– Понимаю, – повторил Николас и невольно поежился, когда взгляд настоятеля обдал его новой волной холода.
– Итак, ты удовлетворен моими объяснениями?
– О да! Разумеется! Теперь-то мне все яснее ясного! – Николас постарался вложить в свои слова побольше убедительности. – Чего уж греха таить, кое-что из увиденного здесь показалось мне необычным, но вы, отче, развеяли весь туман.
Аббат кивнул, но как будто не собеседнику, а самому себе.
– Ты приехал сюда с просьбой, юноша, – напомнил он. – Я откликнусь на нее, пришлю братьев для освящения города. При одном условии: ты сохранишь все, сказанное мною, в тайне. Пусть в городе и дальше ничего не знают про брата Герхарда – когда придет время, он сам откроется людям, а пока будет лучше, если люди не станут ему мешать.
И Николас не пожалел для аббата слов, уверяющих, что поставленное условие будет выполнено со всем возможным тщанием. В мире, полном лжецов, тяжко приходится тому, кто не умеет убедительно врать.
* * *
У дороги лежали трое. Развалились, точно на привале, отмахивались от редких комаров и помалкивали. Место они выбрали удобное – на мшистом пригорке в молодом соснячке. И сухо, и мошкару ветерком сдувает, и дорога как на ладони. Зато засевших в подлеске людей всадник на ходу не разглядит. А и разглядит, так сделать ничего не успеет.
– Йенс, – подал голос один из лежавших. – Эй, Йенс, че-т не слыхать никого. Ну как не здесь он поедет?
Тот, что был в троице старшим, с презрением цыкнул сквозь щель меж передних зубов. Парни вроде Гюнтера всегда куда-то спешат и болтают чушь.
– А куда еще ему ехать? По кручам верхами? Тут путь один, нету других.
Третий их товарищ фыркнул, но было заметно, что ему не по себе.
– Не мочи портков, Михель, – бросил Йенс беззлобно, – дело пустячное.
– Так ведь рыцарь… Управимся с рыцарем-то?
– Он не рыцарь никакой. Лат на нем нет, мечишко только. Управимся.
Над пригорком снова повисло молчание. И вовремя: порыв ветра принес издалека стук копыт, а со своего поста на верхушке утеса глухо каркнул Олаф – здоровяк тоже услышал приближающегося всадника.
– А ну готовься! – выдохнул старшой. Он поправил старую, испятнанную ржавчиной железную каску, поудобнее перехватил круглый кулачный щит. Товарищи его тоже подобрались, напружинились.
Человек выехал из-за скалы в сотне шагов от засады. Он сидел в седле с небрежной уверенностью опытного наездника, холодный утренний ветер трепал полы дорожного плаща. Незнакомец не торопился, его серый коняга шел вдоль оврага ровной неспешной рысью. И только из-за этого, наверное, все пошло не так, как надо. Беги конь быстрее – он просто не сумел бы остановиться на скаку, когда почуял опасность. И брошенный Олафом обломок гранита вынес бы из седла всадника, а не угодил точнехонько над передней лукой.
Отвратно хрустнуло, и жеребец не заржал даже, а совсем по-человечески взвизгнул от боли. Затем повалился на бок.
– Пошли! Пошли! Шевелите культяпками, увальни чертовы!
Уже выламываясь из сосняка на дорогу, Йенс громко и с чувством помянул нечистого: всадник этот – проклятый везунчик. Парень, должно быть, привык ездить без стремян – он ловко спрыгнул с падающего коня, перекатился по земле и пружинисто вскочил… Эх, доброго лучника бы сюда!
Они бросились на него все втроем, разом, но малый не растерялся, не попятился – выхватил меч и уверенно встретил их натиск. Быстрым финтом он ушел от копья Гюнтера и тут же взмахнул клинком – коротко, почти небрежно.
Михель удивленно вскрикнул, отскочил назад, потом неловко повалился на колени. Меж его пальцев, прижатых к правому плечу, побежали тонкие алые струйки.
– Ах, чтоб тебя! Сбоку, сбоку к нему заходи!
Послушный Гюнтер прыгнул зайцем, ударил, метя противнику в бедро. Не так, балда! Нашел с кем в скорости тягаться! Чужой клинок без труда отбил копейное жало, человек в плаще размашисто шагнул навстречу и вскинул меч. Могло показаться, будто Гюнтер сам наткнулся на острие.
– Матерь Бо…
Йенс выругался сквозь зубы: бой и не начался толком, а он уже остался с врагом один на один. Тот стоял посреди дороги, сам в драку не лез, выжидал. Старшой только теперь толком его разглядел: молодой, красивый, синеглазый (небось девки сами на шею кидаются), притом не сорвиголова, осторожный, расчетливый… Опасный, черт!
– Брось эту палку, – голос у парня не дрожал, он будто бы и не предлагал даже, а приказывал. – И говори, кто тебя послал, тогда живым отпущу.
