Вернее, заблокирована. Заблокировал ее тролль, чей толстый палец поддел ожерелье Лиадан, слишком увлекшейся созерцанием любимого племянника и его милой, возвращенной с того света.
– Не делай этого, тролль, – ледяным голосом предупредила Лиадан. – Ты очень пожалеешь. Мой дух настигнет тебя, куда бы ты ни сбежал…
– Больно мне надо бегать наперегонки с мертвой старухой! – проворчал тролль. – Ты, главное, не лезь в чужие дела и можешь варить свои вонючие снадобья еще тысячу лет!
– Чужие дела? – переспросила Лиадан, глядя на распластанного на полу Ротгара, над которым нависал оскалившийся Хищник.
– Ага. И сестричке своей скажи, чтоб ровно лежала.
Мумия эльфийской красавицы, царапая когтями пол, медленно-медленно ползла в сторону своего оплошавшего братца. Катя подумала: хочет защитить, но вновь ошиблась.
– Ей нужно ожерелье, – сказала Лиадан. – Отдай его ей.
– Пусть забирает, – милостиво разрешил Карлссон. – И это, и два других. Забирайте и убирайтесь!
– А Ротгар?
– Ротгар – мой! – Карлссон скрежетнул зубами.
– Договорились, – спокойно сказала Лиадан, и Карлссон тут же отпустил ожерелье.
Катя удивилась, что тролль так легко поверил ведьме, но, должно быть, у него были основания.
Лиадан подошла к Ротгару. Хищник заворчал, но ведьма не обратила на него внимания.
– Бедный внучек, – пробормотала она, снимая с шеи высшего ши драгоценное ожерелье.
Ротгар глядел на нее с надеждой и отчаянием. Говорить он не мог: когти Хищника сдавили горло.
Катя вновь ощутила жалость к эльфу. Он был врагом, но все же заслуживал лучшей участи. По ее мнению. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Катя подошла к Ротгару, наклонилась и взяла его за руку. Ротгар судорожно вцепился в запястье девушки, в его глазах мелькнула надежда. Зато у Кати мгновенно потемнело в глазах. Ей почудилось, что Ротгар соскальзывает в бездонную черную пропасть и увлекает ее за собой – так же непреодолимо, как горная лавина…
Наваждение исчезло так же внезапно, как и появилось. Катина рука вновь была свободна, а запястье высшего ши придавлено к полу ногой Карлссона.
– Нас всех губят привязанности, – нравоучительно сказала Лиадан Кате. – Прощай, внучек.
Две мумии с сияющими ожерельями из самоцветов церемонно поклонились: сначала троллям, потом – Кате. Два чудовища… Нет – две нереально прекрасные блондинки – Лиадан, бледная, будто окутанная туманом, и сестра Ротгара, золотоволосая, словно озаренная солнцем.
– Я так и не поняла, что ты такое, маленькая смертная, – мелодично пропела Лиадан. – Не хочешь погостить у нас в холмах? Вместе мы бы разобрались в твоей загадке.
– Нет уж, лучше пока поживу в неведении, – ответила Катя.
– Я так и знала, – сказала Лиадан, впрочем, без особенного огорчения. – Но ты не беспокойся – мы про тебя не забудем.
Катя, собравшись с силами, ответила насмешливо:
– Если надо будет вытащить еще кого-нибудь с того света, обращайтесь!
– Я запомню! – очень серьезно ответила ведьма.
И две высокие фигуры исчезли в темноте зачарованного сонного царства, в которое обратился музей.
Торжественность момента несколько подпортил тот факт, что одна из фигур волокла большой чемодан на колесиках.
Карлссон кашлянул.
– Вот что, Малышка, – сказал он. – Шла бы ты домой!
Катя заглянула в крохотные глазки тролля и всё поняла.
Развернулась и вышла из зала. Только и успела увидеть, как две тени на стене нависли над третьей…
На улице было светло и пусто. Очертания Стрелки Васильевского острова и Петропавловской крепости терялись в зыбком тумане.
«Это же снег, – поняла Катя через мгновение. – Первый снег!»
Она застегнула куртку до горла, подняла воротник, спрятала руки в карманы и пошла к Лейке. К Тэму.
В квартире тоже было сонное царство. Все дрыхли, как заколдованные. Или и впрямь заколдованные. Никто даже не заметил, как Катя уходила и как вернулась. Девушка тихо разделась в прихожей, прокралась на кухню и поставила чайник. Ей хотелось согреться после прогулки по заснеженному городу… и собраться с духом. Теперь она точно знала, что следует сделать. Но, видит Бог, на такое решиться непросто. Даже совсем обычной девушке. Как там сказал баньши? У многих сила исчезает вместе с девственностью?
Или, наоборот, увеличивается?
Чай не помог.
