тухлым мясом. У медиума освободились обе руки, он подхватил с земли у костра большой мешок с солью, который они принесли с собой, и одним широким жестом швырнул, рассеяв её над чудовищем.
Огромная пиявка резко сжалась и выгнулась от боли. Разъедаемая солью слизистая оболочка мощного тела с тихим шипением слегка дымилась в свете фонарей. Не выпуская приманки, оно мотнуло головой (или где там у него рот располагается?), сбило с ног медиума бараньей тушей.
– Руби его! – заорал Полянский, спеша подняться.
Шипов наклонился за топором, почти не соображая, что делает. Но монстр дёрнулся к воде, потащив за собой. Пальцы едва коснулись топорища. Ноги в сапогах пропахали глубокие борозды в заболоченной земле. Николай стал отступать назад. Подбежавший детектив тоже добавил свой приличный вес, и они вдвоём подтянули тварь к иве наверх на берег.
Чудовище резко изогнулось, выворачиваясь сероватым брюхом вверх. Круглым скользким боком свалило и прижало к земле Полянского, тот едва вскрикнул, пытаясь высвободить придавленные ноги. Шипов схватил с земли один из топоров. А огромная пиявка выпустила измочаленную баранью тушу и повернулась к нему.
Круглая присоска в коротких шипах по краям, как оскаленная сердцевина хищного цветка. Из этой гладкой глотки вперёд выдвинулись три пары челюстей, напоминающие гребни, покрытые множеством острых мелких зубов, торчащих в разные стороны. Трёхконечная звезда в ошмётках свежего мяса.
«Как ручная пила!» – Николай понял, что не может двинуться с места.
Время потекло медленно, казалось, всё вокруг завязло в слипшихся минутах. Скользкий мешок мышц с зубастой звездой в пасти плавно устремился в его сторону. Шипов не осознал, когда замахнулся, но с силой опустил топор, попав в круглый край шипастой присоски. Из рассечённых мускулов лилась вонючая чёрная кровь, а он бил снова и снова, не помня себя. Тяжёлая и подвижная тварь пыталась дотянуться до него, а он рубил её, как извивающееся дерево с круглой пастью.
Полянский, со вторым топором наперевес, налетел с другой стороны. Непонятно, сколько времени прошло. В ночной тишине раздавались только их хриплое дыхание и хлюпающие влажные удары железа по телу отвратительного животного. И вот они уже, тяжело дыша, стояли вдвоём над искрошенной тушей в луже холодной крови, блестящей в свете фонарей.
Шипова просто колотило от пережитого, у него тряслись руки, и лязгали челюсти, уже дважды прикусившие язык. Медиум, подойдя, ободряюще хлопнул его по плечу.
– Геройство со страху – всё равно геройство! В одиночку я б не справился. На, поправь здоровье.
Полянский дал ему плоскую небольшую флягу. И пока Николай, стуча зубами по металлическому горлышку, отхлёбывал что-то душистое и крепкое, постепенно согреваясь, его друг облил склизкие останки бензином и поджёг. Чудовище полыхало и ужасно воняло тухлым мясом. Пришлось сжечь сапоги и рукавицы, но походные куртки и брюки ещё оставалась надежда отстирать. После, переобувшись, звякая в полутьме лопатами, перекопали землю, зарыли, что осталось после кострища.
6.
От грязи пришлось долго отмываться, соблюдая при этом максимально возможную тишину в доме.
Всю одежду сгрузили в стирку, липкая чёрная кровь мерзкого животного быстро засыхала и тяжело пахла мясным гнильём. Хорошо, что Шипова не видала этой гадости, поздний сон уберёг тётку от потрясения. Переодевшись, молча сидели на кухне при одной лампочке в абажуре под потолком. Чай вскипятили в блестящем хромом электрическом самоваре – гордости и слабости Василисы Матвеевны.
Тимофей добавил хозяину в стакан к крепкому чёрному чаю с чабрецом оставшийся ром из фляги. Уродливая речная тварь не шла из головы. Он уже прикидывал, как зарисует завтра эту громадную пиявку в своём альбоме. Жаль, темно, толком не измерить было, придётся более или менее на глаз обозначать размеры монстра.
К Николаю почти вернулся некоторый румянец под редкой и неровной светлой бородкой, и священник перестал напоминать восковую статую. Да уж, такое не каждый день увидишь!
– Тимофей Дмитриевич, и как ты один с этим справляешься? – покачал он головой.
– Во-первых, Николай, не справляюсь. Во-вторых, не один, – хмыкнул Полянский. – Друзья помогают.
– Я думал, у тебя нет друзей.
– До недавнего времени я тоже так думал, – Тимофей не удержался, взял из высокой вазочки с конфетами и печеньем баранку с маком, разломил пополам, и макнул сдобу в сладкий чай. – Но последние дела уж очень забористые получаются. И, смотрю, Николай, хорошая команда подобралась, слаженная и разношёрстная.
– Команда?
– Ну, или группа поддержки. В любом случае, легче и спокойнее работается, когда есть, кому тыл прикрыть.
– Ясно. А мне теперь как дальше?
– Да так же. Как и прежде. Служить во благо. Охранять души от всех ересей и расколов, и заблудших вразумлять, и обращать на путь истины, – вполголоса продекламировал Тимофей и допил чай. – Надо лечь поспать, до рассвета ещё часа четыре, отдохнём.
Шипов достал для гостя свежую наволочку и принёс плотное покрывало, постелил Полянскому на кухне на диване и ушёл спать к себе.
Тимофей почувствовал навалившуюся усталость. Он вдыхал запах земляничного мыла, которым Василиса Матвеевна перекладывала бельё в ящиках комода, и, задрёмывая, сонно размышлял:
«Ох, как завтра всё ломить будет! Спину уж точно потянул… Так. Хех. Я, София, Кравченко, Шипов, Габриэль. Команда мечты. Медиум, психолог, полицейский, священник и монстр. Натурально – флэш-рояль!»…
Продолжение в книге «Полянский. Детектив-медиум. Новое дело».
