Свежий воздух потянулся в запылённую квартиру.
– Зачем он это сделал? – прошептала она.
– Зверю не нужно тело, прикованное к больничной койке, ограниченное в движении, свободе. Чтобы его прокормить, одержимый должен легко перемещаться и продолжать убивать.
Полянский вздохнул и отошёл обратно к Кравченко, стал звонить в экстренную службу.
– Здравствуйте. Да, нужна скорая. Ранен полицейский при исполнении…
София почувствовала сквозняк. Оглянулась на приоткрытую дверь маленькой комнаты. Осторожно вошла и замерла, зажав рот рукой.
Узкая кушетка справа, поцарапанный шифоньер слева. У окна письменный стол с тумбочкой. В углу комод и книжная этажерка.
Полки над столом, стены, оконные рамы, поверхность старого шкафа – всё оклеено рисунками полной луны! В глазах рябило от белоснежных кругов над ночным городом. Луна высоко в небе, открытая или чуть затянутая облаками. Жуткая чёрно-белая пестрота! Сотни и тысячи полнолуний давили со всех сторон. Листки зашуршали, потревоженные движением воздуха.
Глядя именно в это окно год за годом Радин рисовал одну полную луну за другой. София поёжилась. На столе беспорядок из книг, старых журналов, ручек и обрывков бумаги. С краю только следы пыли смазаны и частично стёрты, эту тетрадь сдвигали. София приподняла синюю обложку, и различила слепившиеся между собой строки округлых букв!
«…моё голодное божество… свет луны вечен… жизнь тела …оно велит мне скрываться…».
«Это же его дневник! ***, а сумка в прихожей осталась!». Она, наклонившись, торопливо перелистала страницы. Полянский окликнул из комнаты:
– София! Что у вас там?
«Чёрт! Не отдам! Спрячу! Потом прочту!».
Мороз по коже! Не зная, что ещё предпринять, она заправила общую тетрадь впереди за пояс джинсов, натянула сверху кофту и запахнула куртку. И как раз вовремя. Полянский зашёл в комнату, отряхивая рукав пальто, остановился на пороге, ошеломлённо разглядывая покрытые полнолуниями стены.
– Вы уже видели такое? Это каждый раз так? – выдохнула она.
Медиум отрицательно покачал головой.
– Нет. Прошлый раз одержимый сделал для своего демона подобие алтаря. Приносил на него головы жертв. Нехилая такая гора тухляка набралась…
– Господи! – ахнула София.
«Заметит он следы на пыли или нет?».
Она нарочно качнулась назад, схватившись за книги на столе. Сдвинула их, стараясь скрыть отметины от тетради
– Ужас! Вы говорили, что это редкое явление.
– Да. Это всего лишь пятый зверь за мою практику. Идёмте. Сейчас приедет помощь.
– Как вы спишете это дело?
– У нас есть подтверждение того, что Радин – это Никонов, сведения о смене документов, письма его матери, выписки из дела Паевской. Его отпечатки в доме Синицыных и у Якуниной. Записи камер видеонаблюдения. Постовой, остановивший машину, когда Радин с Семёновой ехали за город, так же опознает его. Плюс есть видео с вашего телефона, думаю, сомнений в его психическом нездоровье уже ни у кого не останется.
Ролик она переслала и полицейскому, и детективу, пока дожидались приезда медиков. Кравченко спускали на носилках по лестнице. София пообещала себе, что непременно навестит Сергея в больнице.
Они ехали вниз на лифте, когда Полянский остановил кабину между этажами. София уставилась на него.
– Что вы делаете?
Потянулась к кнопкам, но он упёрся рукой в стену, отгородив от панели управления. Она оказалась задвинутой в угол.
– Пожалуйста, отдайте мне то, что забрали.
– Что? Я не… – ей не хватало воздуха.
– Нет. Вы всё понимаете. Жаль, что вы сжульничали. Этот дневник мне нужен. И я честно предупреждаю. Мне бы очень не хотелось ссориться с вами из-за него. И уж тем более, прикасаться к вам без вашего на то разрешения.
Полянский коротко облизнул губы, его негромкий голос звучал очень спокойно. Ни малейшей агрессии. Но София сжалась, машинально обхватив руками живот.
– Отдайте. Эта тетрадь докажет Дубкову, что я нашёл убийцу его дочери. Доля гонорара ваша, как обычно, – невозмутимо продолжал медиум.
– Не нужно денег. Дайте мне изучить его? Хотя бы на время? – глянула она снизу вверх.
– У меня контракт и жёсткие сроки.
– А у меня – карьера и научный интерес! Дайте мне хотя бы копии сделать?
– Нет. Эта информация не для обывателей. Нельзя выдавать это публике.
– Вот вы сука, Полянский! – фыркнула она.
Чуть расслабившись, он хотел ответить. В это время где-то снаружи на лестнице раздался какой-то шум. Это был шанс. И София рванулась к дверям попытаться крикнуть. Среагировал он мгновенно. Левой рукой зажал ей рот. Притиснул к стенке и, удерживая, правой быстро нырнул под одежду, обшарил бок и живот, выхватил тетрадь.
Софию трясло то ли от страха, то ли от злости. Он сразу отпустил её, отодвинувшись, насколько это было возможно в тесноте кабины. Убрал дневник убийцы во внутренний карман. Разблокировал двери, лифт двинулся вниз.
– Сволочь! – взвизгнула она, подскочила, пытаясь расцарапать лицо.
Врасплох не застала, но атака явно его удивила. Руки перехватывал осторожно, но крепко, не оставляя ей возможности добраться до глаз или вцепиться в бороду.
Барахтающимся клубком они выкатились из лифта на первом этаже, чуть не опрокинули бабулю из местных, София сбила с него очки. Тяжело дыша, чувствуя, как горит от румянца лицо, она оттолкнула Полянского, нашла взглядом лёгкую оправу на сером полу.
– Сука!
Плюнув ругательством, она яростно растоптала ботинками очки, и почти бегом бросилась на улицу.
24.
Он, чуть прищурившись, посмотрел ей вслед. Вздохнул и присел подобрать обломки. Нет, тут уже ничего не починить. Эту пару он делал года три назад, очки обошлись почти в пятьдесят тысяч. Сейчас наверняка будет дороже.
«Эх! Попросил же по-хорошему. Да кого ты обманываешь? Нельзя было так поступать. Ей или мне? Обоим!».
Тимофей чувствовал себя паршиво.
«Распоследнее ты ***! Она пошлёт тебя раз и навсегда, и будет права! И никогда ты её больше не увидишь. Идиот!».
Его плеча легонько коснулась бабуля, которую они чуть не сбили с ног, увлечённые своими разборками.
– Ничего, помиритесь ещё. Милые бранятся – только тешатся!
– Не, мать, не получится помириться. Обидел сильно, – покачал он головой.
– Вернётся, не переживай! Жена, да муж – змея, да уж. Ты пережди, пока сердится. А потом – с лаской, с подарком! Да, чай, как-нибудь сообразишь, если любишь…
– Это в твоё время, мать, с любовью попроще было. А сейчас, вон, видишь…
– Извините! – его окликнули. В подъезде стояли два озадаченных парня. – У вас всё нормально?
– Э… Я тут… –
