Ознакомительная версия.
Вторая эвакуация случилась в девятьсот семнадцатом: по распоряжению Временного правительства музейные ценности упаковали в три эшелона для отправки в Москву. Два эшелона ушло, третьему помешал Октябрьский переворот.
Удивительно, но история второй эвакуации полностью повторилась в сорок первом: тоже собрали три эшелона, два успели отправить на Урал, третий остался – блокада. Двадцать два бронированных вагона первого эшелона, двадцать три – второго. Около полутора миллионов экспонатов прибыли в Свердловск.
Конечно, места в картинной галерее, единственном мало-мальски пригодном помещении, для прибывших коллекций не хватило. Часть экспонатов, в основном дворцовую утварь и личные вещи императорских семей, решено было разместить в доме Ипатьева, том самом, где расстреляли последних хозяев этих вещей – царскую семью.
В страшные фимбульветерные зимы сотрудники Эрмитажа, оставшиеся во дворце, многократно наблюдали, как вдруг ни с того ни с сего одна за другой начинали распахиваться двери анфилады Малахитового зала, ведущие в опустевшие личные покои Николая Второго. Император удивленно шествовал по дворцу, озирая пустые стены, подходил к окну, всматривался в стоящую у берега «Полярную звезду» и растворялся в тусклом свете, единственным источником которого и служила его личная яхта.
Шона все рассматривает кандейку: никогда в ней не была. Зачем? Стены листовым железом обшиты, кэльфы хоть и не совсем эльфы, но металла боятся по-эльфийски. Может, и глупый тот страх, но от генов куда денешься?
– Как же он там оказался? Все вместе в Тронном зале сидели, потом хватились – Мимира нет. В Египетский сбежал на Мут-Сохмет поглядеть. Маленький еще, глупый, опасности не чувствует. А она его, судя по всему, заворожила – к полу прилип. Конечно, выручать кинулись. И времени-то прошло чуть, а он уже и оттуда исчез. По всему дворцу ищем, всех на ноги подняли. Комната какая-то странная, клетка… Как его угораздило?
– Как-как. У себя спросить не хочешь? Как Васька мой в Россию приехал? Как ты сама тут оказалась? Любопытство! Это и у эльфов природное, иначе вы б таких успехов не достигли, а у кэльфов – подавно! Есть зверь любопытнее кошки? Нету! За это и люблю. Сам такой. Ваську жалко: как из любопытства в Россию подался, так от него же и погиб. Кой черт его тогда в Готторпский глобус понёс? Чего он там не видал? Я когда из Голландии вернулся, вместе с тобой, между прочим, шишенька, – котриатор ехидно хмыкнул, – глобус уже на Царицыном лугу стоял. Привезли-то его без меня, я как раз по Европам колесил. Конечно, сразу по приезду к глобусу кинулся. И знаешь, кого первого там увидал? Ваську! Гляжу: застыл мой кошак, на звезды пялится, усами шевелит. Часами мог сидеть любоваться! Выгонять приходилось, когда гости важные внутрь просились.
Знаменитый Готторпский глобус, Шона знала, создавался при непосредственном участии эльфов. Готторпский герцог Фридрих Третий предполагал сначала, что это будет огромная модель земного шара, а уж эльфы внушили сделать внутри планетарий. И подсказали – как. Все тринадцать лет, пока глобус строили, эльфы находились рядом, работали, так сказать, вахтовым методом: одни уезжают, другие заступают. А уж когда это чудо открыли, народная эльфийская тропа к нему не зарастала – все перебывали! Конечно, Альвис туда Эльчит возил. Ну а она про это сыну рассказала. Мимир страшно хотел глобус увидать, все отцу про него канючил, но тут Пётр приехал, и путешествие в Россию стало для Мимира главнее. Однако про глобус и детскую мечту не забыл. Все двадцать своих российских лет, как только случай представлялся, уговаривал эльфов способствовать перемещению глобуса в Россию: «для просвещения народных масс». И ведь уговорил!
В семьсот тринадцатом году епископ-администратор Готторпского герцогства Кристиан Август подписал ордер о передаче глобуса в Петербург в качестве дипломатического подарка. Подписать-то подписал, а отдавать не торопился: то разобрать не могут, то не все насмотрелись, пусть еще пару месяцев постоит, то с транспортировкой проблемы. Тут уже семнадцатый год, визит Петра наметился, герцогству вроде как неловко стало: подарили, а не отдаем. Пришлось расстаться.
Понятно, Мимир первым глобус встретил, первым стал его изучать.
– Неужто за тридцать лет, что глобус в Петербурге стоял, Васька им не налюбовался? – сокрушается Пётр. – Декабрь, пять утра, мороз, темень глаз коли, а его в глобус понесло. И на Сохметку не скинешь, ею тут тогда и не пахло.
