Внешность у Темного самая обыкновенная. Мужик лет тридцати или чуть старше, одетый обычно в костюм или модную кожаную куртку. Всегда выбрит и подтянут. Этакий менеджер среднего звена. Только менеджеры не носят темных очков и не ходят с телохранителями. Я никогда не видел его глаз, и, наверное, никто не видел. Может, потому и прозвали так. Еще Темный умел становиться центром внимания и так же быстро уходить в тень.
Я подождал, пока он выйдет из клуба, и вышел за ними. Троица направилась к «бумеру», я не отставал. Сердце ухало, как колокол, но я и так слишком долго откладывал разговор. Сейчас или никогда!
– Эй, Темный! – крикнул я. Первыми обернулись телохранители. Обернулись – и стали подходить с двух сторон, медленно и уверенно. Я понял, что бросок между ними неизбежно приведет к поражению. Просто раздавят. – Я хочу поговорить!
– Погодите, – проронил он, и быки замерли. Темный прошел и остановился передо мной: – О чем поговорить?
– О ней!
– О ком? – Я видел, что он все понимает.
– Тебе девчонок не хватает? Вон их сколько вокруг!
Темный усмехнулся.
– Мой юный друг, – сказал он. – Мне неинтересно яблоко, падающее в руку. Я люблю борьбу. Тогда и победа кажется приятней. Не так ли?
Я молчал. Что тут ответить? Кость откровенно скалился, небритый Мексиканец смотрел изучающе и пристально. Кактус мексиканский.
– Борьба хороша, когда она честная, – наконец проговорил я. – Я один, а у тебя вон… – Я кивнул в сторону его шестерок.
Темный поджал губы:
– Думаешь, без них с тобой не справлюсь?
– Думаю! – вызывающе произнес я.
Он засмеялся. Те тоже заржали.
– Говорят, ты боксом занимался, – сказал он. – А я нет. Нечестно получается.
Я слегка опешил: откуда он знает?
Темный расхохотался:
– Не бойся, я тебя и так уделаю!
Я сжал зубы. Насмехается! Хотелось двинуть ему в морду, но что-то удержало. Не знаю, что. Может, интуиция. Хотя тренер говаривал: хочешь победить – наноси удар первым. Но я не нанес. Темный повертел головой, словно рассматривая меня, пошевелил бровями и сказал:
– Я знаю, что нам делать. Решим вопрос. Поехали! Или боишься?
Я замялся. Садиться к ним в машину не хотелось. А ведь назвался груздем – полезай в кузов. Сердце колотилось, но я держал себя в руках:
– Поехали.
Юлька, Кастет и Пит остались в клубе. Они не знали, куда я собирался ехать и с кем. Глупо. Очень глупо. Но тогда мне было плевать. Кто был в такой ситуации, тот поймет.
Садясь в машину, я заметил вышедшего на крыльцо Пита. Кажется, он смотрел в мою сторону, но мог и не заметить. Далеко было. Я подумал: не дать ли ему знать? Свидетель всегда может пригодиться. Я махнул ему рукой. Пит смотрел прямо на меня и, кажется, кивнул. Это хорошо.
Ехали мы недолго.
– Останови, – сказал Темный Мексиканцу, и тот аккуратно припарковался у Литейного моста.
– Пошли прогуляемся, – предложил Темный.
Мы вышли. Было темно. Цепочка фонарей уходила во мрак, и поздние машины быстро проносились по набережной. Темный пошел на мост. Я шел следом, чувствуя спиной взгляд «костяной головы».
– Кость, останься, – велел Темный, и я вздохнул спокойней. Напряженное сопение за спиной прекратилось. Мы поднялись на середину моста и остановились. «Наверное, скоро мост начнут разводить», – подумал я. Прохладный воздух обдувал лицо, белая ночь простиралась над Питером, я отчетливо видел «Аврору» и силуэт далекой Петропавловки. Чувство опасности утихло. Мне подумалось, что вот сейчас мы поговорим, как мужик с мужиком, Темный поймет, и все будет нормально. Что он, не человек, что ли?
– Я так понял: ты отступать не собираешься? – спросил он.
– Не собираюсь, – уверенно заявил я.
– Вот и отлично. Чтобы уравнять наши шансы, предлагаю следующее. – Голос Темного вдруг зазвучал по-иному: – Тот из нас, кто прыгнет с моста, будет считаться победителем в нашем… поединке.
– Что?
– Надеюсь, ты не думаешь, что я шучу? Я что, похож на шутника? Может быть, ты слышал, как я когда-нибудь шутил? – спрашивал он, а я растерянно молчал. Что он несет? Прыгать с моста? Это же самоубийство!
– Но это глупо…
– Так вот, – прервал меня Темный. – Тот, кому девушка дороже, прыгнет с этого моста здесь и сейчас. Тот, кто откажется, проиграет и больше никогда не подойдет к ней. Теперь мы в равном положении, согласен?
Он сумасшедший, но, похоже, действительно верит в то, что говорит. Я посмотрел вниз: высоко, очень высоко. Плавать я умею, но тут надо уметь не только плавать, но и падать. Между тем Темный перенес ногу через перила и сел на ограждение.
– Даю слово: прыгнешь – твоя девчонка! Решай, – сказал он. Он сплюнул в Неву и проводил плевок взглядом.
