этом слове таится какая-то угроза.
— Именно так.
— А кто был тот оборотень, который провел меня? — незнакомец снова без спросу вторгся в мои мысли. И вопрос сорвался с моих губ, прежде чем я смогла его остановить. Определенно надо учиться держать рот на замке.
— Скоро сама узнаешь, — усмехнулся, и как-то странно на меня посмотрел. Желтые щупальца волка вновь атакую меня, вызывая волны протеста и негодования. — И прекращай болтать. Вне стен замка вам было оказано снисхождение. Теперь же вы будете неукоснительно следовать правилам, — голос становится холодным, еще более грубым.
Мы выходим к большому зданию. Оно в отличие от остальных строений ярко-желтого цвета.
— Тут проживают все самки. Зухра объяснит вам правила, — Басир открывает двери, пропуская нас внутрь.
Переступаю порог, и тут же голос из прошлого взрывает мое сознание.
— Святое солнце, мое постыдное отродье и тут меня нашло! — как кнутом по сердцу.
Поворачиваюсь на звук голоса. Мать сильно изменилась. Загорелая, похудевшая, даже кожа заметно разгладилась, в оранжевом платье, увешанная яркими бусами и браслетами и лишь глаза не изменились, в них, то же презрение. Ежедневно день за днем, сколько себя помню, меня сопровождал именно этот злой взгляд. Словно именно я виновата во всех ее бедах. И я действительно старалась не быть ей обузой. Позже, сделала все, чтобы заработать деньги на лечение. И вот снова эти глаза полосуют меня.
— Мама… — говорю тихо, сбитая с толку. Уж ее-то точно не ожидала тут увидеть.
— Закрой свою пасть. Не произноси слов, порочащих меня! — у нее изменилась манера речи, появился акцент. Но вот в словах все тот же яд. Раньше я все надеялась, что буду самой хорошей дочерью, и она оттает, полюбит. Мы станем семьей. Наивная… — Продала свою шкуру паршивка, свалилась на мою голову, мозолить мне глаза!
Даже не заметила, когда из дома вышел Басир. Я в принципе ничего не вижу вокруг, кроме, пропитанных ненавистью глаз родной матери. У меня столько вопросов, но едва ли я решусь их задать. Ее слова все еще болезненно отзываются в сердце. Вскрывают старые раны, возвращают меня в прошлое, когда маленькая девочка жила в коробке, лишь бы не мешать маме и ее новому «принцу». А тут она нашла свое счастье в гареме? Став одной из рабынь? К этому она стремилась? Но она явно чувствует себя тут вольготно. Разразилась бранью, уперла руки в бока.
— Зухра! Не собирай на свою голову тысячи проклятий! Если это действительно твоя плоть и кровь — то благодари небеса за подарок вкусить радость материнства и возможность созерцать свое дитя каждый день! — раздается мелодичный женский голос.
По ступеням плывет голубое облако. Именно с невесомым облаком у меня ассоциируется девушка. Белоснежные волосы струятся ниже талии, невесомое длинно голубое платье, кукольное личико, а ее глаза напоминают бескрайний синий горизонт моей родины.
— Уйди с глаз моих! Не лезь, куда не звали! — рычит мама. Она явно недовольна появлением девушки.
— Ты мне не указ, Зухра! — голубоглазая подлетает ко мне, берет за руку. — Пойдем со мной, я тебе все покажу. Не обращай внимания на ворчание старой женщины, — улыбается мне, так нежно и открыто, что становится гораздо легче. Она как бодрящий ветерок, уносит вдаль тревоги, оставляя ощущение легкости.
— Ты кого старой назвала?! — преграждает нам дорогу, уперев руки в бока, — Ах, ты… да… ты…
— И кто же я? — в небесных глазах пляшут веселые искорки. — Давая, не сдерживайся, скажи все! — явно подначивает маму. — Или боишься?
Женщина как-то сразу тушуется. Опускает голову и отходит с нашего пути. Словно действительно опасается блондинку.
— Это моя обязанность заниматься новыми рабынями! — кричит мать нам в спину, которую почему-то теперь называют Зухрой. Хотя всю жизнь ее звали Иванна.
— Вот и занимайся, у тебя три новых мадам, — смеется, явно забавляясь негодованием женщины.
У девушки маленькая и теплая ладошка. Она плавно движется по ступеням, то и дело, поглядывая на меня.
— Спасибо… думаю… сейчас ни я… ни она неспособны к диалогу, — вздыхаю.
Нелегко вот так снова видеть ненависть в глазах матери. Удар, который еще сильнее пошатнул мои нервы.
— С ней мало кто уживается. Зухра стольким уже кровь попортила. Но работу свою выполняет хорошо, вот ее и держат. А тебе, как вижу, ввиду родства достанется тройная доза ее пакостей, — ведет меня по мраморной лестнице с выгравированными фигурами животных, куда-то вверх.
— Почему ты называешь ее этим именем?
— После клятв верности мы все получаем новое имя. А наше старое находится под строжайшим запретом. Я Джана, — мы поднимаемся на последний этаж, сворачиваем направо, идем по золотистому коридору с очень красивыми гравюрами. Только не успеваю их даже рассмотреть, девушка передвигается слишком быстро. — Вот тут твоя комната. На время. Позже будет видно… — заминается, но быстро берет себя в руки, показывая мне мою клетку.
Маленькая комнатка. Интерьер непривычный. Вместо кровати огромный пушистый матрас. Также нет стола и стульев, только высокие пуфы. Все в оранжевых тонах. В стене шкаф, а там наряды. Красочные, невесомые, но очень непривычные. Не представляю себя в чем-то подобном.
— Что это за дом? Тут все принадлежат этому Владыке? Его…рабыни, с которыми он… — в голове столько неудобных вопросов. Мне стыдно их спрашивать. Но я ведь должна хоть немного разобраться в происходящем, пока новая знакомая не упорхнула.
— Конечно, нет, — смеется. — Да, мы все даем клятвы, как часть его народа. Дом разделен на так называемые сектора, в каждом живут женщины соответствующего ранга и принадлежности. Твоя… родственница, — Джана явно не смогла назвать ее матерью, — Она тут приглядывает за девушками. Смотрит за порядком. В общем, если в наши реалии перенести, то, как домоуправ, что ли, — присаживается на один из высоких пуфов, приглашает последовать меня ее примеру. — Волкам нужны наши женщины, чтобы выполнять работу по хозяйству. Их волчицы живут отдельно, и они предпочитают военное ремесло.
— Но есть же и рабыни для забав? — я покраснела. Как же неловко говорить на подобные темы.
— Есть, конечно. Но в основном тут девушки принадлежат приближенным Владыки. Они были подарены сразу или через какое-то время после клятв. Многие мечтают попасть к Владыке в опочивальню. Но это
