расплылся в улыбке, обмениваясь с ним рукопожатием, а Квинси подбежал к старому голландцу вприпрыжку от радости, словно он малый ребенок, а не серьезный мальчик на пороге отрочества.
Профессор так и сиял.
– Какой радушный прием! Как приятно снова видеть вас всех в этот знаменательнейший день, в эту особую, поистине замечательную годовщину!
Он перевел дыхание, прежде чем продолжить, и в возникшей паузе перед моим внутренним взором, подобно кадрам киноленты, пронеслись картины, виденные мною в этот самый день тринадцать лет назад: темные стены Трансильванского леса, дорога к замку, бешеная гонка к воротам, шайка цыган с их смертоносным грузом, финальная схватка с… [6] и жертвенная гибель нашего американского друга, когда глаза того монстра наконец погасли навек.
Думаю, профессора посетили примерно такие же мысли. Он молчал так долго, что всем стало немного не по себе.
– Под упомянутой годовщиной, – спохватившись, договорил он, – я подразумеваю, конечно же, день рождения нашего юного друга, мастера Квинси Харкера!
Все зааплодировали – мне показалось, с облегчением. Не знаю, в какие части своего прошлого Артур посвятил Кэрри, но полагаю, что о многих вещах он умолчал – и правильно сделал, если учесть ее собственную историю.
Квинси пока еще ничего не знает. Мы решили до поры до времени ничего не рассказывать ему об обстоятельствах, при которых его родители и их друзья – наш маленький отряд воинов света – впервые сошлись вместе. Сегодня вечером, когда профессор завершил вышеприведенную тираду, я увидела в обращенном на меня взгляде сына что-то похожее на сомнение, даже подозрение. Однако напряженный момент миновал, и праздничная атмосфера возобновилась.
Мы оказывали всяческое внимание Квинси и за ужином, поскольку сегодня ему впервые было позволено допоздна сидеть за столом со старшими. Котенок, как мы ни гнали его прочь из комнаты, все же прокрался к своему новому хозяину и еще с полчаса резвился у него на коленях. А потом, изнурив свое крохотное тельце, там же и заснул крепким сном.
Многие родители такого не допустили бы, но сегодня все-таки у нашего сына день рождения, и я решила: да и бог с ним, ничего страшного. Будь сейчас у меня возможность вернуться на несколько часов назад, я бы, разумеется, рассудила иначе.
Стол ломился от блюд, вино было превосходное, и, глядя вокруг, я думала о том, сколько же счастья выпало мне в жизни и как многочисленны и разнообразны блага, мне посланные. Сегодня каждый из нас активно поучаствовал в разговоре, каждый получил свою долю внимания, и на протяжении всего ужина в нашей маленькой компании царило идеальное равновесие.
– Артур, – заговорил Джек, как только нам подали еду, – я часто читаю в газетах о твоей деятельности в палате. Скажи, как продвигается твоя борьба за перевод этого учреждения на рельсы современности?
Лорд Годалминг лучезарно улыбнулся:
– Не знаю, что именно ты читаешь в прессе, Джек, но сказать, что палата лордов по самой своей организационной структуре не предрасположена к модернизации, значило бы сильно приуменьшить реальное положение дел.
За столом раздались согласные смешки, а профессор громко хмыкнул в знак солидарности.
– Достаточно будет сказать, – продолжал Артур, – что работы здесь мне на всю жизнь хватит.
– Вы, милорд, делаете очень много полезного, – сказал профессор со своей обычной старомодной учтивостью. – Только на прошлой неделе я слышал, как ваше имя упоминали в связи с этим идиотским «законом о чрезвычайном положении». Говорят, сэр, вы самый решительный его противник.
Джонатан жадно отхлебнул вина.
– Что за закон такой?
– Вы разве не слышали?
– Боюсь, скромные деревенские адвокаты вроде меня не в курсе последних законодательных инициатив.
Лорд Годалминг махнул рукой:
– Это, знаете ли, дело весьма сомнительное и постыдное.
– Продолжайте, – попросил мой муж. – Пожалуйста.
– Я даже не вполне уверен, откуда все пошло. Но в последнее время все чаще ведутся разговоры о том, чтобы вернуть один древний закон – а именно закон, предписывающий в кризисной ситуации лишать муниципальные органы всех полномочий и передавать всю власть некоему комитету, известному как Совет Этельстана. Так получилось, что я по рождению являюсь членом этого комитета. Хотя я категорически против самой идеи подобного властного органа.
– И правильно, милорд, – одобрил профессор.
Артур развил бы тему дальше, но Кэрри легонько коснулась его запястья:
– Давайте теперь поговорим о более приятных вещах. Мина? Джонатан? Вам по-прежнему нравится жить в деревне?
На фоне проблем государственной важности, описанных Артуром, наша жизнь кажется тихой и скучной, но друзья с интересом выслушали наш рассказ о безыскусных повседневных радостях, об адвокатской практике Джонатана, о школьных успехах Квинси и о моем укромном существовании в роли жены и матери.
Далее в разговор вступил взбодренный вином Джек Сьюворд и развлек нас несколькими забавными историями о своих клиентах, в частности весьма фривольной историей об одной герцогине, которая для облегчения своего душевного состояния воображает себя китайским мопсом.
Затем заговорил профессор и для начала сообщил, что частично отошел от дел и много путешествует. Из уважения к нам с Джонатаном и из тактичности по отношению к Квинси он предпочел не останавливаться на характере своих текущих исследований и на цели своих путешествий.
Мы доели горячее и ждали следующего блюда, когда – по завершении рассказа Ван Хелсинга об одном из приключений бурной амстердамской юности – прелестная Кэрри чуть нервно кашлянула и произнесла:
– Прошу внимания!
Все взгляды обратились к ней.
– Я благодарю всех вас за чудесный вечер. Спасибо Харкерам, нашим замечательным, радушным хозяевам. Спасибо Квинси, сегодняшнему имениннику. Спасибо Джеку, нашему верному другу. Мы очень рады находиться среди вас.
– Верно, верно! – с излишней живостью воскликнул Джонатан и постучал вилкой по бокалу так громко, что я поморщилась.
– Мы с моим любимым мужем хотим сделать объявление. Радостное, хотя и несколько запоздалое объявление.
– Ах, моя дорогая! – встрепенулась я, тотчас услышав в голосе Кэрри совершенно особый восторг, какой испытывали и мы с Джонатаном, когда только-только узнали, что у нас будет ребенок. – Неужели?..
Она кивнула, а Артур расплылся в счастливой мальчишеской улыбке, какой я у него еще ни разу не видела.
– Нет ни малейших сомнений, – сказала Кэрри. – Он должен родиться через шесть месяцев.
– Он или она, – с ласковым упреком поправил Артур.
– Нет-нет! – Единственная вертикальная морщинка обозначилась на лбу у Кэрри, когда она сдвинула брови с самым убежденным видом. – Это будет мальчик. Долгожданный наследник состояния Годалмингов.
При последних словах вся наша компания невольно испустила вопль одобрения, вслед за которым так и посыпались поздравления, похвалы, добрые пожелания.
Профессор вскочил на ноги и в своей эксцентричной манере оглушительно хлопал в ладоши, словно
