А в Лос-Анджелесе сейчас успешно конкурировали божок чистогана, дух хаоса и еще что-то маловразумительное. Интересно, во что превратится город? В Москве попытались пристроиться Асклепий, бог здоровья, и очень ослабевший в последнее время Гименей, но обоих выставил Гермес, которому они мешали заколачивать деньги на пластических операциях.
Но это так, к слову. Основной упор в курсе делался на Ложу и тех демонов, что могли бы претендовать на роль Повелителя (сейчас трон уже полтора десятка лет стоял пустым, а три наиболее крупных и влиятельных клана грызлись между собой за право выдвинуть правителя из своих рядов), но про Координаторов там тоже говорилось – что они столпы Света, одна из опор мира и Стражи-защитники живого, оберегающие закон, миропорядок, добро. Так? И запретить парню лечить ослепшего ребенка? Потому что это нарушение правил? А действия маньяка – не нарушение, да? Что ж вы не остановили его руку, светлые любители правил?!
Лицемеры.
– А маньяка они наказали?
Юноша нахмурился:
– Нет.
– Вот же.
– А я все вспоминаю, как ты тогда появилась в пещере этого… колдуна, – голос Лёша зазвучал как-то напряженно. – Помнишь?
– Ну да. А что?
Ей тоже стало не по себе. Неужели он вспомнил?!
– Все думаю… не знаю, зачем ты туда пришла, я никогда не спрашивал, но ты явно за кого-то мстила. Он тронул кого-то из твоих родных?
Лина закусила губу. Вот сейчас об этом совсем говорить не хотелось.
– Не совсем. Меня… мама… попросила. – Опять ложь, максимально близкая к правде. И все-таки – ложь.
Брови Лёша удивленно поднялись, но давить и докапываться до истины он не стал.
– Ладно, я не о том. Просто… ты пришла отомстить. Убить. И могла уйти. Оставить меня там. Так?
Если быть точной, она была обязана оставить его там. И желательно лишенным возможности кому-то рассказать о ней. Память убрать или еще что.
– Но ты меня спасла.
– Лёш.
– Да, я знаю, что тебе тоже это не особо разрешалось.
Мягко говоря.
– Откуда знаешь?
– Ну ты ж меня не домой привела, – усмехнулся догадливый «ангел». – В тайник. И очень просила ничего не рассказывать никому. И даже порошок один подсыпать хотела – тот, что память стирает. Я помню.
– Сообразительный.
– Стараюсь. Так вот. Ты явно нейтральна, но спасла случайного встречного. Почему нам, Светлым, этого нельзя?
– Не знаю.
Пронесло.
Нейтральная, надо же. Когда-нибудь им придется об этом поговорить, и, наверное, скоро. Нельзя его обманывать, нельзя лгать людям, которые дали ей приют, и подставлять их под удар. Но пару дней хоть у нее есть?
Знал бы ты, какая я нейтральная на самом деле, Лёш.
Они прошли еще несколько метров, и рука Лёша все так же ласково обнимала ее за плечи, но Лина почувствовала, как что-то изменилось. В его настроении, в этой ночной прогулке.
Стало тревожно. Почему-то припомнилось, как стоял он сегодня у фонтана – между светом и тьмой. Словно на грани. Защищая свет. Или… или правда – на грани?
Неужели ты сомневаешься, Лёш? В своем предназначении? В Координаторах. Или в Свете? Это опасно. Я тоже сомневаюсь, я тоже… но это опасно.
– Лёш…
– Прости.
– За что?
За что именно собрался просить прощения невозможный зеленоглазый Страж, Лина так и не узнала – что-то тонко зазвенело в ближайших кустах, и юноша умолк. Компания магов тоже притихла, приглядываясь к зарослям. Захрустели ветки, посыпались листья, и на плитки дорожки выбрался Александр.
– О, пап… Ты что тут делаешь?
– Дядя Саша, мы нашли Лину!
– Ой… а сколько времени? Раз нас уже ищут.
– Можно говорить не всем одновременно? – кротко поинтересовался Координатор, и все притихли.
– Что такое, пап?
– Ничего. Просто вас давно ждут дома. И слегка тревожатся. Я тоже.
Глава 23
Приют для феникса
Лина осматривала небольшую светлую комнату. Она была иной, чем в ее видении – не было книг на полке, не было фотографии девушки. На столе – стопка книг и целый ворох нот. Над постелью в забавной пародии на фамильный герб перекрещиваются меч и гитарный гриф. И еще по комнате моментально поплыли звуки музыки – компьютер приветствовал хозяина какой-то балладой (похоже, любовной). А на стене вперемежку с плакатами музыкальных групп – карандашные наброски. Девушка.
Она.
Лина молча смотрела на свои портреты. Она в танце, она у костра, она собирает волосы в косу. Везде она. Лицо набросано слегка схематично, упрощенно, и в большинстве случаев его вообще не видно, но Лина готова съесть собственную концертную юбку, если это не ее лицо.