– Он нас всех туда водил, о звездах рассказывал, – шмыгает носом Шона. – Он же все книги по астрономии и звездознанию из вашей библиотеки изучил. Знаете, как переживал, когда трактата «Космотеорос» в типографии завис…
Мировое устройство интересовало Петра очень. В то время, когда Готторпский глобус на перекладных ехал в Россию, котриатор, убежденный сторонник теории Коперника, купил в Париже движущуюся модель его системы. Эльфы немедленно подсунули ему еще и трактат голландца Гюйгенса «Космотеорос – книга мирозрения, или Мнение о небесно-земных глобусах и их украшениях», в котором не просто излагалась, а и развивалась теория Коперника. Пётр тут же отправил книгу в Россию со строгим указанием немедленно перевести и издать громадным по тем временам тиражом – 1200 экземпляров. Перевести-то перевели, а вот с изданием вышел конфуз. Директор Петербургской типографии Аврамов, не отличавшийся ни котриаторской широтой взглядов, ни образованностью, изучив книгу, ужаснулся ереси, в ней содержащейся. Совсем уж зарубить издание трактата не рискнул – дыбы боялся, но схитрил: вместо массового тиража ограничился тридцатью экземплярами «атеистической книжичищи сумазбродного автора».
Мимир, страшно возмущенный самоуправством невежественного чинуши, все же, в силу своих представлений о порядочности, не мог впрямую рассказать котриатору о свершившемся беспределе. Кэльфы посовещались и решили пойти иным путем: убедили Петра в необходимости дополнительного тиража. Что вскоре и случилось.
– А в то утро… – Шона проглатывает слёзы. – Сами же говорите, темно, пасмурно, звезд за тучами не видно, а у него как раз новая любовь была – Сида, эльфиня, она тогда только что приехала. Он ее туда и повел на романтическое свидание. Кто ж знал, что башня вспыхнет? Они внутри сидели, засмотрелись на звезды, ни шума огня не слышали, ни криков, опомнились, когда уже жар и дым внутрь пошли. Дверь заклинило – не выйти, кстати, только эта дверь после пожара от глобуса и осталась – видимо, Мимир ее заклинаниями открыть пытался, да уже поздно было. На самом верху глобуса, там, где звездочки крепятся, окошко вентиляционное было, помните? Мимир Сиду на спину посадил, подпрыгнул что есть мочи, она сумела за раму ухватиться и вылезти. А ему на второй прыжок уже сил не хватило – дымом захлебнулся. Если б Мимир Сиду не спас, вся наша история тогда же и закончилась бы. А так ко времени Сида сына родила. Красного кота. Род продолжился. Нынешний Мимир – праправнук. Долгожданный Красный кот. Вы ж, наверное, в курсе, такой раз в сто лет рождается. А теперь он в клетке. – Шона всхлипнула. – Как бы не кастрировали, раз поймали. Эрмиков всех кастрируют, традиция. Если не спасем – все…
– Это Лизка моя, дурища, указ издала. С нее все пошло. Скажи, зачем вы после моего ухода из дворца сбежали? Чего не жилось? С Лизкой бы в контакт вошли, она б не посмела.
– Елизавета Петровна ни при чём. Это Анна Иоанновна котов на дух не переносила. Говорила, что у нее от кошачьего духа волдыри по телу. Хотя мы все гипоаллергенные, не в нас дело.
– Да апельсинов меньше жрать надо было! Как сядут на пару с Бироном, пуд слопают, так и чешутся потом, как псы шелудивые.
– Кто ж знал? Всех котов тогда из дворца выставили. Мы вроде держались. А когда императрица приказала двух кошек на морозе водой залить, чтоб фигурками в её Ледяном доме стояли, кэльфы тоже ушли. Многие, кстати, на родину вернулись. Мои родители остались – мама не смогла место гибели брата покинуть, папа, понятно, с ней, а мы – с ними. Они к тому времени даже рады были, что мы с Брюталчем их не послушали и в России оказались, когда дети рядом, родителям спокойнее. Жили в своем доме в шпалере, надеялись, смутное время долго не продлится, но Анна Леопольдовна не лучше оказалась. Одно хорошо: недолго на троне задержалась. В вашем дворце тогда мышей развелось видимо-невидимо! По столам бегали. А когда Елизавета Петровна пришла…
– Ох, Лизка мышей боялась! Визжала так, что деревья в Летнем саду ежились! Только у кого ума хватило ту летопись про кладеных котов ей подсунуть?
Шона понурилась: в дальнейшей печальной судьбе дворцовых котов была и их вина. Лирай – он тоже остался в России – не мог оторваться от изучения русских Летописей.
Еще в 1720 году Пётр приказал собрать из всех монастырей и церквей хранящиеся там старинные грамоты, исторические рукописи и старопечатные книги. Губернским и местным властям надлежало все собранное изучить, разобрать и систематизировать. Самое ценное прислать в Петербург для сохранения и архивации. Вот Лирай все это и изучал. Случайно наткнулся на интересный текст 1597 года: «В городе Верхтагиле воевода Рюма Языков заеден Казанским кладеным котом, которой был при нем несколько лет безотлучно». Ну и подсунул этот документ Елизавете. Слово «кладеный» кэльфам было неизвестно, думали, что это обозначение какой-то особой кошачьей породы.
Ознакомительная версия.
