что краснею. Он тоже покраснел.
– Я… ничего не мог сделать.
Эльф, который всё это время не двигался со своего места и не поднимал головы. Тот, который был в капюшоне при каждой нашей встрече. Тот, кто уговаривал пантеру!
– Ты – эльф, владеющий голосом! Прямо как бабушка.
– Она послала меня присмотреть за вами, когда Герб отправился искать вас.
– Присмотреть за нами, чудак? Я не помню, чтобы ты сильно заботился обо мне.
– Лиам!
Я прыгаю в его объятия, и он ловит меня на лету.
– Ух ты, – говорит Кина, – ты очень быстро восстанавливаешься.
– Если кто-нибудь ещё заберётся на эту платформу, мы повалим дерево. Пойдём, пойдём, коротышка.
Я больше не маленькая девочка, за которой нужно присматривать, защищать от тех, кто нас окружает. Он это знает, и я это знаю, но мне нравится быть его коротышкой.
Мы спускаемся на поляну, где нас ждёт часть семьи. Я слышу, как новость о моём пробуждении передаётся из уст в уста. Через несколько минут все солнечные эльфы окружают меня. Пришли и другие члены Совета, целитель и бабушка. Я обнимаю её.
– Так же упряма, как твоя мать, – отчитывает она меня.
И начинает ругать меня за риск, на который я пошла, за глупую идею превратить себя в дерево.
– Это было ненадолго, чтобы солнце не увидело меня.
Лиам молча благодарит меня и показывает мне свою метку. Теперь она выглядит завершённой – круг и лучи. Идеальное солнце. Герб тоже подходит ближе.
– Ты сумасшедшая, Зойла. Ты слишком человечная.
Тон его голоса передаёт ту же теплоту, что и его кожа, когда он сидел рядом со мной в лесу и ел лепёшку. Я обнимаю его, и он обнимает меня в ответ.
Все эльфы расступаются, когда члены Совета подходят к нам. Они идут с непокрытыми головами, их белые туники касаются земли, не пачкаясь. Раймон, стоявший позади меня, присоединяется к ним. Все молчат. Старший из советников делает шаг вперёд, останавливаясь в нескольких сантиметрах от меня. Он вызывает такое уважение, что я почти боюсь.
– Человек, – его голос, кажется, исходит откуда-то из-под белой туники, – ты солгала нам, ты солгала солнцу, ты подвергла риску свою жизнь, жизнь своего брата и жизнь Герба.
Я не знаю, что сказать. Я пытаюсь посмотреть на Раймона, который всё ещё стоит рядом с ними и уклоняется от моего взгляда. Лиам, Кина, бабушка… Все они сделали несколько шагов назад, и только Герб остался рядом со мной.
– Примите во внимание, что она не знает правил эльфов.
– Она не знает, Герб. Но ты знаешь, что не можешь выступать перед Советом без разрешения, – тон его голоса не допускает возражений.
– Сэр, я…
– Прекрати перебивать меня. Мало того что ты, маленький человек, такая, как есть, но пожалуйста, не заражай всех эльфов. Иначе всё может кончиться гораздо хуже, чем с пантерой.
Я расслабляюсь, потому что его тон изменился. Теперь он только притворяется, что сердится.
– Ты сильно рисковала, но таковы люди. Импульсивные, сумасшедшие, страстные. Думаю, нам просто придётся привыкнуть к этому.
Теперь они сами говорят о том, чтобы привыкнуть ко мне, к нам.
– Я уйду сегодня же и больше не буду вас беспокоить.
Возгласы огорчения множатся в моей голове, но я борюсь с ними.
– Моя вторая бабушка одна, и нам есть что рассказать друг другу.
Все они прощаются и обнимают меня, но вскоре возвращаются к своим делам и своим медленным, ловким движениям. Я обещаю Лиаму и Кине, что скоро приду навестить их, и подмигиваю ей, когда говорю брату, чтобы он рассказывал ей сказки. Я отправляюсь в хижину дедушки, чтобы попрощаться с ним, и меня охватывает печаль от мысли, что, возможно, это прощание будет последним. Я никогда не встречала его, но что-то подсказывает мне, что он значительно облегчил бы моё пребывание в эльфийском мире. Он изгнал отсюда отца, но кажется, теперь я понимаю, чего он боялся, и мне жаль, что у него не будет возможности объяснить мне это.
Я подхожу к его дереву и без труда взбираюсь на него. Когда я выхожу на платформу, я немного кашляю, чтобы обозначить своё присутствие. Здесь же нет двери, в которую можно постучать. Бабушка выходит из-за занавески. Я снова обнимаю её и замечаю, что её тело слишком маленькое. Я не заметила, что она тоже по-своему измотана, как и бабуля. Она потеряла дочь, её муж умирает, а сын и внуки едва не погибли в лапах той самой пантеры, которая разорвала грудь дедушки.
– Все закончилось, – говорю я, пытаясь подбодрить её. Но когда я говорю это, я понимаю, что дедушка лежит, умирая, в гамаке в нескольких метрах от меня, и чувствую себя глупо.
– Успокойся, я понимаю, о чём ты. Но и его время на исходе.
У меня что-то обрывается внутри, когда я слышу эти слова. Её муж вскоре умрёт. Эльфы живут гораздо дольше нас, его время ещё не пришло, и я не могу представить, каково это – прощаться с тем, с кем ты разделил всю свою жизнь. Неважно, что они живут в таком медленном темпе, неважно, что они не знают, каково это – плакать или смеяться от любви. Они любят по-своему. Прощаться со всем этим сразу, наверное, очень тяжело. В голове внезапно мелькнул образ отца: как сильно он страдал, когда мама умерла?
– Он очень любил её. Как умеют любить только люди. Она изменилась, когда встретила его. Герб и твой дедушка пытались заставить её уйти от него, но это было невозможно. Она пела по утрам, она украшала свои волосы цветами, только чтобы пойти к реке посмотреть на себя, и когда твой отец приходил к ней, мы все это знали, потому что она спотыкалась, поднимаясь и спускаясь к хижине, она забывала утром смешать ягоды. С того дня, как твой отец появился на озере со своей нелепой удочкой, мы потеряли её, и это был лишь вопрос времени, когда она исчезнет навсегда.
В её голосе нет упрёка, только печаль. Та печаль, которую эльфы отказываются чувствовать.
– Но Лиам теперь здесь, и я буду приходить к тебе, когда смогу.
Бабушка пытается улыбнуться, но поворачивается к дедушке.
– Вы бы отлично поладили, я уверена.
Они отказываются чувствовать печаль, чувствовать любовь, чувствовать гнев. Но я всё больше и больше убеждаюсь, что это не так просто, как им хотелось бы думать. Бабушка так грустит, что это причиняет мне боль. Она единственная, кто всегда относился ко мне хорошо, кто никогда не сомневался во мне