«Это нервное, – подумала Катя, стискивая холодные ладони. – Чем дольше я буду тут торчать, тем меньше останется решимости. Может, еще ничего и не получится. Ну-ка, Катерина, вперед!»
Она пересекла темную (шторы плотно задернуты) гостиную, умудрившись не наступить ни на одного из развалившихся на полу гномов. На ощупь нашла Димку-Тэма. Тот был холоден как лед. Холоднее, чем воздух в комнате. На миг Кате стало жутко – вдруг она опоздала?
«Баньши сказал – до рассвета, – напомнила она себе, торопливо сбрасывая одежду. – Ох, надеюсь, чары еще действуют, и никто из этой компании не проснется в самый неподходящий момент…»
Да уж, не так она представляла себе первую ночь с любимым! Всегда думала, что это будет нечто необычное, уникальное… Хотя куда уж необычнее: полная комната храпящих гномов, а любимый уже несколько месяцев как умер!
Под одеялом Тэм был такой же холодный. Окоченевший.
«А вот мой муж обычно согревал меня своим телом! – вспомнился Кате анекдот. И ответ: – Леди, где же я в такую погоду буду искать тело вашего мужа?»
Катя хихикнула. Но это тоже было… нервное.
– Вот-вот, – проворчала она, устраиваясь рядом с неподвижным Тэмом. – Погодка не для прогулок – придется греться тем, что есть… Ди-имка! – прошептала она ему на ухо. – Хочешь, я тебя поцелую?
Мертвец не отозвался. Неудивительно.
– Ну ладно, – вздохнула Катя, – значит, целовать не будем…
Она накрылась одеялом, прижалась к любимому всем телом, закрыла глаза и стала слушать, как где-то глубоко-глубоко между ними просыпается тепло.
…Приподнявшись на локте, Катя разглядывала Диму-Тэма. Да, он изменился. Стал больше похож на самого себя. Исчезла «вампирская» бледность, черты лица стали мягче, и даже, кажется, волосы посветлели. Теперь это было обычное человеческое лицо, ничуть не «трагическое». То есть не совсем обычное, потому что очень красивое. И мужественное. Но всё равно это был куда больше Дима, чем Тэм.
От спящего Димы веяло уверенностью и спокойствием.
Интересно, когда они успели перебраться в «родительскую» спальню?
Этого момента Катя совершенно не помнила.
«Мой мужчина», – подумала Катя. Но никакого удовлетворения от этой мысли не испытала. Когда-то ей действительно хотелось, чтобы у нее был «свой» мужчина. Умный, красивый, замечательный. Чтобы все его хотели и завидовали, потому что он – только ее. Обычные мысли молоденькой девушки. Воплотившиеся в жизнь. Умный, красивый, сильный – и только ее. До самой смерти. Но – никаких собственнических чувств.
«Я его люблю», – подумала Катя, и тут Дима открыл глаза. Они почему-то оказались не карими, как раньше, а зелеными. Но это его не портило.
– Ну как? – спросил Дима с улыбкой, от которой у Кати замерло сердце. – Нравлюсь?
– Вроде ничего. – Катя тоже улыбнулась. – Хотя мертвеньким ты был посимпатичнее.
– Так убей меня обратно, – предложил Дима, тоже улыбаясь.
– Обязательно! – пообещала Катя. – Но я уж растяну это удовольствие лет на пятьдесят! Я буду убивать тебя ме-едленно!
И с грозным рычанием набросилась на Диму.
Нельзя сказать, что он особо сопротивлялся.
– Нет, – сказал он минут через десять. – Пятьдесят лет я не протяну. Если меня не кормить.
– Ты хочешь есть? – томно проворковала Катя, раскинувшись у него на груди.
– Хочу. Давно забытое ощущение…
– Завтрак, – мечтательно произнесла Катя. – В постель. Лейка! Лейка!
Подруга появилась минут через пять. Поглядела на счастливую парочку, усмехнулась и сказала:
– Доброе утро, развратники. Что надо?
– Завтрак. И соку. Лейка, век не забуду!
– Нашли прислугу, – фыркнула Лейка. – Подъем, голубки! Через два часа родители прилетают, а мне еще этот притон в нормальное жилье превращать! Давайте присоединяйтесь. Гномы уже впахивают!
И хлопнула дверью.
– Родители… – проговорил Дима, и его лицо приняло озабоченное выражение. – Хотелось бы мне знать, как быть с моими родителями…
– Ничего! – успокоила Катя. – Материнское сердце тебя опознает…
– А если нет?
– Что-нибудь придумаем, – беспечно проговорила Катя, прислушиваясь к внутренним, надо признать, очень приятным ощущениям. – Разве я не волшебница?
Авторы понимают, что русская транскрипция не в состоянии удовлетворительно передать звучание языка, но ничего с этим не могут поделать.
