мастеров музейного дела, успешных галеристов, неутомимых коллекционеров и известных аукционистов.
Этот встроенный мирозданием изъян, несомненно, повлиял на хакотов. Он существенно поумерил их запредельное высокомерие и научил ценить людей, совершенно не похожих на них самих.
Первую картину кто-то из хакотов увидел случайно, провел перед ней тридцать минут стоя, потом час сидел на жестком стуле, ушел было, но передумал и вернулся, долго думал, нашел автора, уговорил снять Первую картину со стены, позволить изучить ее и подумать о продаже. Художник (на самом деле, художница) картину не продала, но разрешила выставить. Спустя месяц Первую картину выставили для закрытых просмотров.
Три месяца она висела на южной стене светлого холодноватого зала. Картина была небольшая. В первый момент она терялась в отведенном ей пространстве, к ней надо было подойти поближе и переключить режим восприятия с размеров зала на размеры картины. На третий день кто-то заботливый и педантичный поставил легкую перегородку, отделив территорию экспонируемого шедевра от избыточной и бессодержательной пустоты, тем самым создав соразмерный контекст.
Заботливый персонаж на этом не успокоился, он нарисовал на полу голубоватым мелом линию, примерно в два или три метра длиной, напротив картины и две окружности под углом к ее плоскости. Это были три места, с которых предлагалось взглянуть на Первую картину. Смотреть со всех остальных точек не возбранялось. Все эти манипуляции вызвали легкую иронию и снисходительные улыбки у ценителей искусств. Им было забавно, что кто-то им, подлинным знатокам и искушенным зрителям, ненавязчиво, но все же пытается указывать как именно смотреть на предмет искусства. Как бы ни были они ироничны, хакоты не смогли не увидеть на картину в том числе и с предложенных ракурсов.
Первая картина никого не оставила безучастным. Реакции были разными. Иногда въедливые критики и восторженные зрители видели на картине одно и тоже. Первых увиденное раздражало, бесило или расстраивало, а вторых согревало, захватывало и уносило вдаль.
Иногда зритель видел в Первой картине что-то свое, глубинное, и это свое цепко хватало его изнутри и держало какое-то время, пока наконец, не отпускало. Тогда спасшийся неровно вздыхал и ненадолго прикрывал глаза.
Вскоре не было человека, из имеющих доступ, который не пытался бы взглянуть на картину со всех предложенных и самостоятельно найденных ракурсов, а также подойти поближе и различить у кончика носа структуру мазков в поисках нового смысла. Некоторые приходили по два или три раза. Особо впечатлительные оставались около Первой картины медитировать на ночь и встречать рассвет.
Постепенно ажиотаж начал спадать.
Что касается будущего Первой картины, решено было, что ее нельзя не открыть для общего обозрения, если автор не будет возражать.
Первая картина была выставлена в зеленом зале галереи Сен Луи, шампанское было выпито, а на дверях галереи появилась табличка с часами работы. В зале, чуть в стороне от картины, был поставлен круглый столик с тяжелыми коваными ножками. Столик был высоким ровно настолько, чтобы стоя было удобно оставить запись в толстой всегда раскрытой книге отзывов.
Перед тем как снять с картины последний слой пергаментной бумаги Мадам Куратор развернулась к присутствующим, чуть приподняла левую руку, захватив всеобщее внимание, и сказала:
– Господа, здесь нет случайных людей, и я должна вам сказать несколько слов об этом арт-объекте. Это необычная картина. Нет сомнения, что Первая картина будет долго осмысливаться в нашем отделе хтонической и небесной живописи. В ней каждый видит что-то свое – историю, смысл, идею, страх, надежду или путь. Некоторые могут об этом рассказать, другие – нет. Возможно, это замысел художницы или провидения. Поэтому мы не можем закрыть картину в хранилище. На ограниченное время мы решили сделать Первую картину доступной для всех. Мы никак не собираемся анонсировать и тем более рекламировать эту маленькую экспозицию. Не сомневаюсь, что ее найдут те, чьи пути проложены соответствующим образом. И последнее, но важное, если вам тяжело смотреть на Первую картину, такое бывает, не смотрите. Уходите немедленно и не возвращайтесь.
После этих слов Мадам Куратор сняла последний слой тонкой бумаги, и все увидели Первую картину.
070. Гефест и Сеть Интернет
Участь бессмертных богов не так уж и завидна. Когда минуют первые наполненные событиями столетия, содержательная жизнь у многих бессмертных заканчивается. Если, конечно, у бога нет призвания.
Гефесту повезло, призвание нашло его сразу после рождения. Он родился мастером. Законы мироздания благоволят мастерам и созидателям.
Вот, например, неумолимый закон равновесия, lex aequilibrium. Он захватил Гефеста в зону своего действия сразу после его появления на свет. Именно из-за него, невзрачный, небожественно мелкий и хромой бог всю жизнь тянулся к красоте. Именно lex aequilibrium позволял Гефесту получать прекрасное и создавать его собственными руками.
Белое пламя молний и красный огонь наковальни, искусные золотые луки и прицельные серебряные стрелы, изысканные статуи и все строения Олимпа – все это прошло через руки Гефеста. Каждое прикосновение к прекрасному делало его счастливым. А если красота перед глазами, если ты творишь ее своими руками, то какая к черту разница, что ты сам, хозяин этих глаз и рук, крив и некрасив. По этой причине Гефест смирился с несовершенной внешностью, но никогда не пропускал совершенство мимо себя.
Однажды в час ранних сумерек Гефест вышел из мастерской на склоне Олимпа, чтобы подышать сладким холодеющим воздухом наступающей ночи и дать отдых утомившимся глазам. Он снял защитные очки, уронил рабочие перчатки на верстак, сел на широкую деревянную скамью у двери. Вечер был прекрасен. Гефест бросил взгляд на земной ландшафт, застыл в покое на несколько мгновений и вдруг увидел то, чего не видел раньше. Земля людей была опутана чуть светящейся и мигающей Сетью.
Сеть жила, по ней, без сомнения, передавался трафик, он шел по подземным, наземным, подводным и воздушным путям, безошибочно ориентируясь в маршрутах и промежуточных узлах. Сеть соединяла почти все, виртуозно администрировалась невидимыми администраторами, самообучалась на ходу, перестраивалась не тормозя, проверяла сама себя на целостность и несла бесчисленное число пакетов их адресатам.
На какой-то миг у Гефеста от восторга перехватило дыхание. Это было самое совершенное творение людей, которое он когда-либо видел. Оно захватило разум Гефеста. Он рассматривал структуру Сети. Он вглядывался в виртуозный технический замысел. Он хотел участвовать.
Этот день поменял жизнь Гефеста. Обнаружив Интернет, Гефест окунулся в него с головой.
071. Галерея – Первая картина и Софи
Софи хотела уйти от Первой картины и не возвращаться, но не смогла.
Когда Мадам Куратор закончила выступление, сняла последний слой бумаги с полотна, Софи смотрела
