Если успею, то смогу застать князя и тогда, может быть, ему не надо будет уезжать так скоро и так надолго.
— Дима, я хочу сказать тебе кое — что важное, — собравшись с духом произнесла я.
— Что же? — с улыбкой спросил Дима, и мое сердце дрогнуло от жалости к нему.
Он не заслуживал меня, такую лживую, непостоянную, не умеющую сразу понять свои чувства. Без меня ему будет только лучше.
— Я… — Как же сложно произнести всего несколько фраз?! — Я…
Дима терпеливо ждал, с интересом глядя на меня. Такой добрый, ласковый и невинный. Боже, какая я злая! А еще на князя наговаривала…
Зажмурившись, я скороговоркой выпалила:
— Я не хочу выходить за тебя замуж, потому что не испытываю к тебе того же, что ты ко мне!
Замолчав, я осторожно приоткрыла глаза и посмотрел на Диму. Улыбка сошла с его лица, в глазах застыли грусть и озадаченность.
— Эт-то… — начал было он, немного заикаясь от волнения, — не обаятельно… Не об-бязательно, чтобы ты ч-чувствовала то же, что и я. С годами чувства могут измениться, ок-крепнуть. Я не обижусь, если ты…
— Нет, Дим, — прервала его я, не в силах слушать этот лепет. — Мне есть, с чем сравнивать. До недавнего времени я не понимала, что испытываю к нему, но теперь осознала. Тебя я люблю как брата, а в нем вижу мужчину. Я хочу быть с ним до своего последнего вдоха…
Я не назвала имя, но Дима меня понял. Выражение его лица ожесточилось. Он схватил меня за запястье и крепко сжал его.
— Он поиграет с тобой, как с игрушкой, и бросит! А в худшем случае станет питаться тобой. Вампир не может быть с человеком, это противоречит их природе!
— Он любит меня! — воскликнула я, вырывая запястье из рук Димы.
— Он только притворяется, что любит! Чудовища не могут испытывать такие чувства, как любовь.
— Он не чудовище, — прошипела я, с обидой глядя на Диму, который в одночасье стал пугать меня так же, как некогда пугал князь. — И он умеет любить всем сердцем! Я знаю о его чувствах! Я знаю его всего, потому что видела его воспоминания.
Сказав это, я невольно схватилась за запястье, где остался тоненький шрам и едва заметные следы от клыков князя. Дима бросил взгляд на мое запястье и ошарашенно произнес:
— Ты давала этому чудовищу свою кровь?
— Он умирал! У меня не было иного выбора…
— Ну и пусть бы умер! Одним кровопийцей меньше, — злобно произнес Дима.
— Я люблю его! — крикнула я, наконец-то признав очевидное. Вот только не перед тем человеком, который должен был это услышать. Однако слово — не воробей…
Дима вдруг посмотрел на меня как на прокаженную. Пошатнулся и сделал неуверенный шаг назад.
— Какая же ты глупая… и жестокая, — прошептал он, не сводя с меня взгляда, который пробирал до костей.
— Дим, прости меня… — пробормотала я, сделав шаг к нему.
Однако он уже решительнее отступил на два. Я замерла, поняв, что он не захочет, чтобы я приближалась к нему.
Развернувшись, Дима быстро зашагал вверх по улице, оставив меня в полном смятении чувств. О том, чтобы спешить домой и увидеть князя перед отъездом, я уже не думала.
Держась за правый бок, в котором вдруг что-то закололо, я медленно побрела к дому. Когда я вернулась, князя уже не было. Игнорируя вопросы Лиззи о том, голодна ли я и как прошло свидание с Димой, я поднялась к себе и закрыла дверь на замок.
На письменном столе одиноко лежало кольцо, пожаренное князем. Надевать его сейчас совсем не хотелось. Расставание с Димой оказалось куда болезненней, чем я себе представляла. Оставалось надеяться, что я приду в себя за две недели, и без всяких сожалений смогу надеть кольцо на безымянный палец правой руки.
Уснула я быстро, — видимо, сказалось душевное потрясение, — и проснулась тоже быстро. Слышались приглушенные гласа, топот ног и чей-то стон. Почувствовав неладное, я выскочила из постели, накинула халат и вышла из спальни.
Почему — то взгляд сразу же упал на пол, где прямо перед дверью в мою спальню алела небольшая лужица крови.
Похолодев от ужаса, я проследовала к следующей лужица, а затем к нескольким каплям, которые остались напротив гостевой спальни. Дверь была слегка приоткрыта, и из нее слышались голоса.
— Прижимай крепче, чтобы остановить кровь, — сказал Данияр.
— Да держу я! — отозвался Генрих.
Я распахнула дверь и влетела в спальню. На постели с закрытыми глазами лежал Дима. Его белая рубашка пропиталась кровью, а шею Генрих зажимал такой же красной от крови тряпкой.
— Что случилось? — хриплым от волнения голосом спросила я, не в силах оторвать взгляда от жуткого зрелища.
Данияр и Генрих одновременно повернулись в мою сторону.
— Этот идиот пошел патрулировать улицы в одиночку! — давя на рану Димы, раздраженно сказал Генрих. — И на него напал вампир.
— Тот самый? — дрожа всем телом, спросил я.
— Скорее всего.
— Его спас серебряный крестик, — спокойно пояснил Данияр, капаясь в медицинской сумке. — Ожег отвлек вампира, и Диме удалось сбежать.
— А потом этот везунчик столкнулся с толпой пьяных студентов, и вампир побоялся нападать на всех них, — добавил Генрих. — наш бом был поблизости, поэтому он тут и оказался.
— Он выживет? — спросила я, глядя на Данияра, который достал хирургические инструменты.
— Я сделаю все, что могу, — ответил воевода князя.
— Если будет умирать, обратим, — буднично произнес Генрих. — Не переживай за своего жениха.
Переубеждать его в том, что Дима больше не мой жених, я не стала. Время для этого было совсем не подходящее.
— Чем я могу помочь? — спросила я.
— Принеси таз с теплой водой, чистую тряпку и крепкий алкоголь, — перечислил Данияр.
Мы провозились с Димой до самого полудня. Лиззи, которой я сказала, что Дима после моего отказа нарвался ночью на драку и его сильно ранили, тоже активно помогала. На всякий случай я зашторила окна во всем доме, чтобы на Генриха и Данияра не попал губительный солнечный свет.
— Рана промыта, зашита и обработана, — заключил Данияр, вытирая руки чистой тряпкой. — Будем дежурить около него по очереди. Если заметите ухудшение, — воевода обратился к нам с Лиззи, — зовите меня или Генриха.
Я поняла, что тогда произойдет. Один из них обратит Диму в вампира. Но согласится ли он на такое? Вера он был так зол на князя, называл его монстром и чудовищем. Сможет ли он жить жизнью вампира?
Первой осталась дежурить Лиззи. Мы же с мужчинами отправились спать, однако сон ко мне не шел — слишком много
