лежал. Он же черт, а черти буйные.
— Ты тоже буйный?
— Эх, если бы, — досадливо махнул рукой Черноух. — Одни беды со мной.
— Ну вот, хорошая компашка подбирается, — ухмыльнулся я. — Сплошь бедовые.
А что, мы даже друг друга уравновешиваем. Бес на воле бешеный, черт наоборот застенчивый. И в середине этой команды мечты я. Рубежник, который ото всех скрывается и за которым охотится опасный ведун.
— Дяденька, а скажите правду, зачем вам я?
— Митя, честно не знаю. Понимаешь, некоторые люди часто поступают не так как нужно, а как чувствуют. Помнишь, я тебя тогда прогнал и ругал по-всякому?
— Ругали, значит, заслужил, — потупил голову Митька.
— Все для того, чтобы ты ушел и под общую раздачу не попал. Вот только потом на душе нехорошо было. Не место тебе здесь, с этими… чертями.
— И куда мы теперь, дяденька?
— Ко мне. Там домик, банька, недалеко лесок. Не такой, конечно, большой, но тебе должно понравиться. Там обживешься, посмотришь, если захочешь уйти, держать не стану.
— А куда же я уйду? — чуть слышно спросил Митька.
Правда, с этого момента приободрился. И даже перестал плестись позади, как побитая собака. Принялся рассказывать, какого страху натерпелся, когда леший буйствовать начал. А еще сказал, что после смерти лешачихи и прочая нечисть стала свободнее по лесу ходить.
Я даже придумал забавную, как мне показалось, шутку. Как только мы дошли до пня, где я передавал лешему дары, то остановился, обернулся назад и поклонился.
— Уходим мы из твоих владений, батюшко. Коли не трудно, выйди попрощаться.
Если честно, это было в определенной степени даже наглостью. Однако сельский мужичок действительно появился среди деревьев, хитро улыбаясь. Я посмотрел на Митька, который словно в камень обратился.
— Значит, получилось все у тебя, Матвей?
— Получилось. Вырвал из цепких и гнусных лап образцового черта. Буду теперь учить его жить среди людей. Ну, и немного нечисти.
— Помогай тебе, Господь.
Леший поглядел на Митьку, который стоял ни жив, ни мертв. И явно проклинал тот час, когда рубежник выиграл его в карты.
— Жалко, хороший черт, если так можно выразиться, — проговорил леший. — Теперь одна шушера останется. Ладно, ступай, Матвей. Если что надо, приезжай. Помогу советом или делом. И кренделей еще привози.
Я поклонился в пояс, а когда разогнулся, лешего уже и след простыл. Хотя, кто его знает, может, стоит сейчас за деревом и ухмыляется.
— Митька, ты чего замер, как вкопанный?
— Это… это… — Черноух тыкал пальцем в пустоту…
— Указательное местоимение. Ничего себе, думал, что черта забрал, а оказалось, что филолога. Садись в машину.
— Эй, псы и черти у нас ездят на заднем сиденье! — неожиданно появился рядом бес.
Ну да, Григорий был в своем репертуаре. Когда переставало пахнуть жареным, он проявлял недюжинную храбрость. Самый лучший диванный воин.
— А может его в багажник, хозяин? Черта бы помыть, шкура воняет.
— Может тебя в багажник? — сурово поинтересовался я. — Залезай в портсигар и сиди там тихо.
— Дяденька, я лучше правда назад. Только как мне внутрь пробраться?
Я показал, как открывать дверь, после чего Черноух устроился на сиденье. Правда смущенно держа руки на коленях и боясь до чего-нибудь дотронуться. А когда «Зверь» зарычал — ойкнул и вовсе сполз на пол. Только после долгих уговоров и уверений, что ничего с ним не случится, вернулся на сиденье.
А затем, стоило мне включить магнитолу, так и вовсе удивленно подался вперед, покачивая головой. Учитывая, что там играло нечто современное, состоящее из десяти слов на всю песню, я всерьез забеспокоился за музыкальный вкус черта. Хотя было и еще кое-что важное, не терпящее отлагательств.
— Митя, а ты же в любого человека можешь превратиться?
— Да, дяденька, вы если хотите, я могу опять в ту…
— Нет, никаких падших женщин в моей машине, — я немного помолчал и добавил. — И в жизни. Ты можешь стать обычным человеком? Без всяких этих перекосов. Не хотелось бы, чтобы чужане видели, что я занимаюсь незаконной перевозкой чертей.
— Так нас только пьяные же видят, дяденька. А им веры нет.
— Давай исключим любую возможность провала.
Митька кивнул и буквально через секунду у меня на заднем сиденье возник молодой пацан лет пятнадцати. Худой, сутулый, даже вполне симпатичный. Разве что один глаз косил. А я подумал, что Митька ведь действительно такой и есть внутри — жизнерадостный и робкий, несмотря на все прожитые годы, как подросток. Получается, это его своеобразное альтер эго.
Мы въехали в Большое Поле, и я остановил машину возле мусорки. Вышел и выбросил все карты, которые были в рюкзаке. Надеюсь, что больше в руки их не придется брать. Прав Васильич, ничего хорошего они не принесут.
Я вернулся в машину и вырулил на трассу. По радио заиграла Cream Soda со своей надоевшей и популярной некогда песней. Я хотел было переключить, но неожиданно вмешался Митька.
— Дяденька, а можно оставить?
Так мы и ехали. Летнее солнце, свежий ветер, врывающийся в машину на полном ходу и черт, напевающий: «Никаких больше вечеринок». Наверное, это и можно было назвать свободой.
В целом я знал, что проживание на одной площади разных по темпераменту и взглядам на жизнь людей довольно сложное занятие. Взять, к примеру, мое время учебы в универе. В нашей комнате был ботан Вова, Леха, мастер спорта по спиванию в кратчайшие сроки, и я.
Теперь, когда оборачиваешься назад, то начинаешь понимать всех. И Вована, которому мешал спать заявлявшийся под утро нетрезвый сосед. И разбуженного Леху ботаном, который почему-то собирал учебники именно перед первой парой. Может и назло, я не знаю. И меня, которого бесили они оба.
А это я даже не сказал про привычки и разность внутреннего мира. Там тоже все было не слава богу.
У меня же вообще поселились два враждующих клана. Почти Монтекки и Капулетти. Разве что обошлось без петтинга и дальнейших смертей. И к утру следующего дня у меня уже голова разрывалась от ругани и взаимных упреков. Оказалось, что Митька вполне может за себя постоять. И боится он больше меня, а Григория разве что опасается.
К примеру, к утру бес не досчитался водки. Я был не великим сыщиком, но почему-то сразу понял, кто стал бороться с
