вы безобидная? — с деланным укором возразил я.
Княгиня возмущенно подбоченилась, а потом продолжила:
— Я умею быть милой! Если твоя соседка потеряла память, ей будет полезнее оказаться в обществе женщин. Поверь, так будет лучше…
— Полагаю, что так и впрямь будет лучше, — подтвердила Нечаева. — К тому же Людмила Федоровна всегда отзывалась о княгине Чеховой исключительно с уважением.
Бабушка довольно улыбнулась.
— Правда? — кокетливо уточнила она. — Как приятно! Мужчинам не понять, насколько важна женская дружба. Они даже уверяют, что мы не умеем приятельствовать.
Отец закатил глаза, а потом мы обменялись с ним понимающими взглядами.
— Пожалуй, нам стоит спуститься в приемную, — предложил я, и князь с готовностью кивнул.
Бабушка махнула нам рукой и выхватила у меня саквояж, о котором я уже успел позабыть.
— Позвольте, я сама! — обеспокоенно предложила Арина.
Но багаж уже перекочевал к призрачному миньону, который с важным видом двинулся в сторону моей комнаты.
— У тебя же там ничего не разбросано? — запоздало поинтересовался отец.
Я потер лицо ладонями, пытаясь представить, как дамы отреагируют на брошенное на полу ванной полотенце и разобранную кровать. Я привык, что Виноградова все это время обеспечивала порядок во всем доме, включая мою комнату.
— Ничего ужасного, — отмахнулся я.
— Мужчины… — донесся из-за приоткрытой двери укоряющий голос бабушки.
— Пойдем отсюда подальше, — предложил Филипп. — И сделать это лучше поскорее. Поверь, я слишком хорошо помню, чем обычно заканчиваются отповеди нашей родственницы.
Уговаривать меня не пришлось. Мы быстро спустились по ступеням, и отец оценивающе осмотрел приемную.
— А тут у тебя неплохо, — заявил он и отшатнулся, наткнувшись взглядом на полотно Залежного. — Жуткая картина!
Я пожал плечами.
— Подарок от довольного клиента…
— Уж не того ли художника, которого обвинили в краже собаки? Я слышал, что он с ней побирался с гитарой наперевес, верно? — с подозрением уточнил Филипп Петрович.
Я усмехнулся:
— Все было совсем не так. Его оговорили, не был этот парень никаким гитаристом.
— Разве он не жил в цыганском поселке? — удивленно спросил отец. — Мне всегда казалось, что все обитающие там танцуют и поют.
— И еще у них живут ручные медведи? — с иронией уточнил я. — Не думал, что ты мыслишь так стереотипно…
— Да не в этом дело! — возразил князь. — Там поселился довольно специфический народ. Они пытались высаживать всякие дурманящие растения, но вызванные туда природники из жандармерии сделали почву непригодной для подобных посадок. Так эти олухи принялись выращивать грибы! И не самые безобидные, к слову… Пришлось отделу вновь отправляться туда.
— Может, стоит расселить этот поселок? — предложил я.
— А ты попробуй, — ухмыльнулся отец. — Местные вцепились в этот клочок земли, считая, что могут там промышлять разными делами без пригляда жандармерии. Но, справедливости ради, стоит признать, что там и впрямь очень уединенное местечко.
— А что, если открыть там какой-нибудь тренировочный лагерь? — предложил я.
— И кто станет мотаться туда ради подобного? — с усмешкой спросил отец. — Рано или поздно, возвращаясь с такой тренировки, можно остаться без денег. И ценностей. И телефона… И при этом тебя не будут грабить — местные просто заболтают тебя так, что ты сам отдашь им все, только бы они отвязались… Говорю же: довольно специфическое место!
Я покачал головой:
— Не знаю. Но собачке, которую Залежный выкупил за рубль, там было хорошо.
— Собачке, говоришь… — задумчиво протянул князь, потирая подбородок. — Быть может, там разместить питомник для служебных собак? Там хватит места для дрессировки и выгула.
— Хорошая идея, — одобрил я. — Владельцы домов будут рады получить за свою собственность хоть какие-то деньги. А те, кто самовольно въехал в чужие помещения, будут вынуждены искать другие места обитания.
— Это хорошая мысль, — кивнул Филипп. — Нужно ее обдумать. Обсудить с разными людьми и подать в Императорскую канцелярию бумагу.
Он прошелся вдоль стены, рассматривая другие картины.
— Любопытно… выглядит красиво, — произнёс он. — Не знал, что у тебя такой вкус.
— Это полотна принадлежат Виноградовой.
Отец прошел в мой кабинет и встал у окна.
— Яблоковой, — поправил меня он, глядя во двор. — Привыкай называть ее новым именем. А то скажешь при ком-то ее настоящее имя — и придется объяснять, что ты имел в виду. И даже Арина Родионовна не сможет тебе помочь.
Я вошел в комнату и прикрыл за собой дверь, чтобы нас никто не мог услышать.
— Что ты знаешь о ней? — спросил я, скрестив руки на груди.
— Все, что должен, — сухо ответил князь, повторив мой жест.
— Мне стоит беспокоиться?
— Я не желаю тебе зла, Павел Филиппович. Ты должен это понимать.
Я потер переносицу, чтобы не сказать чего-то неуместного.
— Ты выбрал профессию, которую я никогда бы не пожелал для своего сына, — продолжил князь. — Но мы оба понимаем, что указывать тебе что-либо прав у меня нет. Я потерял это право тогда, когда ты покинул мой дом. И у меня не хватило смелости забрать тебя обратно.
— Смелости? — удивился я.
— Мне было страшно, Павел, — ответил мужчина спустя несколько секунд напряженной тишины. — Я понимал, что не справлюсь, и не смогу дать тебе заботы и любви, которую должен дарить ребенку родитель… Мне пришлось убеждать себя, что причина кроется в том, что времена тогда были лихие… Но они всегда были нелегкими! Мне всегда угрожали. Я знал, что будет нелегко, когда выбирал эту профессию. На практике все вышло куда серьезнее, но все же наивностью я не страдал. Твоя бабушка смогла меня подготовить. Она помогла мне, а я не сумел стать для тебя таким же маяком. У меня никогда не получится этого изменить — ты всегда будешь ждать от меня подвоха…
Я пожал плечами, не зная, что ответить. Но, похоже, Филипп и не ждал от меня слов. Он склонил голову к плечу, пристально рассматривая меня.
— Знаешь, я никогда не замечал, насколько мы похожи, — сказал он после затянувшейся паузы. — Я всегда видел в тебе только твою мать — тот же цвет глаз, та же улыбка… Но сейчас я вижу перед собой тебя повзрослевшего и понимаю, что у нас много общего.
— Дед тоже проверял
