я не могла с ними совладать.
О нет.
О нет, нет. У меня начался приступ.
Зареванное Лицо подошла ближе и как-то резко наклонилась ко мне.
– Твой отец желает тебе добра. Но он умрет. Ты же видела его шрамы. Однажды ему не повезет, или он ошибется и умрет. Ты останешься одна.
У меня сдавило грудь. Я не могла дышать. Я слышала, как я захныкала, словно глупая маленькая девочка, слезы застилали глаза. А по сердцу будто стучали молотком: бам, бам, бам.
– Карпентеры могут погибнуть так же, как и твоя первая семья. Ужасной смертью. С криками. Из-за тебя.
– Хватит, – попыталась сказать я, но услышала только звуки, похожие на «гук, гук, гук».
Девочка-запугиватель наклонилась ко мне. Я почувствовала, как другие дети кладут мне руки на плечи, их пальцы были скрючены, и все это было так неправильно.
– Твоя мать умерла из-за тебя, – тем же тоном сказала их предводительница. – И твой отец умрет из-за тебя.
Я упала на колени. Зареванное Лицо опустилась на пол вместе со мной.
– Ты эгоистичный маленький монстр, – сказала она. – Все эти хорошие люди умерли из-за тебя. Ты просто должна провалиться в какую-нибудь яму, так будет лучше для всех них.
В темноте и холоде, когда ты устала и напугана, не можешь ни говорить, ни дышать, а тебя со всех сторон окружают чудища, эти слова похожи на правду. И если так, нет никакого смысла не соглашаться с ней. Нужно просто лечь и позволить монстрам захватить себя. На секунду у меня возникло такое желание. Я захотела лечь и прекратить все это. Их слова казались мне правильными.
Так и было. Они звучали правильно. Я чувствовала, что они правильные.
Но чувства бывают обманчивыми.
На самом деле чувства имеют мало общего с правдой.
Монстры убили мою приемную семью. Это было правдой.
Моя мама погибла, спасая меня. Это было правдой.
Но все эти люди умерли, потому что монстры пришли и убили их. И это – единственная причина.
Те монстры были намного страшнее чудищ, окруживших меня. Взрослые монстры. Но я пережила встречу с ними.
Я заставила себя дышать, а остальные запугиватели тоже начали говорить. Каждый старался сказать мне что-нибудь ужасное.
И тут я поняла: Книга права.
Эти существа, числом с дюжину, выбрали своей жертвой самую что ни на есть маленькую девочку, пережившую в прошлом самые что ни на есть ужасные события. Они не попытались напасть на моего папу или на обычного взрослого. И даже не попытались сожрать Мыша. Они пришли за самым маленьким и уязвимым существом, которое смогли найти.
Потому что им страшно.
А если им страшно, значит они сами никого не могут напугать.
– Знаете, что я думаю? – сказала я внезапно очень звонким голосом.
Запугиватели резко замолчали, а я уставилась на Зареванное Лицо. Ее черные глаза смотрели на меня, рот был открыт – она хотела что-то проговорить и не успела.
Я прищурилась и сказала ей:
– Мне кажется, сейчас тут я страшнее всех.
С этими словами я выключила телефон – мы оказались в кромешной тьме – запрокинула голову и рассмеялась.
Я никогда еще не слышала такого смеха. Его нельзя было назвать задорным, но в нем слышалась неудержимая, львиная, солнечная ярость. Никакой жестокости – но я четко дала понять, что меня не впечатлили их черные глаза и кошмарные сны. Мне вовсе не хотелось смеяться слишком громко, но мой смех отражался от черных каменных стен и звенел гулко и чисто, как колокол.
И запугиватели закричали.
Это было не совсем похоже на крики боли. Каждый кричал на одной ноте, и этот звук был чистым, непрерывным. Тональность была самой разной – ужасная мешанина звуков, вроде свистков паровоза в мультфильмах, только не веселых и не мелодичных. Подобные звуки раздавались, когда Молли или Гарри входили в комнату, где работал телевизор, – такой же визгливый монотонный шум.
А потом все вдруг замолчали, слышалось только мое хихиканье.
– Хи, хи, хи, – услышала я свой голос. – А-а-ахахаха! Глупые чудища!
Я снова включила фонарик. Дети лежали на полу с ошарашенным видом. Все оказались более или менее моими ровесниками. Затем они стали по очереди садиться. Их глаза были уже не черными, а самыми обычными.
Запугиватели исчезли.
Остались только мы, дети.
– Что случилось? – спросил один мальчик.
– Ой, – проговорила Зареванное Лицо и начала всхлипывать. – Мои глаза!
– Кхм, – откашлялась я, продолжая светить фонариком всем им в глаза, чтобы они не смогли рассмотреть мое лицо. Я решила, что лучше выдать им безопасную, детскую версию событий. – Случилась утечка газа. Пойдемте. Нужно выбраться отсюда. Здесь опасно оставаться.
Пришлось немного обмануть их, но я смогла вывести всех из подвала на улицу. Дети были немного растеряны. Мыш ждал там, где я его оставила. Он очень осторожно пошел рядом со мной, каждое его движение было медленным и выверенным, чтобы случайно не свалить с ног кого-нибудь из ошарашенных детей.
Один мальчик догадался сразу пойти к охраннику и попросить помощи, а мы с Мышом отправились в другую сторону. Я невольно улыбнулась. Даже, кажется, стала слегка подпрыгивать на ходу.
Сражаться с монстрами было весело. То есть сражаться с ними страшно, но, когда все заканчивается, чувствуешь себя лучше, чем после видеоигры.
Может, оно и ненормально, но у меня это, наверное, от папы.
Мы с Мышом вернулись в кафе, и я купила нам в честь победы еще картошки фри. Мыш распластался на животе под моим столом, радуясь, что со мной все хорошо. Ну и ладно. Я наклонилась посильнее, чтобы дать ему картошку.
Минут через пять вернулся папа, с парнем на несколько лет старше меня. Он улыбнулся мне, а я – ему.
– Привет, тыковка, – сказал папа. – Это Остин. Он тоже еще не видел горилл. Что, если мы все перекусим и пойдем посмотреть их?
– Хорошо, пап, – согласилась я.
Он удивленно моргнул, а потом улыбнулся так широко, что я подумала: еще немного, и у него треснет лицо.
– Гав, – сказал Мыш и вильнул хвостом.
* * *
Меня зовут Мыш, и я Хороший Пес. Все так говорят.
В моей жизни много чудесных людей, но самые важные для меня – Мой Друг Гарри Дрезден и его дочь Мэгги. Я люблю их, мне с ними хорошо, и мне нравится ходить в зоопарк.
Я никогда не был в зоопарке, но по рассказам Моего Друга знал, что мне это обязательно придется по душе.
От Моего Друга и Мэгги пахло волнением, пусть они и пытались это скрыть. Мой Друг боялся, что окажется недостаточно