– А ты что, уже передумал? – усмехнулся я.
– Я еще не решил, – без тени иронии ответил Темный. – Может, ты и прав: девчонок вокруг хватает, чего из-за одной с моста прыгать? Ты как считаешь?
Вихрь закружился в голове. Безумства делают во имя любви. Любил ли я Юльку – я не знал. Просто не задумывался над этим. Нам было хорошо вдвоем. Мы дружили, помогали друг другу. И спала она только со мной. Это я знал точно. Но ради этого прыгать с моста?
А какой выбор? Испугайся я, и Темный добьется своего. Потому что морально будет сильнее. А если не по-хорошему, так силой. Затащат Юльку в «бумер» и… И милиция не поможет. Все знают, что у Темного все схвачено. Но соглашаться – безумие! Ведь никто не слышит нашего уговора. Ни свидетелей, ни посредников. Кто поручится за его честность? Я ему не верил.
Темный все читал по моему лицу.
– Не веришь? А веришь, что я твою девчонку рано или поздно поимею?
Почему я тогда сам его не сбросил?
– Давай, докажи, на что ты способен ради дамы! – Он перенес вторую ногу и встал, держась за перила, лицом к воде. Он выигрывал по очкам, и я тоже перелез через перила. Мы замерли над черной водой в двух метрах друг от друга.
– Ну? Начинаем отсчет? – спросил Темный. Внутри все сжалось, но отступить я не мог. Он правильно сказал: мы в равных условиях.
– А если прыгнем оба? – спросил я.
– Тогда я тоже проиграл, – сказал Темный. – Видишь, ничья в твою пользу!
Он не собирался прыгать! Все это только фарс! Я услышал шаги и оглянулся: за спиной, в полуметре, стояли Кость и Мексиканец. Я понял, что выбора действительно не осталось.
– Итак, отсчет пошел, – объявил Темный. – На счет «три»! Раз!
А может, не так все и страшно? Страшно, конечно, но если упасть «солдатиком», то все шансы есть! Плаваю я неплохо.
– Два!
Нет, слишком страшно. По-моему, никто, прыгнув с такого моста, жив не останется…
– Три!
…Нож соскользнул.
– Черт! – выругался я, глядя на разрезанный почти пополам палец. Не дожидаясь, пока хлынет кровь, я машинально сунул палец под струю воды. Боли я не чувствовал. И, глядя на кристально чистую воду, стекавшую с пальца, вдруг сообразил, что крови-то и нет. И откуда ей взяться, если сердце не бьется? Как же она будет течь?
Я вытащил палец из воды и посмотрел на него. Раны не было! На моих глазах она превратилась в едва заметный шрамик. Да я просто монстр! Может, меня и пули не берут?
– Это не все! – донеслось из текущей струи. – Ты узнал лишь малую часть. Приходи, приди к нам. Ты многое узнаешь…
Голоса звучали, сливаясь с журчанием в единый, сводящий с ума хор. Я протянул руку и закрыл кран. Голоса пропали. Бред какой-то. Голоса… Чьи голоса? Послышалось? Тогда почему я боюсь открыть кран?
Картошки расхотелось. И вообще, с того рокового дня я ничего не ел. Ну да, зачем трупу питаться? Какая ему польза? Смешно, да не очень…
«Итак, что мы имеем? – думал я, отрешенно бредя по ночной улице. – Имеем живого мертвеца, не знающего, как жить дальше. Глупость какая-то…» В ситуации, когда с человеком случается нечто ужасное, он подсознательно ищет того, кто может выслушать, помочь или хотя бы пожалеть. Но кто выслушает? Кто поверит? Мама? Маму я сразу отбросил. Она, как пить дать, упечет в больницу, а там я стану объектом для исследований. Юлька? Юлька впечатлительная, меня не бросит, но обязательно выкинет что-нибудь эдакое, что мужчина просчитать не в состоянии. Что-нибудь из женской логики. Нет, и Юлька отпадает. Остаются друзья. «Кому довериться, – думал я, чувствуя нарастающую горечь. – Кажется, никому. Алекс – трепло, Фил вроде нормальный пацан, но я его плохо знаю. Соваться с такими откровениями… Тут нужен настоящий друг. Может быть, Костя? В последнее время мы сблизились. Вообще, я щепетилен в таких вопросах. Вот так живешь: друзей куча, а коснись проблем, не знаешь, кому довериться…
А может, никому ничего не говорить? Что я, язык за зубами не удержу? Я же не баба! Живи себе, раз живешь. И все. И – никому!»
Слегка приободрясь, я отправился дальше. Люблю гулять по центру. Если бы не машины, заполонившие город и отравлявшие воздух, гулять по Петербургу было бы сплошным наслаждением. Я остановился у булочной, куда помятый жизнью грузчик живо затаскивал поддоны со свежим хлебом, и во всю грудь вдохнул хлебный аромат. И ничего не почувствовал. Никакого запаха. Что такое? Я вновь принюхался: ничего. Как будто грузчик носил не румяные свежевыпеченные батоны, а пакеты с пастеризованным молоком. Насморком я не страдал, выходит, у меня и обоняние пропало? Весело. Хорошо хоть, вижу и слышу.