Йенс и не подумал повиноваться, он и сам был не робкого десятка. К тому же, в отличие от своих приятелей, хорошо понимал, что и как нужно сделать. Шагнув вперед, он не уколол копьем, а махнул им, точно дубиной. И еще раз! И еще! Не пытаясь парировать, парень в плаще попятился. Синие глаза недобро сощурились, тело напружинилось для броска, но бешеные и частые взмахи Йенса заставили его отступить еще на шаг.
Тут умирающий конь вдруг поднял голову и застонал – протяжно, душераздирающе. И малый лишь теперь, похоже, смекнул, что никто из троицы разбойников никак не мог проломить животине хребет. Он вздрогнул, скользнул взглядом вверх… Поздно, красавчик! Поздно! Камень величиной с человечью голову ударил прямо в прикрытую добротным жиппоном грудь и смел парня с дороги. Не издав ни звука, он исчез в овраге.
Йенс стоял на краю обрыва, пока со скалы не спустился Олаф. Гигант молча встал рядом, глянул вниз.
– Я туда не полезу проверять, – пробормотал раздраженно Йенс. – На эдакой круче шею свернуть – легче легкого. И он ее наверняка свернул, если даже его не уложил твой камень. Так оно?
Гигант ничего не ответил, лишь повел могучими плечами и отвернулся.
Когда Микаэль тяжелым шагом вошел в комнату, послушник вздрогнул, втягивая голову в плечи, словно испуганный нахохлившийся птенец. Дрожащей рукой он попытался отодвинуть, спрятать холщовую сумку, которую только что укладывал.
– Куда это ты собрался?
Кристиан смотрел в сторону, старательно пряча взгляд.
– Я. Спрашиваю. Куда. Ты. Собрался?
Каждое слово – как удар молотка, вгоняющий гвоздь в твердое дерево.
Кристиан молчал.
– Сбегаешь?! – рявкнул Микаэль, и послушник вздрогнул, словно его ожгли кнутом. – Струсил?!
– Да! – Юношу словно прорвало. – Да, струсил! Я боюсь!
Нюрнбержец вырвал из его пальцев сумку, перевернул над столом: выпали кусок сыра и полбуханки хлеба, глухо стукнулось о столешницу краснобокое яблоко.
– Нет, Кристиан, – он заговорил свистящим шепотом, что был страшнее крика. – Нет, ты не боишься…
– Бою…
– Нет! Кабы боялся – сбежал бы, не раздумывая, не прикидывая, чем набить брюхо в пути. И я, может, понял бы тебя. Но ты не просто испугался – ты предаешь нас!
– Я не…
– Молчать! – рявкнул воин так, что у послушника едва не подкосились ноги.
– Но я…
– Ничего не можешь сделать – это хочешь сказать? – Он схватил Кристиана за грудки и сильно встряхнул, аж зубы лязгнули.
«Господи, Микаэль, только не переусердствуй…»
– Сотни раз такое слыхал! Так трусы всегда оправдываются, когда слушают, как прямо у их запертых дверей убивают невинных! В мире нет слов проще и подлее, чем «я ничего не могу сделать»!
Рванув за ворот сутаны, Микаэль выволок юношу из комнаты, мигом стащил его на первый этаж.
– А остальные?! Что будет с отцом Иоахимом?! Со всеми, кто прибыл с нами?! – Он развернул парня так, чтобы тот видел остолбеневших людей в трактире. Они сейчас перепугаются до икоты, но это пускай. – А что вот с ними будет?! С горожанами что будет – ты подумал?!
Кристиана начала бить дрожь.
– Иди сюда!!! – раненым медведем заорал нюрнбержец, и невысокая, бледная от испуга служанка опасливо приблизилась; он схватил ее за руку, подтянул ближе. – Вот с ней что будет?! Что?!
Пальцы его разжались, и девушка опрометью бросилась прочь, расталкивая посетителей. Впрочем, свою роль она уже отыграла.
– Хочешь бросить их на погибель?! – Микаэль снова говорил свистящим шепотом, едва ли не на ухо Кристиану. – Неужто я ошибся в тебе?!
Лицо послушника скривилось, словно он готов был расплакаться.
– Нет, Кристиан, ты не уйдешь! Не сбежишь, как последний трус и предатель! Не потому, что это подло, а потому, что сам Создатель направил нас сюда! Избрал нас для того, чтобы мы остановили Зло!!!
– Но я не могу…
– Можешь! – От этого крика у всех в «Кабанчике» заложило уши. – Можешь!!! Все мы – и ты тоже – можем умереть, но не отступить! Ибо они, – Микаэль обвел рукой людей, – по нашим делам узнают веру нашу! Отец Теодор встал на пути у врага, так же поступил и Джок! Значит, и ты сможешь! Ибо нет преград для человека, что не щадит жизни своей ради других! Разве не к этому призывает вера пастыря?! Скажи мне! Ты ведь знаешь! Скажи!
– К этому! – теперь орал уже Кристиан.
Микаэль толкнул его в плечо.
– Давай ударь меня, сколько есть силы! Ну же! Ударь!
