он – ещё нет. Иногда обстоятельства непреодолимой силы рушат все планы и сокрушают надежды. Как торнадо проносятся по воздушным замкам, оставляя за собой бесплотные руины. Можно принять это и пытаться жить дальше, можно не принимать. Каждый сам делает выбор. И всё-таки…
Я не ангел.
– Дверь заперта, но окна…
В переполненном автобусе стояла почти невыносимая духота, как это обычно и бывает летними вечерами. В унисон с июньским солнцем тепло источали и разгорячённые людские тела, пытавшиеся спастись от перегрева обильным потом.
– Как в сауне, блин, – простонал менеджер низшего звена, скованно снимая пиджак; лавандовая рубашка местами превратилась в фиолетовую. Вслух мыслят только ради сочувствия слушателей, но Андрей не обратил внимания на возмущение незнакомца. Его глаза скользили по дворам и тротуарам. Кое-где уже стояли будки торговцев квасом, отчаянно нуждавшиеся в продавцах, ибо покупателей с избытком хватило бы для достижения самых смелых плановых показателей. Чуть поодаль, в глубине, иногда мелькали детские площадки. Когда за окном осень, они выглядят заброшенными и жуткими, и неважно, есть ли там дети или нет; летом все эти незамысловатые качели, карусели и горки притягивали улыбки вне зависимости от численности малышей-оккупантов.
– А где-то сейчас ветерок, прохлада… – не унимался офисный планктон. К счастью, автобус затормозил, и Андрей смог сойти до того, как возмущённый жарой пассажир попытался бы расширить свой монолог до диалога. Видит Бог, он и так сказал всё, что нужно.
На лавочке у подъезда дома, в котором жил Андрей с семьёй, шла партия в шахматы, но она не была удостоена вниманием. Пока мальчик делал ход конём в атаке на пешку ухмыляющегося старика, Андрей успел миновать дверь с магнитным замком и вызвать лифт. Как долго пришлось ждать, сказать сложно, ведь время, проведённое в пустом мире, не имеет веса, оно как дым: такое же серое и такое же бесплотное.
Лифт поднялся на самый верх, и когда Андрей дёрнул за ручку, оказалось, что…
– Дверь заперта…
Тяжёлая металлическая дверь выдержала несколько сильных толчков плечом, и он перестал упорствовать. Как это ни странно, боль всё ещё имела на него влияние.
Нужен был другой выход.
– …но окна…
Ещё одна минута в лифте, и Андрей очутился на лестничной клетке девятого этажа. В одной из здешних квартир он и жил со своими девочками: с Диной и Машей. Жил до этого самого вечера. Смерть шла без спешки, но каждый её шаг был подобен подземному толчку. Бух – из тьмы вынырнула фура, бух – в лицо Андрею глядят остекленевшие глаза Маши, бух – маленькая Дина уснула вечным сном, и поцелуй даже самого благородного диснеевского принца её не пробудит.
(Лучше без всяких там принцев: оригинальная версия сказки куда жёстче и правдоподобнее.)
Теперь смерть стучится в дверь.
На полу уже собрались клочья пыли, она же успела тонкой серой плёнкой осесть на чашках и тарелках, оставленных на кухонном столе. Закатное солнце сквозь окно высвечивало витавшие в воздухе частицы и придавало пространству красноватый оттенок, словно в фантастическом фильме о мире будущего. О неоновом мире победившего киберпанка.
Андрей прошёл в спальню и остановился у окна. Закрытого, но без труда отпираемого изнутри. За двойным слоем стекла в раме сновали люди, ездили автомобили и летали голуби. Снаружи жизнь, а что внутри? Обернувшись, он увидел лишь следы своего пребывания в комнате: в спешке недозаправленная кровать, торчащий из выдвижной полки носок…
– Я иду к вам, – прошептал Андрей и распахнул окно.
– Бэтмен! – восторженно прошептал маленький мальчик, задравший голову вверх, вместо того чтобы копаться в песочнице как все нормальные дети…
Дверь неожиданно распахнулась, и в палату, чуть ли не пританцовывая, вошёл довольный доктор Емельянов с планшетом и ручкой.
– О, очнулся, жертва социал-дарвинизма! Как у вас дела, Максим? – обратился врач к интерну, от чего последний на секунду растерялся.
– Да ничего так. Общаемся вот, разговариваем…
Док перевёл взгляд на пациента. По лицу бывалого врача и не скажешь, но вид пострадавшего всё-таки вызывал у него беспокойство: чёрные круги под глазами на фоне нездорово бледной кожи делали парня похожим на Чезаре из одного старого фильма.
«А ещё эта чёлка! Знаем, плавали. Отвернёшься на секунду, и этот сыч вскроет себе вены канцелярской скрепкой».
– Да так, – пожал плечами «сыч», – кул-стори 1 делимся.
– Кул-стори – это хорошо, – усмехнулся Док, сурово глядя на интерна.
«Не тем ты занят, салага, ох не тем!»
Тот спешно освободил табуретку и отошёл к стене.
– Я бы тоже послушал, но давай сначала соблюдём формальности, – Емельянов приготовился записывать. – ФИО?
– Симеон Константинович Тёмный.
– Семён? – уточнил доктор.
– Эх, – театрально вздохнул пациент, – пускай будет Семён. Мне Симеон как-то больше нравится.
– Симеон…. Это что-то из «Истории государства Российского» Карамзина, нет? – пробормотал Док. – Кажется, был какой-то Симеон Гордый.
– Да, был.
– А ещё что-нибудь из истории помнишь? – ухмыльнулся доктор, попутно занося информацию в форму. – Или ты у нас по пейрингам 2 «Сумерек» да «Гарри Поттера»?
– Владимир, который изнасиловал Рагнеду, но стал святым; Василий Тёмный, которого ослепили просто «потому что»; Грозный, об которого в детстве бояре ноги вытирали, а ему – внезапно! – не понравилось; Сталин, у которого было своё видение благодарности, но у которого цель оправдала средства; «Атака мертвецов»…
– Всё-всё, хватит, – поспешил прервать Док, – всё с тобой ясно. Номер телефона, паспортные данные помнишь?
Симеон пожал плечами.
– Ну, ты, конечно, и хоббит. Адрес-то свой помнишь?
Адрес пациент помнил и озвучил, Док записал.
– Родные и близкие есть? Родители там, бабушка, девочка? Может, спиногрызы?
Симеон скривился.
– На что жалуешься, Константиныч?
– Голова болит, а так всё нормально.
– Поня-я-ятно… Ладно! – Емельянов всучил планшет студенту и развалился на табурете. – Давай, Кот Баюн, рассказывай!
– И что же мне рассказывать? – рассказчик попытался приподняться на локте, но вскрикнул от внезапной боли.
– Тих-тих-тих-тихо! – Док и Максим разом подскочили к страдальцу и помогли ему принять желаемое полувертикальное положение. – Не знаю даже, – Док развёл руками и уселся обратно на табурет, – что-нибудь из жизни своей, что ли. Интересно мне, какого цвета у тебя в голове тараканы.
– Ха! Ну смотрите, сами попросили…
«Я проснулась.
Я лежала на спине, и течение медленно несло меня головой вперёд. Мой взгляд упирался в своды тоннеля. Плеск тёплой воды звучал как голос. Голос успокаивающий и родной. Небольшие волны иногда накатывали на тело; казалось, что это поглаживания.
В конце тоннеля был яркий, очень яркий свет, но мне и так было хорошо. Я