И кто это рисовал? Ну ясно кто. Значит, никому не говорил, а? Конспиратор ты, однако, Лёша.
– Вот. – Лёш слегка покраснел. – Вот. Нравится?
Лина очнулась.
– Лёш. Ты что, уступил мне свою комнату?
Юноша присел на край стола и улыбнулся:
– Она самая защищенная. Родители еще в детстве ухлопали кучу амулетов, чтобы мы с Димом спокойно просыпались, не боясь, что рядом окажется какая-нибудь пакость с Уровней. Тут везде датчики, стоит только сдвинуть один или хоть слово ключевое сказать – и контур замкнется.
– Но…
– А я – через стенку. В комнате Дима классный диван, на котором уютно спится.
Диван, значит.
Лина с интересом глянула на это воплощение ангельского терпения и морали, но Лёш выглядел очень искренним, и она с запозданием поняла, что ведет себя глупо. В конце концов, это дом его родителей. Не может же он… в смысле, не могут же они… Девушка придавила далекие от высокоморальности мысли и идеи и горячо понадеялась, что в настоящий момент эмпатия Лёша спит или занята чем-нибудь другим.
Надежды, судя по всему, оказались напрасными: щеки юноши слегка заалели, из губ вырвался вздох, подозрительно похожий на ее собственный, а «спокойной ночи» прозвучало весьма и весьма смущенно.
Кажется, молодого ангела тоже обуревали не слишком ангельские мысли.
Ну что ж.
Проводив его взглядом, девушка присела на постель, застланную хрусткими свежими простынями, и усмехнулась.
Да уж, «не-волнуйся-это-просто-знакомство-с-родителями» выдалось запоминающимся. Это же надо! За один вечер она успела познакомиться с кучей светлых ведьм и магов, попасться на глаза Координатору, подслушать один очень необычный разговор, нарваться на невеселое предсказание своего невеселого будущего. Чего еще недостает? Ах да, она, ведь, кажется, еще и обязана теперь кому-то дать уроки танцев. Лина постаралась вспомнить и пересчитать мелькающие лица и просящие-требующие голоса, заверяющие, что без фламенко они больше не мыслят себе жизни, но ее тренированная память чуть ли не в первый раз дала сбой. Обещала она все-таки позаниматься с девчонками или не обещала?
Не вспоминалось никак.
Значит, «не-волнуйся-это-просто-знакомство-с-родителями»?
Ну так тому и быть.
А кто волнуется? Никто не волнуется.
Просто все-таки надо придумать, что завтра сказать матери про заказ. Надо пройтись по связям – отследить информацию по разборкам. Может, удастся свалить труп заказчика на кого-то постороннего. Например, на банду изгоев. По слухам, как раз завелись две новые взамен уничтоженных с месяц назад «Крутых крыс». Надо подстраховаться.
Иначе невеселое будущее наступит раньше, чем обещалось.
Глава 24
Ничего не изменишь?
«Здесь, в центре, можно поставить аквариум – шестигранный, средних размеров. Сделать подсветку. С одной стороны установить декоративное панно с сухой зеленью. Нет, лучше торфопарник с «зеленой стеной». И внутри аквариума зелень у задней стенки. А вокруг – симметрично расположенные светильники. Аквариум будет как драгоценность – сиять и переливаться среди общей серости».
– И чего это наш младший молчит? – послышался над ухом знакомый голос с противной интонацией «фиг-ты-меня-заставишь-замолкнуть». Опять.
– А это он с нами разговаривать не хочет. Мы ему мешаем, вишь ли! – второй голос, как всегда, донесся с другой стороны.
– Да что ты говоришь! И чему это мы мешаем? Таращиться на стены?
«А стены можно выровнять. Или хотя бы окрасить в теплый бледно-золотистый тон. Тогда, может, пропадет это ощущение вечного холода. И добавить фальш-окна или фальш-ниши, и к ним светлые, тонкие-тонкие занавески».
Голоса не унимались, и игнорировать их становилось все труднее.
– Он не таращится, он размышляет. О том, что нам с тобой «не понять»!
– Ну да, мы же серые!
– Дремучие! Нам недоступно понимание высокого! Ха-ха-ха!
«Пол тоже хочется сделать «теплых» оттенков. Терракот или бордово-коричневый, фактурный».
– Ой, нет-нет! А может, он о своем дне рождения думает, а мы мешаем важному!
– Да-да, Ян! Ты нас прости, убогих, мы же сразу не догадались! Конечно же ты считаешь дни до своего восемнадцатилетия, так ведь? А мы мешаем, бестолковые!
– Мы так виноваты!
– Да-да, нет предела нашему раскаянию, и во искупление вины мы даже можем помочь тебе посчитать их! Ну-ка, Виктор!
