отправил варить кофе. А сам принес стул для маленькой пожилой мадам, которая тоже не смотрелась бодрячком.
Остальные развернулись друг к другу. Тонг взглянул на сероглазую. Все посмотрели на нее.
Она сказала:
– Холст я восстановлю. Но работу с цветом и рисунком должен проделать художник, если есть шанс, что он согласится.
– Она уже согласилась, – сказала Мадам Куратор, – Сколько у нас времени?
– Я могу остановить мойр, но ненадолго. Может быть, на день или на два, – сказала сероглазая.
– Тогда доставка картины к художнице – наша забота, – сказал Жан-Кристоф, – я готов забрать полотно, когда вы, мадам, завершите свою часть работы.
Палладу еще никто на называл “мадам”. Но она не была против. Никто не ценит нового опыта так, как бессмертные боги.
– Я с вами, – сказал Тонг Старейшине, – так будет вернее.
Жан-Кристоф мог бы сказать Тонгу, что вернее дакотов ничего и никого не бывает. Но не стал. Дакоты не любят мериться словами, им неведомы понты и лукавое искусство саморекламы. Они просто делают то, что считают нужным и не бросают своих.
Сероглазая взглянула на Старейшину дакотов.
– Так и поступим. Сейчас мне нужно несколько минут в тишине. Я сделаю свою часть работы. После этого вы заберете полотно. Я позже присоединюсь к художнице, – Паллада сделал паузу, шевельнула левой бровью и добавила, – И еще, пока я занята картиной. Кто-нибудь успокойте ребенка. Кто-нибудь приглядите за беглянкой.
Она повернулась к Первой картине.
Все вежливо отошли. Кто-то отвернулся, кто-то пошел в другие залы, кто-то рискнул выпить кофе, который сварил безутешный Смотритель. Тонг поднял с пола книгу отзывов, расправил смятые страницы и прочитал несколько записей. Сосед с третьего этажа осторожно перевернул столик с коваными ножками и поставил его подальше от картины, словно столик еще был для нее опасен. Мадам Куратор вспомнила день, когда она пришла в хакотский Отдел хтонической и небесной живописи и с тех пор ждала, что появится Первая картина – такая хтоническая и такая небесная, но она даже представить себе не могла такую историю.
Усталая и расстроенная мама маленькой девочки, плакавшей с самого утра, совсем отчаялась ее успокоить. Но тут из ее кармана выпал телефон и его экран засветился голубым светом. Девочка и мама протянули к нему руки. На экране была Первая картина, та ее фотография, которую мама сделала на память. Девочка всхлипнула раз другой и притихла. Первая картина на экране была цела и совершенно невредима, включая самые важные кусочки.
Мартин не смог отвернуться от Паллады. Он так и стоял в нескольких метрах у нее за спиной, пока она вроде бы просто разглядывала поврежденный участок холста. Вдруг он почувствовал движение воздуха у правой щеки и вслед за ним цепкую хватку на плече. Небольшая аккуратная светло-серая сова села ему на плечо. Он не удивился. Сове больше некуда было сесть, чтобы наблюдать за своей хозяйкой. А нормальному мужскому плечу никак не может помешать аккуратная светло-серая сова.
Все невыносимые дни и даже все невыносимые ночи когда-нибудь заканчиваются. Так или иначе. Кто-то с боем прорывается из личного ада, разрывая колючую проволоку своим живым телом, кто-то тонет до черной глубины, задыхаясь от нехватки воздуха и от ужаса, надеясь и не надеясь достичь дна для спасительного толчка вверх. Кто-то сдается. Кого-то находит удача.
У людей бывает ад и в земной жизни. Так иногда складывается судьба.
Софи прорвала свою колючую проволоку и теперь удалялась. В голове не было мыслей, простые движения она делала на автомате. Опустошенность была благословенной. Можно было не думать, не задавать вопросов, не взвешивать вину и не искать причин.
Оставаться на месте Софи не могла. Эти дни в ее жизни запомнятся, как скользящий пейзаж, размытый из-за движения, как окно вагона, заливаемое снаружи нескончаемым дождем, как ветер, заставляющий плотнее закутываться в темные одежды. Сил было достаточно для бегства и их, к счастью, их совершенно не хватало для изматывания себя темными демонами. Движение на автомате. Минимум восприятия, минимум контакта, никакой фиксации, словно оторвавшийся от ветки последний лист мчится на ветру, и никакое случайное соприкосновение не остановит его бега.
Так иногда случается в жизни. На тебе не больше вины или греха, чем на тех, кто пьет чай в кресле под звуки дождика за окном, гладит кота, радуется близким или просто засыпает и просыпается живым в своей постели. А тебе выпал жребий, который нельзя кинуть заново, он твой, он тяжелый, он губительный, он несправедливый. Тебе никто не поможет. Даже никто не поймет. Ты должен сам себя спасти. Тебе самому придется решать, какой ценой выбираться и как жить дальше. Некоторым людям в этой жизни приходится платить огромную цену за то, что другим дается даром. Так иногда случается.
Софи вырвалась и теперь удалялась.
095. Ия, Афина и Первая картина
Ия закончила работу. Она вытерла мастихин и отложила его. Не глядя на картину, вытерла руки о мягкую ткань. Глазам нужен был отдых. Ия подошла к окну и посмотрела поверх крыш. Через пару минут развернулась к картине. Кажется, все хорошо. Ия пробежала взглядом по на восстановленному участку и еще различимой границе между ним и нетронутой поверхностью. Получилось неплохо, очень близко к изначальному варианту.
Обычно, работая с холстом, Ия не отвлекалась. Но сегодня ее забавляла светло-серая сова, изо всех сил пытавшаяся оставаться невидимой. Сова старалась очень усердно, и Ия, поглощенная работой, могла бы ее и не заметить. Но птица периодически сваливалась с приоткрытой дверцы книжного шкафа, на которую она присела в начале тайного визита, скребла когтями по ее поверхности и взмахивала светлыми крыльями в попытке удержать равновесие. Дверца шкафа при этом поворачивалась и поскрипывала.
Хозяйка совы была тут же и оставалась невидимой гораздо успешнее, хоть и не для Ии. Хозяйка совы и художница знали друг о друге больше, чем показывали. О чем знала сова, никому не было неизвестно.
Когда дело касается древних богов, в вопросах вежливости и этикета иногда возникают парадоксальные ситуации. Например, стоит ли поприветствовать богиню, если она предпочитает оставаться невидимой, а ты ее прекрасно видишь и, заработавшись, уже пропустила момент для вежливого приветствия.
Закончив осмотр, Ия подошла к сове и протянула к ней руку. Сова охотно и грациозно переместилась к Ие на запястье. Ия развернулась к Палладе и улыбнулась. Сероглазая полностью вернулась в видимый спектр, тоже улыбнулась, и неловкого момента удалось избежать.
Палладе не надо было приближаться к Первой картине, чтобы понять, что работа закончена.
