тот — Сказать?
— Ну-ну — девушка поудобней устроилась на корявом, но еще достаточно крепком ящике, подперла кулачком подбородок и уставилась на напарника, всем видом показывая, насколько ей интересны и важны его слова.
— Ты не умеешь ждать — проигнорировал этот саркастическо-мимический выпад Нифонтов — А наша работа именно из ожиданий и состоит. Стрельба, изощренные логические игры с преступниками, погони — это все замечательно, но данная экзотика больше относится к сериалам, чем к жизни. А наше дело почти всегда это сидеть и чего-то ждать. Когда в засаде, когда в отделе, ожидая ошибки злодея, когда документов из архива. Вариантов масса. Но вот ты ждать не умеешь, тебя всю корежит, когда надо на одном месте больше чем на час задержаться. Тебе вечно спешить надо, орать, пистолетом размахивать. Ты не считала, сколько за минувший год операций чуть не завалилось от того, что ты впереди паровоза бежала?
Молчала Мезенцева. Глаза не пучила, возражать не рвалась.
— То-то и оно — невесело произнес Николай — А потом ты удивляешься — чего это нож никак не дают? Статистика не в твою пользу, Женька, вот и не дают. Нет в этом ничего личного, и Ровнин процесс не тормозит, что бы ты там себе не думала…
— И в мыслях не держала такое — возмутилась Мезенцева — Кто-кто, а Олег Георгиевич вне подозрений. Валентина — та да, могла бы. А он — нет!
— Ну, хоть что-то понимаешь верно — улыбнулся оперативник и достал из кармана завибрировавший телефон. Звук он еще на подъезде к заводу отключил, по давней устоявшейся привычке, заставив после то же самое сделать и напарницу — Легок на помине, как почуял, что о нем говорят. Да, Олег Георгиевич.
Женька смотрела на своего коллегу, который беседовал с начальством, и думала о том, что он, скорее всего, прав. Вечно она суетится, спешит, лезет туда, куда лезть, наверное, и не стоило бы. Но не оттого же это происходит, что у нее шило в одном месте торчит? Нет! Просто ей очень хочется доказать им всем, что и она, Евгения Мезенцева, тоже чего-то да стоит. И что она тоже часть Отдела, его прошлого и настоящего.
А ее все за ребенка непоседливого держат, что обидно. Вот как тут не сорваться, как глупостей то здесь, то там не натворить и не наговорить? Сама же потом себя всегда ругает после, только ведь ничего уже не исправишь.
Девушка встала с ящика и похлопала себя руками по плечам, тихонько пробормотав поговорку, которую недавно услышала от Пал Палыча: «что-то стало холодать, не пора нам поддать», и тут же застыла на месте, ощутив на своей спине чей-то пристальный и недобрый взгляд. С чем с чем, а с интуицией у нее проблем никогда не возникало, это даже вредина Вика и то признала в свое время. Да что Вика! Тетя Паша сказала как-то, что, мол, «чуйка у этой засранки правильная, наша». Правда, потом еще добавила пару слов о том, что не тому эта чуйка досталась, кому следует, но это так, мелочи…
В тот же миг шорох, раздавшийся за окном, находящимся за ее спиной и представлявшим собой попросту черный проем, лишенный даже рамы, доказал девушке, что ее предположения верны. Странный, кстати, был звук, более всего похожий на скрежет, который издают ветки, бьющиеся в стекла при грозе или сильном ветре.
— Шеф подтвердил, что все символы на стенах полная ерунда — сообщил ей Николай, убирая смартфон в карман — Кроме одного. И, что самое интересное, этот самый символ вообще из другой оперы. Он даже не символ, а…
— Коль, мы не одни — еле слышно пробормотала девушка, запуская руку под куртку, туда, где на поясе висела кобура с оружием — Окно за моей спиной.
— Уже вижу — невозмутимо ответил оперативник, повторил ее жест, только потянулся не за пистолетом, а за ножом — Это кто же ты такой, а? Жень, разворачивайся, только не слишком резко.
Девушка легко, почти пританцовывая, крутанулась на месте, а после сделала сразу несколько невесомых шагов назад, впившись взглядом в оконный проем.
Да, вопрос Николая был абсолютно резонен. Она тоже не знала, что это за диво такое сейчас таращилось на них, поглаживая при этом невозможно длиннопалой рукой свой лысый череп, обтянутый серо-землистой кожей. Одно было ясно — вряд ли данное существо относится к тем, которые можно назвать дружелюбными. Слишком уж недобро на людей таращились круглые глаза, отливавшие изумрудной зеленью, слишком остры были зубы в безгубом рту. Да и чуть искривленные когти на пальцах недвусмысленно говорили о том, что их обладатель большой мастер разделки добычи.
А еще ночной гость, похоже, обладал немалым ростом, поскольку для того. чтобы заглянуть в окно, ему явно пришлось изрядно согнуться.
— Думаешь, это тот, кого мы ждали? — шепнула Мезенцева.
— У тебя есть другие варианты? — отозвался Нифонтов.
Визитер тем временем ни звука не издал, только переводил взгляд с девушки на юношу и обратно, будто какой-то выбор между ними делал. Впрочем, может все именно так и обстояло.
— Интересно, его железо возьмет? — тихонько щелкнула предохранителем пистолета под курткой Мезенцева — Или как всегда?
— Думаю, нет. Не возьмет — не отводя глаз от гостя, который снова скрежетнул когтями по подоконнику, ответил Николай — Понять бы еще, кто это. Сначала подумал, что нежить заупокойная, но нет. Не она. Не мертвец это. Что-то другое.
Тем временем существо, похоже, определилось с тем, кто из парочки сотрудников отдела ему нравится больше, и предсказуемо отдало свои симпатии Мезенцевой. Существа из ночи, если стоял выбор между мужчинами и женщинами, всегда останавливались на последних. Они им больше в качестве добычи нравились. Психика у прекрасного пола податливей, бегает он в большинстве случаев медленнее, чем сильный, опять же — мясо мягче и нежнее. Да и жил в нем меньше. А что до половой дискриминации, которая явно тут прослеживалась… Подобная тематика обитателей сумерек вообще никогда не волновала. Далеки они от всеобщей толерантности, и основ феминизма.
Лысый гость почти что дружелюбно оскалился, продемонстрировав оперативникам длиннющий и узкий красный язык, а после неуловимым движением, которого никак невозможно было ожидать от эдакой версты коломенской, буквально втек в задание, словно какой-то кисель. Мало того — каким-то невероятным образом его длинные узловатые пальцы мигом сомкнулись на плече Мезенцевой, дернув ее вперед, к себе, туда, где щерился искривленный рот, битком набитый зубами-иголками.
Девушка вскрикнула, то ли от неожиданности, то ли от боли, после
