То, что он увидит, должно остаться в тайне. Потому ему лучше вдоволь накуриться.
Такой была моя просьба. И он её выполнил охотно.
— Ты так и не объяснишь, куда мы идём? — пугливо отозвался он, выдыхая едкий клуб дыма. — Я, если что, только на стрёме постоять могу. Честно, впрягаться не стану.
Я ухмыльнулся в ответ.
— Разумеется, на тебя надеяться не собираюсь, — насмешливый тон позволил Пыськину чуть расслабиться. — Потому смело можешь рассказывать всё, что знаешь.
Егор посмотрел на меня с опаской; было видно, что парень чутка напуган.
— Короче, паршиво всё… — осведомил он, отмахиваясь. — Про тебя спрашивали. Роберта Бифельда знаешь? Он же этот… родственник Лизки твоей. Ну, или не знаю, ухажёр, возможно. Короче, он спрашивает про твою связь с Красным орденом. Не знаю, с чего он это решил, но я сказал, что ничего не знаю по этому поводу.
Я оглянулся по сторонам, не перебивая. Про Роберта я знал слишком мало, потому и удивляться какому-то слову худощавого наркомана не спешил… однако был уверен, что ухажёром Лизе он уж точно не приходится.
А что касается его знаний по поводу моей связи с Красным орденом… это было любопытно.
— С чего ты взял, что он её ухажёр? — но несмотря на всё разговор обещал быть интересным.
— Да с того, братишка. Этот чудик за Лизой следит уже какой год. Ты думаешь, чего я удивился, когда ты на меня наехал? Я ж думал, ты знаешь…
Вот как… я задумчиво промолчал.
…отчего некоторое время мы шагали по пустым полям в неловкой тишине, разрываемой только пением птиц и бешено колотящимся сердцем Егора Пыськина.
С одной стороны, то, что про меня начали спрашивать имперцы, было очевидным фактом. С другой же… где слежка сегодня, там и первые действия завтра. И важно ещё вначале понять, что им от меня нужно.
Егор при том не отставал; тлеющая самокрутка покачивалась в его руке в такт шагам.
…пройдя через протоптанную тропинку, мы вышли в редеющий лес, где недавно, года три назад, возгорелась целая дюжина хижин, деревьев и людей. Пожар хоть и не был особенно большим, но след оставил на земле значительный. К слову, даже сейчас, когда мы шли меж высохших зарослей, я ощущал запах смога и скорби.
— Я не знал о слежке, — всё, что я нашёлся ответить. — Скажи, что их ещё интересовало?
Парень был готов к этому вопросу; он почесал затылок.
— Ну, на этот раз они стали интересоваться тобой. Короче, кто-то пронюхал, что ты батька потерял. Начал у корешей моих спрашивать, что да как. Тут же каждый друг друга знает, всё видит.
Я остановился. Вот оно — тихое место, сгоревшее когда-то дотла. И, надеюсь, укрытое от лишних глаз. Идеально.
— Конкретнее, — велел я, присаживаясь на чёрную почву.
Не оглядываясь на парня, я приложил обе ладони к почве.
…Аура.
Казалось, никого не удивил бы тот факт, что она бывает разной. Есть истинная Аура, что достигается лишь тренировками и бесконечным превозмоганием. А есть… боль.
Этот способ — как раз-таки генерирует боль — в моём случае, боль горящих деревьев, угасающей природы, сгоревших людей. В прошлом, в этом возрасте я не знал о том, как моя Аура относится к боли, зато позже, будучи Богом, отлично поладил с подобного рода техникой.
Долгая история. Но главное вот что; разница между истинной Аурой и Аурой, генерируемой болью, состоит в том, что вторая — в основе своей лишь временное явление.
Егор, не понимая, стоит ли говорить сейчас — пока я сосредоточен на сгоревшей почве — робко заговорил:
— Да всё подряд узнать хочет, — отозвался он, вспоминая. — Как ведёшь себя. Бьёшь ли Лизу. Многие интересуются, что собираешься делать с людьми, что Тельдора порешали. Но пока… никаких выпадов с твоей стороны особо не видно. Поэтому и слежка продолжается.
Вот как…
Прикрыв глаза, я прочертил на почве ровную линию, положил ладонь по центру отрезка — и заговорил:
— Я могу упасть в обморок, если не справлюсь с энергией, — спокойный, будто отрешённый голос заставил Пыськина встрепенуться. — И, если такое произойдёт, следи за тем, чтобы никто меня здесь не заметил. А затем сразу звони Лизе. Когда буду в отключке, лучше меня не трогать — иначе кончишь очень и очень плохо.
Егор нервно кивнул, отшагивая.
Вот и посмотрим, насколько моя нынешняя Аура готова к этому процессу. Главное — не вырубиться.
— Б-базара нет, номер её знаю, — заметил он странным тоном. — Но… тогда скажи, что делать-то собираешься?
Я хмыкнул, не открывая глаз.
— Пока не вижу смысла раскрывать все козыри. Ни перед тобой, ни перед Робертом. Но раз уж мы тут делимся интересной информацией, скажу так… — мои глаза хищно вперились в лицо наркомана. — Если номер Лизы останется в твоём мобильнике до завтрашнего дня, печать на твоём лице автоматически возникнет без моих на то усилий.
Парень оступился, раскрывая глаза шире.
— Да ладно? Удалю, вопросов нет. Так… а что мне братанам передать? — он глядел на меня. — Сказать, что не знаю тебя?
Я кивнул, понимая, что пара сотен рублей — и этот тип выложит всю информацию Роберту Бисфельду.
— Знаешь что-нибудь об Эмилии Орловой? — спросил я, ощущая, как боль природы медленно впитывается в мой неокрепший разум.
— Э… нет, вроде. Слышал что-то про её смерть, конечно. На этом всё.
Как раз-таки на этом далеко не всё.
— Если это всё, что ты выведал, можешь отойти, — бросил я, внезапно сменив тон на более грубый. — Метров двадцать, не меньше. Убежишь — пожалеешь. Подойдёшь ближе — испытаешь то же самое.
Егор не стал спорить — отвернулся, напряг плечи, руки и мозг, как будто решил подсчитать для себя ровно двадцать метров — и зашагал, нашёптывая что-то вроде «раз, два, три…».
Итак, вернёмся к боли — я избавил себя от любых мыслей, концентрируясь лишь на боли. А затем… сжал кулаки.
— А, да, ещё кое-что, — заговорил тот с расстояния. — Андропова знаешь… Кирилла Михалыча? Говорят, он прибыл из Московии сегодня вечером.
Последнее я уже не слышал…
Кончики пальцев внезапно окрасились в тёмный, высасывая боль из местности. Затем — волной, как разбегающийся круг по воде — погоревшие деревья начали терять ту черноту и сухость, что окружала их.
Трава внезапно из погоревшей стала густой, ярко зелёной, а коры деревьев приобрели нормальный вид — такой, будто никогда и вовсе не подвергались пламени. Мимо меня пролетела много лет назад сгоревшая бабочка. Егор Пыськин, стоя на нужном расстоянии от меня, изумлённо распахнул глаза, глядя на некогда похоронно-траурные
