билет на автобус и приготовился к путешествию. Три часа жизни придется просмотреть в окно или проспать, ворочаясь на неудобном кресле. Он достал блокнот и стал набрасывать штрихи. Как это странно, когда у тебя есть власть.
Ты смотришь на окружающих людей, а они все обычные. В своих мелких бытовых проблемах. В то время как ты можешь то, что в их головы даже не придет. Даже в мечтах. А со стороны я ведь тоже обычный, – подумал Александр. Если так, то что если они все со вторым дном? Ты становишься параноиком.
Вон та бабка-колдунья, ведьма старая. А тот мужик уже давно прожигает мой взгляд своим. Может быть – они знают? А кто же ты сам без своих красок? Сидишь, царапаешь карандашом, глядя в окно, и едешь неизвестно к кому. Эта мысль тоже прибила и пригвоздила к сиденью. Неизвестная. Он давно уже не знал ее, просто помнил. Старые впечатления и фантазии. Он приписывал ей то, что хотел видеть, и теперь это понимал.
Тяжелые мысли сопровождали его путь. И вот чужой вокзал. Такси. Прогулка по городу. Он не так плох, если его не ненавидеть, – подумал художник. Величие творца сменилось осознанием собственной ничтожности.
ОТ вокзала до больницы недалеко. Десять минут езды. Центр. Грязный рынок. Площадь, административные здания и старая городская больница. Здание было устроено полукругом, на манер монастырей. Не хватало крепостной стены, но сама архитектура позволяла этой стене быть. Посередине расплакалась церковь. Сколько здесь людей умерло? – подумал молодой человек, глядя на старые постройки. Прошлый, а то и позапрошлый век.
Врач оказался хорошим человеком. Он встретил брата и с каким-то пониманием и человечностью ввел в курс дела. Болезнь не была ему ясна, но девушка угасала на глазах. Как будто бледнела и выцветала.
– А вы нездешний? – почему-то спросил врач.
– Я с побережья.
– Где-то мы виделись, вот только когда? – он задумался, – Может быть… хотя вряд ли… обознался.
Только сейчас молодой человек вспомнил этого толстяка. Когда-то еще давно его жена покупала одну из ранних картин. Врач был с ней всего лишь раз. Но цепкая память не хотела отпускать мимолетное впечатление.
– Все мы на кого-то похожи, – проронил Александр. Почему-то ему не захотелось быть узнанным. Зачем? Какой в этом смысл? Просто чтобы у этого человека успокоилась память и приобрела новое впечатление?
– Не скажите, – доктор оживился, – каждый похож на самого себя.
– Все это философия, – раздраженно ответил Александр. Для нас, художников, человек – простой предмет с пропорциями. Набором общих качеств и индивидуальными особенностями. Если вы врач, то для вас должно быть так же. Человек – организм. Система с устройством. Вы же ищете аналогии? – его почему-то понесло. Он не до конца верил самому себе, но почему-то испытывал раздражение. Ему все меньше и меньше хотелось быть узнанным.
– Постойте. Художник? Точно. Ларочка тогда еще купила у вас «обреченные звезды». До сих пор в спальне висит. Рад познакомиться поближе. Мир – невероятно тесная штука.
Да уж, подумал Александр, а уж я как рад.
– Тесен. Так все-таки можно к ней?
– Зайти вы можете, но она вряд ли придет в себя. Это какое-то забытье. При этом организм переходит в что-то вроде состояния летаргии. Или…
Его голос исчезал где-то вдали. Молодой человек снова думал о своем. И вот она. Почему-то стало страшно. Александр увидел тело. Оболочку девушки, которую он когда-то любил. Он уже не сомневался, что творение его Марии явилось причиной угасания этой. Незнакомой, и давно ставшей чужой.
Ну что ж, чем-то всегда приходится жертвовать. Она чужая, и теперь уже ненастоящая. Он уходил с ощущением пустоты. Вины не было. Одна только решительность, упорядочившая мысли. Ты был палачом для старой грязной свиньи, и ты сотворил свою любовь, и ты же приговорил свое прошлое, оставляя его умирать на постели старой городской больницы.
Только бы не встретить этого надоедливого доктора. Посчастливилось, и улица обдала свежестью и суетой. Теперь к себе. Творить свое. В конце концов, она сама виновата. Все, что происходит, наверное к лучшему. Разве в моей власти подарить жизнь и этой?
Он ехал домой к женщине, которая, как он надеялся, любила только его. Во всяком случае знала. Он хотел скорее ее увидеть. Но все же в душе оставался нехороший осадок. Он вдруг подумал, можно ли построить счастье на чужих костях. Наверняка да, чем старше город, тем больше его кладбище. Разве его жители должны быть несчастными?
Ей понравилось рисовать. У нее неплохо получалось, и Александр как-то подумал, что наверно вложил в не часть своего дара. Она рисовала неопытно, но уверенно и смело.
– А зачем ты рисуешь? – спросила она его вдруг.
– Я художник. Это мое призвание. Тебе нравится, как я рисую?
– Нравится. Мне и самой нравится рисовать. Мне только не совсем радостно от того, что я рисую.
– Почему?
– Я не могу нарисовать мысли. А ты можешь? – она спросила с надеждой.
– Художники в основном срисовывают. Они выхватывают что-то из действительности. Иногда они видят больше, чем другие, и за это их ценят. Нас любят за красоту и правду.
– А зачем копировать мир? – спросила она.
– Как зачем? Ты не только копируешь, но и вкладываешь свое видение, настроение, душу. Ты оставляешь в вечности мгновения, которые могут быть короткими. Ты позволяешь другим людям видеть это и переживать то же чувствро. Искусство рождает в людях хорошее.
– А я вижу все красивым а рисую не очень, – огорчилась Мария.
– Мне нравится, как ты рисуешь.
– А мне нет, – ее было сложно переубедить. Ее логика была проста, а слова искренни.
– Помнишь пчелу, которая меня укусила? Она умерла, и хоть она злая, мне все равно было ее жалко. Она сидела себе на цветочке и не просила, чтобы я ее трогала. А вдруг ей было больно? Я хотела нарисовать ее, но у меня не получилось. Та, которая настоящая, мне больше нравится.
Александр подумал о своем. Где-то, через многие километры, лежит девушка и умирает. Или уже умерла, кто знает. Виноват в этом он и никто другой. Она сейчас тоже, как та пчела. А та, что ее жалеет – его картина. Это сумасшествие.
Ему вдруг захотелось, чтобы Марию увидели другие люди. Смогут ли они это сделать? А даже если нет, что тогда? Даже если это его придуманный мир, в нем ему хорошо, и он будет его защищать, несмотря на муки совести. А ведь она сильнее, чем это кажется. Лиза умерла. Священника он сам
