просто для отчетности. Только ни в одном из них нам не предлагалось описывать пятна на теле.
– Да уж, вряд ли ректора и профессоров интересуют такие подробности, – задумчиво протянула я и тут же загорелась: – Зато знаю тех, кого они обычно интересуют!
– И кого же? – удивился ифрит.
– Лекарш, знахарок, целителей!
У нашего королевского лейб-медика на каждого пациента имеется досье с самым скрупулезным описанием.
Озриэль резко остановился:
– Шикарная мысль! – восхитился он. – Если в Принсфорде и есть медицинский архив, то он находится в лекарской башне. Мы могли бы попробовать пробраться туда завтра утром и поискать документы. До десяти там никого не бывает.
– А ключи?
– У дежурного студента. Беру его на себя.
– И я буду в плаще, поэтому, если нас кто-то застанет, всегда можно сказать, что у Гарта, – я представила полуогра, – разболелась голова.
