Но у нее был вопрос.
– Рада видеть тебя. Прекрасная работа. В первый раз и сейчас. Ты не просто норна? – Паллада сразу перешла к интересному.
– Спасибо. Я тоже рада. Возможно. Я еще не все понимаю, – ответила Ия сразу на все.
– Интересно. Как-нибудь, если ты не возражаешь, мы поговорим об этом. Ты исправила картину. А поломанные пути ты сможешь исправить? – спросила Паллада.
– Я могу попробовать. Но такого опыта в этот раз у меня не было, – ответила Ия.
– Займись этим, не откладывая, – сказала Паллада.
– Сколько у меня времени? – спросила Ия.
– Несколько дней совершенно точно, скорее всего, несколько недель и, возможно, месяцев. Беглянка очень сильна, даже если не понимает этого, и остальным тоже ни за что не дадут пропасть, – Сова перепорхнула Афине на плечо, – если возникнет срочность, я дам знать.
– Я сделаю. Но это не поломанная судьба. Это выбранный путь, давно и не здесь выбранный путь. Беглянка этого не может вспомнить, от этого ей очень плохо.
– Это многое объясняет. Очень редкая жертва, значит. Будем верить, что это было не зря, но это частная история, – тут Паллада рассеяла свою задумчивость и посмотрела Ие в глаза.
– Это и моя история. Мы должны помочь ей, – Ия тоже глядела в серые глаза Афины, – Ты не могла бы поддержать ее или научить меня как это сделать?
– Она не пропадет, за ней приглядывают. Но есть один вариант, раз ты беспокоишься. Сходи к дакотам. Найди их старосту в этом городе и попроси у него Энамати для Софи. Дальше все будет развиваться само, – Афина взглянула на сову, как будто та могла подтвердить ее слова, и продолжила, – Я тут рядом, если что. Не хочу ничего пропустить.
Ия кивнула.
– Спасибо за все. Приходи, если тебе захочется, – Ия улыбнулась.
Афина отступила и ушла. Входная дверь не издала звука и не шевельнулась, а совы и сероглазой богини ни в кабинете, ни в квартире уже не было.
Эту легенду об Энамати Ия нашла в глубинной сети.
Все случилось на заре истории богов. Афина, тогда совсем юная, недавно потерявшая свою лучшую подругу и переполненная этим горем, металась по полям и холмам. Ей не хватало незабвенной Паллады. Она не могла найти покоя и прощения себе. Оторвавшись от верных, но опостылевших спутников Афина очутилась на краю древнего леса.
Лес был мрачен, темен, и казался непроходимым. Однако одна узенькая тропинка, ведущая в его глубины, показалась Афине достойной ее легких стоп и подходящей для ее грустных мыслей. Афина последовала по тропинке почти бегом, словно пытаясь оторваться от попутчиков и от тяжелых дум. И она оторвалась.
Волшебная царственная сень леса отгородила ее от печалей последних дней. Вытеснила беспорядочно мечущиеся мысли. Вернула ее из прошлого в настоящее. Кругом была мощная и дикая красота. Древние стволы, бесшумные ручьи, диковинные травы и мшистые камни вдоль тропинки – все, буквально все, приносило отдых и радость глазам Афины.
Но не только Афине понравилась тропинка древнего леса. Древнему лесу приглянулась юная Афина. Он возжелал, чтобы в его мрачноватых пределах всегда бродила, бежала или просто была сероглазая богиня, оторвавшаяся от своих печалей. Древнее сознание леса никогда не растворялось в суете, и потому было очень могучим. Тропинка позади Афины сомкнулась, и ветви древних деревьев сплелись. Солнце едва проглядывало сквозь них. Развилок впереди не наблюдалось. Афина была обречена идти туда, куда ее вела тонкая тропа, окруженная волшебными, но непроходимыми зарослями.
Афина с самого рождения ненавидела принуждение, даже самое заботливое и деликатное, а это был настоящий плен. Она попробовала разобраться с лесом своей божественной силой, но лес был настолько древним, что ее усилия он вряд ли даже воспринял, как попытку освободиться. Может, он не заметил их, а может, он просто любовался Афиной, чтобы она ни делала. Докричаться до кого-нибудь Афина не смогла. Взлететь, прорубить лес или перенестись не было возможности.
Афине осталась лишь ее божественная воля. И Афина возжелала, чтобы рядом с ней оказалось что-то или кто-то, способный вывести ее из леса как можно скорее и без потерь. После этого Афина дошла до лесного ручья, окруженного зарослями сныти и квелой крапивы, присела на камень и стала ждать. Глупо вызвать спасительную помощь, а самой продолжать метаться.
Ждать пришлось недолго. Почтенного вида носатый дакотский старейшина появился как будто из ниоткуда. Он окинул Афину внимательным взглядом. Афина собралась обратиться к нему с внятной просьбой и внушительным божественным словом, но он предостерегающе поднял руку, и она промолчала. Дакот еще раз взглянул на Афину и пропал, перед исчезновением изобразив успокаивающий жест рукой. Афина восприняла это, как совет подождать и обещание вернуться. Она не противилась. Дакот показался ей надежным.
Минут через пять или чуть больше носатый странник вернулся. В левой руке у него было белоснежное яйцо идеальной формы и безупречной чистоты. Он вложил его в левую руку Афине, накрыл ее правой рукой, улыбнулся и исчез с легким кивком.
Афине было так интересно, что она забыла о неприятностях. Однако тем временем кто-то маленький, но настойчивый пытался пробиться через скорлупу. Афина разомкнула руки и увидела, как из яйца вылупился совенок или маленькая сова. Сова огляделась, сбросила остатки скорлупы, попыталась походить по руке Афины, а потом легко вспорхнула к ней на плечо. Тут Афина узнала имя совы. Аккуратную серую сову звали Энамати.
Подробностей о том, как Афина и Энамати выбрались из леса, не сохранилось. Но они точно выбрались и уже не расставались. У Энамати множество волшебных умений. Одно из них – умение пройти там, где не пройдет никто. А еще Энамати – самый лучший друг.
Так, пройдя через странный лес, Афина умерила свою печаль, обзавелась верной спутницей, узнала о древних стихиях, с которыми непросто сладить даже олимпийским богам, и поняла, что есть тайное неболтливое племя странников, которому ведомы и подвластны древние стихии и тайные пути. Но рассказывать Афина об этом никому не стала. Она уже тогда была мудрой.
Ие эта легенда понравилась. Она решила последовать совету Афины, чтобы помочь Софи.
097. Зевс вступает в игру
Зевс спохватился поздно. Нет, он не упустил ситуацию с последней битвой, но пропустил ее начало. Гера, разумеется, считала, что Громовержцу давно следовало приглядеться к изменениям, случившимся в его обширном семействе: неожиданному оживлению и даже некоторому просветлению Аполлона, лихорадочной сосредоточенности Гефеста и вечно ускользающей по каким-то неведомым делам Афине. Но Зевс на этом этапе жизни очень не любил
