тоже говорил красиво, но, возможно, по-другому. Ей даже пришла мысль, что мужчины и женщины разговаривают на разных языках, но Александр посмеялся, и сказал, что на одном. Наверно, ему так хотелось. Девушка не всегда его понимала.
Теплое. Теплое – это приятно. Брызги холодной воды это красиво. Не очень приятно, но красиво. Весело. Однажды, она нашла зеркало. То, что она увидела, ее удивило. Там была тоже она. Вернее отражение. Вроде бы другая девушка, а на самом деле она. Она скорчила рожицу, и отражение ответило тем же. Повторила и рассмеялась. А та, что в зеркале, красивая. Интересно, она будет нравиться людям? – подумала Мария.
Имя. Оно ей не очень нравилось. Какое-то слишком серьезное, хотя и красивое. Мария, Мария, Мария. Он произносил его с восхищением и нежностью. Это было его имя для любви, о которой девушка еще не знала. С каждым разом она все больше принимала это имя, хотя наверное, понимая, что вскоре оно изменится. Н какое-то более детское.
Она ощущала себя ребенком, но не могла это осознать или выразить. Она была очень счастливым человеком. Она узнавала мир и видела его. То, что обычно люди не замечают, потому что давно привыкли жить.
Огромное небо. Ветер. Пчела на дереве. Песок, в который можно зарываться пальцами. Орущие голодные чайки. Они как будто подвешены в воздухе, когда просят есть. А по земле они вышагивают, и оказываются толстые. Спрашивается, куда они девают крылья и почему могут летать?
– А почему я не могу летать? – спросила она Александра.
– Скоро научишься, – задумчиво произнес он.
– правда-правда? А ты умеешь?
– Раньше, очень давно, умел. Потом крылья подрезали.
– А они у тебя правда были? – Мария посмотрела недоверчиво, – А куда ты их прятал? Покажи, где они у тебя были? – она не унималась, после чего молодой человек снял рубашку и показал лопатки, – вот здесь были.
«Интересно, могу ли я нарисовать себе крылья?»– подумал на какой-то миг художник, но тут же отмел опасную мысль. А вдруг не получится?
– Так значит и у меня были? – огорчилась девушка, – А кто же их забрал?
– У тебя они есть, просто ты не знаешь. Но я обещаю, что ты сможешь летать, – он обнял ее за талию и прижал к себе.
– Для тебя я все сделаю, и даже больше.
– А почему?
– Потому, что люблю тебя.
– А как это? – спросила она, хлопая большими ресницами.
– Это когда тебе очень хорошо, потому что ты рядом с тем, кого любишь. И ты хочешь быть с ним, и делать так, чтобы ему было хорошо. Это когда ты боишься потерять, зная, что если это случится, то ты умрешь. Это когда одним человеком дорожишь больше, чем всем миром.
– Значит ты меня любишь, и хочешь чтобы мне было хорошо? – спросила она смущенно.
– Да, очень хочу.
– А почему ты меня любишь, а я тебя нет? – она спросила по-детски, из интереса, но увидела, что молодому человеку стало очень грустно.
– Наверно, еще не научилась, – проронил он. – Неужели совершенно ничего не чувствуешь?
– Не обижайся. Мне очень хорошо и интересно. Мне ты нравишься, еще море, да и весь мир вместе взятый. Просто ты говоришь, что ради меня потерял бы все это. А я не стала бы. Мне интересно.
Александр шел по берегу и думал, что она очень похожа на ту далекую мечту, которую он любил очень давно. Но она его не любила. Эта тоже не любит. Хотя он – ее создатель. Она его творение. И почему-то неблагодарно, – с обидой подумал художник. Наверно, это чувствуют забытые родители. Или боги, – подумал он с долей самодовольства.
– А еще люди бывают? – спросила Мария.
– Бывают, только пока что от них лучше держаться подальше.
– Почему?
– Они могут быть разными. Злыми, хитрыми, завистливыми. Они увидят, что я тобой дорожу, и захотят отнять.
– Они, как и пчелы, тоже кусаются? – спросила Мария, которая всего лишь раз имел опыт зла. Она захотела погладить эту красивую полосатую букаху, но та больно ужалила, а потом умерла. Глупая – думала девушка. Разве она стала бы кусаться, если бы знала, что всем будет плохо?
– Нет, они не кусаются. Но могут сделать чего-нибудь похуже. Поэтому пока с ними лучше не встречаться.
– А когда можно? А вдруг они хорошие? Ты же тоже хороший. А покажи мне кого-нибудь хорошего. Ты же умный, ты же можешь.
Художнику очень не хотелось этого, но он пообещал. Он знал, что рано или поздно это случится. Что они живут в мире, который не терпит отшельников. Он знал, что не заменит ей весь мир, но хотел, чтобы она привыкла. Если не полюбила, то хотя бы привыкла и не могла представить себе мир без нее.
Еще она должна научиться быть послушной. И верить. Верить только ему. Для всего этого нужно время. Но, к его радости, училась она гораздо быстрее, чем дети. Знание просто приходило к ней, и она знала. В то же время, в ней была чистота, неиспорченность миром.
Зная правила социума, он уже нарисовал ей паспорт. Получился, а как же иначе? Теперь возможно все. Возможно, для того, чтобы она стала совсем настоящей, нужно время. Он вспомнил про яблоко. Ты – не делишес, но подождать придется.
Александр предусмотрительно убрал все вино, какое имелось в доме, а ключ от винного погреба носил у себя на шее. Ей лучше никогда не пробовать его. Не рисковать, – подумал молодой человек. Им овладела тревога и усталость. Пора домой, и они пошли. Девушка не сразу захотела, но художник пообещал ей краски, и сказал что научит рисовать. Конечно же, другими красками.
Вот так вот. Неизвестные спасительницы. И как вас теперь благодарить? На клочке бумаги был нацарапан адрес. Здесь я живу. Вот только кто я? Хороший вопрос. Память рисовала странные образы и картины. Олег брел по песчаному берегу и разговаривал сам с собой. Он где-то в глубине души знал, что это его давняя привычка. Может быть, я шизофреник? Тогда это прямой путь в больницу. Нет уж, спасибо. Одни уже вылечили. В глазах снова поплыли воспоминания. Ангел, студент прыщавый, льющий какую-то дрянь за шиворот. Точно, так меня отравили. Раньше травили травами, а сейчас…
– Ничем хорошим, сказал он сам себе. Остается работа над собой. Олег понимал, что наверно, это не совсем нормально, когда человек не знает, кто он. Если меня хотели убить, то зачем? Кому и что я сделал плохое? Вот этот адрес.
